Издательство «Директ-Медиа» представляет книгу Анны Лаврёновой «Тонкая синяя линия. Жандармы и общество на закате империи».
В обществе Российской империи сформировалось практически единое, с небольшими оговорками, иррациональное негативное представление о чинах Отдельного корпуса жандармов. Для многих они стали зловещим символом царского произвола. Однако львиная доля общественного внимания была прикована к обсуждению лишь некоторых скандальных сторон деятельности офицеров охранных отделений, тогда как регулярная практика железнодорожных жандармов, составлявших абсолютное большинство чинов Корпуса, практически полностью выпадала из поля зрения общества. Жандармы были крайне малочисленны, но широкий спектр функций различных жандармских учреждений предопределил размывание их корпоративной идентичности до такой степени, что внутриведомственные противоречия не раз становились причиной всё новых скандалов, подхватываемых публикой и прессой и лишь усугублявших общественное недовольство «синими мундирами». Картина взаимоотношений жандармов с различными профессиональными и социальными группами, представленная в книге, позволяет проследить механику процессов, приведших к моральной победе революции, без которой невозможна была бы и фактическая.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Жандармы и революционеры
Разумеется, наиболее интенсивно и масштабно было взаимодействие жандармов и их непосредственных подопечных, представителей противоправительственных течений, составлявших политический авангард российского общества. Граница разделения идеологического пространства на тех, кто являлся объектом внимания политической полиции и тех, кто оставлял ее равнодушной, в действительности была весьма призрачной. Наблюдение устанавливалось скорее по необходимости, исходя из поведения, связей и намерений конкретного субъекта, нежели в силу определенных политических убеждений. Жандармы николаевских времен, те и вовсе тащили в свои отчеты всякий любопытный вздор. Они бережно собирали и препровождали в Третье отделение все городские сплетни, пусть бы и самые ничтожные. Эта практика породила целый массив документов, который так и называется: сводки агентурных донесений о слухах и толках. К концу XIX века у жандармов, конечно, уже были дела поважнее, нежели сбор сведений о пропавших котиках или составление подробного описания торжественного наряда великой княгини Марии Николаевны, однако, судя по всему, соответствующая привычка осталась.
Бывало, что жандармы вели наблюдение и в благих неполитических целях. Так, например, начальникам семи жандармских управлений было предписано оказывать полное содействие барону Де-Бай, ехавшему по заданию французского Министерства народного просвещения на Кавказ с научными целями. Как известно, в силу отсутствия внятного законодательного регулирования семейной жизни, жандарм по умолчанию был фигурой, на которую страдающая сторона семейного конфликта, случившегося в высшем обществе, могла возлагать надежды на содействие и защиту, так что в значительном количестве ситуаций с участием жандармов политический подтекст отсутствует как таковой.
Вообще не будет ошибкой утверждать, что архивы политической полиции — это подлинная энциклопедия русской жизни, и чего там только нет. Иммунитетом в отношении интереса со стороны органов политической полиции априори не обладал практически никто. Наблюдение осуществлялось за бароном К. П. Фредериксом, двоюродным братом министра Императорского Двора В. Б. Фредерикса, бывшим Нижегородским губернатором, отстраненным за взяточничество.
Более того, силами тех же органов велся надзор даже за членами императорской фамилии: ещё III Отделение осуществляло наблюдение за поведением и состоянием здоровья великого князя Николая Константиновича. Примечательно, что и сам командир Корпуса мог оказаться под наблюдением, но уже не своих подчиненных, а сотрудников «чёрных кабинетов». Для людей, ведавших перлюстрацией, неприкосновенными были вообще всего две персоны — действующий министр внутренних дел и император. Естественно, основными клиентами карательно-розыскного аппарата самодержавия оставались представители радикальных политических течений. Рассмотрим теперь, каким же образом проявляли себя чины «голубого ведомства», и каким образом запечатлелись их действия в воспоминаниях революционеров.
Теоретически, существовало два основных метода взаимоотношений политической полиции с революционными организациями: первый предполагал длительное наблюдение за противоправительственной организацией и мгновенную ликвидацию в момент её расцвета; второй, получивший распространение после первой революции, заключался в оказании систематического и неослабевающего давления на революционные круги посредством регулярных арестов наиболее видных их деятелей. К числу особых приемов политической полиции относятся перекрестное наблюдение, дезинформация, дискредитация революционеров перед лицом их товарищей, и, наконец, провокация.
Аресты зачастую производились «впредь до выяснения причин ареста», а обыски нередко служили для сбора улик, а не производились на основании уже имеющихся данных. В преддверии беспорядков, приуроченных к определенным дням революционного календаря, практиковался также гуманный «предупреждающий арест», ограниченный только пятью днями вместо трех месяцев, положенных за участие в демонстрации.
В ходе дознаний жандармские офицеры пользовались всеми общими правами полиции, установленными для дознаний по общеуголовным преступлениям, а также всеми специальными полномочиями, соответствующими по своей юридической природе полномочиям судебного следователя. Так, в числе полномочий жандармских чинов при производстве дознаний по государственным преступлениям находились: розыски, словесные расспросы, негласное наблюдение, сохранение следов преступления, принятие всех установленных для следствия мер пресечения обвиняемому способов уклоняться от дознания, осмотры, освидетельствования, обыски, высылки, предварительные допросы с составлением протоколов, подписанных давшими показания и, в случае отказа, понятыми. Помимо этого, как и следователи, жандармы имели право заключать под стражу даже в том случае, если наказание обвиняемого не влекло за собой лишения или ограничения прав состояния. О том, могут ли жандармы привлекать лицо в качестве обвиняемого и допрашивать его, закон 19 мая 1871 г. умалчивал, тем не менее, это практиковалось, что, по мнению К. П. Краковского, являлось прямым нарушением принципа отделения административной власти от судебной.
