В издательстве «Никея» вышла книга Анны Леонтьевой «Я верю, что тебе больно. Подростки в пограничных состояниях», в которой она честно делится историей борьбы с клинической депрессией своей дочери.
Как родителям распознать, что с их ребенком случилась беда и он, несмотря на внешне благополучную жизнь, внутренне раздавлен? Как не обесценить испытываемую подростком душевную боль и вовремя оказать ему помощь? Кроме личной истории автора, в издании собраны мнения и советы квалифицированных специалистов для родителей, чьи дети переживают сложный жизненный этап. Они успокоят взрослых, подарят им решительность на поле сражения за здоровье, спокойствие и счастье своего ребенка и помогут наладить с ним близкие и доверительные отношения в этот непростой для всех период.
В книге поднимаются сложные и крайне важные темы: как грамотно реагировать на подавленное, угнетенное состояние подростка и появление у него суицидальных мыслей; как не обесценить его терзания и отнестись с вниманием и пониманием к его боли; как не утратить доверие своего ребенка и сохранить с ним близкие и доверительные отношения.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
В ожидании своего первенца я собирала и публиковала самые разнообразные материалы про материнство, естественные роды, младенческий возраст, «донашивание» ребенка после родов (моя профессия журналиста помогала мне). Вся эта информация нужна была не только читателям: я хотела, чтобы, когда младенец выйдет из меня на свет, у меня была четкая инструкция по его выращиванию. По кусочкам, по фрагментам я собирала те сведения, которые сейчас можно в полном объеме найти у хороших психологов, опытных акушерок, мудрых мамочек. Конечно, всё равно первое время один на один с ребенком — а бабушек и дедушек рядом, как водится, не было — это время противостояния тебя и твоего маленького человечка огромному количеству советов, поступающих извне из вроде бы солидных источников: врачей-педиатров, твоих старших родственниц, книг (в 90-е, на которые пришлось детство всех моих троих детей, это были книги доктора Спока, заботливо принесенные, как правило, мамой или свекровью)…
Первый и, к счастью, последний совет, которому я лишь единожды последовала, «от доктора Спока и иже с ним», — это «дайте ему накричаться». Этот опыт настолько запечатлелся у меня в памяти, что я до сих пор готова всхлипнуть, когда вспоминаю тот день. Было так. Замученная непривычным непрерывным общением с новорожденным, я решила как-то раз всё же «дать ему накричаться», как заклинание повторяя про себя: «Пусть он поймет, что я не всегда могу сразу подойти, он же сыт, он же переодет, мы же уже погуляли…»
Я вышла на кухню и с независимым видом начала заваривать чай под нарастающее младенческое бурчание, в котором слышалось недоумение моей нерасторопностью. Когда недоумение моего проснувшегося малыша стало переходить в беспокойство, а потом в явный испуг, я почувствовала, что не очень понимаю, куда именно наливают кипяток для заварки. Когда в его воплях послышались нотки отчаяния — я поймала себя на том, что стою у двери и почти скребу по ней ногтями. Должна сказать, что довольно быстро сломалась: уровень стресса от моего странного воспитательного порыва намного превышал совместимый с жизнью. Когда я наконец подхватила на руки и приложила к груди мокрое, красное и перепуганное дитя, оно посмотрело на меня с незабываемым выражением горя и укора — иначе не могу передать этот взгляд и всхлип перед новым погружением в мое тепло… До сих пор рада, что после этого я выбросила книжки доктора Спока и перекрыла канал трансляции полезных советов в формате «Оставьте его одного, он же может кричать из вредности», «Не приучайте его к рукам, сами же потом пожалеете» и «Кормление по часам — залог вашей будущей счастливой совместной жизни»…
Всё это я рассказываю, чтобы еще раз подчеркнуть: понимать, что проблемы наших детей оттуда, из детства, — больно, но необходимо. Диагноз — половина пути к выздоровлению.
Когда ребенок только рождается, его сознание еще максимально находится в хаосе, оно расфокусировано. Он находится в мире образов, фантазий, теней. Постепенно сознание начинает структурироваться. Он начинает узнавать маму, ее лицо. Жизнь начинает приобретать всё больше конкретики. Маленький ребенок в возрасте нескольких месяцев фиксирует мамин образ, радуется ей, и для него очень важен эмоциональный контакт с мамой в этом возрасте.
Психотерапевт Константин Владимиров рассказал о таком довольно страшном эксперименте: мамам 8–9-месячных детей давали задание играть с ребенком, который сидит в коляске, и вот мама играет, веселится — но в какой-то момент вдруг останавливается и делает каменное лицо. Просто смотрит на ребенка — но с неподвижным лицом. Что происходит с малышом? Сначала он пугается, начинает кричать, пытается привлечь внимание, потом начинает плакать, у него начинается истерика. А задача мамы — оставаться с каменным лицом.
Что происходило дальше? Надо сказать, что часть мам просто не выдерживала. Но у тех, кто продолжал эту «игру», в какой-то момент дети просто… замирали! Здесь срабатывает такой инстинкт: «Чтобы не перенапрячься, чтобы не умереть, чтобы на крик не пришли в пещеру хищники и не съели меня — нужно замереть». И ребенок это делает. Он отстраняется от мамы и замолкает. И вот здесь происходит первая фиксация депрессивного опыта. «Тот объект, на который моя психика обычно реагирует, за который она цепляется, та единственная опора, что есть в моей жизни, — почему-то разрушилась, эта опора не живая. Я не знаю, что делать. Я кричу — опора не оживает. И тогда единственное, что мне надо сделать, чтобы я не разрушился в своем хаосе, — я должен уйти во внутренний мир».
Ребенок успокаивается не потому, что ему стало легче. Он замолкает, чтобы его не съели условные хищники. Срабатывает заложенный в него механизм защиты. Но при этом он переживает невероятный ужас. И вот здесь формируется первый опыт тотального одиночества. У психики есть такая функция: в случае какой-то сильной стрессовой ситуации мы отходим на шаг назад, пока не найдем опору. И если впоследствии ребенок делает шаг назад и не находит опору, второй шаг — опоры нет и так далее, тогда он уходит в самую первую свою фазу, где он испытал вот этот ужас непереносимого одиночества, где, чтобы выжить, ему нужно было замереть. Это психологи называют довербальной детской травмой.
Не удержусь и приведу несколько очень важных для матери и для младенца цитат из книги Людмилы Петрановской «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» на эту тему: «Нашим предкам довольно странной показалась бы идея положить ребенка одного в нечто вроде деревянной клетки и уйти. Как можно оставить такого беспомощного детеныша в одиночестве? Да, мы живем не в пещере и даже не в избе, младенца из прекрасной детской, в которой все подобрано по стилю и цвету, не утащит в лес дикий зверь и не загрызут крысы. Но он-то этого не знает! Его инстинкт, за сотни тысяч лет выращенный эволюцией ради его безопасности, говорит одно: либо ты рядом со своим взрослым, либо пиши пропало. Инстинкт матери, который теми же сотнями тысяч лет подогнан к инстинкту ребенка, как две сложнейшие детали одного механизма, твердит то же самое: не оставляй его, не позволяй ему долго кричать, это опасно для него и для тебя».
«Для него и для тебя»… Для тебя: из этого не-следования собственным чувствам, которые явно заложены в мамочек самой природой, может вырасти либо тревожность и чувство вины, либо наоборот — привычка отстраняться от ребенка, его нужд, его болей и его криков. В более позднем возрасте это выражается в отношениях «Пусть справляется сам, он же не маленький». Для него: наличие рядом мамы или другого постоянного любящего взрослого, готового утешить в младенческом возрасте, закладывает, как говорят психологи, «базовое доверие к миру». То есть младенческий возраст формирует в ребенке либо ощущение прочности окружающего мира и его значимости в нем, либо неуверенность ни в том, ни в другом.
«Отчаяние, которое накроет его, когда он так и не докричится и заснет в изнеможении. Раз накроет, два, десять, а потом это отчаяние обживется внутри да и останется с ним навсегда, накрывая в моменты жизненных трудностей невесть откуда взявшимся иррациональным убеждением, что "всё бесполезно, никто не поможет, я обречен"» (Людмила Петрановская). Дальше разорванная связь может привести к более тяжелым патологиям отношений: когда родитель или родители вовсе не понимают серьезности проблем и уровня боли ребенка. В самом крайнем случае, когда родитель умеет добиваться послушания своего подростка посредством «сильных» слов и жесткого отношения к его проступкам, чувствительный ребенок может не выдержать будущего ужаса морального уничтожения (даже воображаемого) за проступок или ошибку (несданный экзамен, разбитая ваза — всё что угодно!) со стороны родителей и уйти: из дома или из жизни — всё зависит от момента и от его состояния в этот момент!
К сожалению, как бы ни было горько нам, родителям, это читать — довербальная детская травма существует, и да, могло быть так, что мы неосознанно нанесли ее ребенку. Но — это я хочу написать огромными буквами: НИКОГДА НЕ ПОЗДНО НАЧАТЬ РАБОТУ ПО ЕЕ ИЗЛЕЧЕНИЮ! Многие родители с горечью могут сказать: у нас, у меня этот момент упущен, мы недостаточно общались в детстве, плохо слушали, мало были вместе, а теперь всё безнадежно, формирование психики закончилось. Нет, психологи категорически против подобных выводов.
Формирование никогда не заканчивается! Для огромного количества людей большим и значимым событием могут стать новые отношения с родителями. Если бы родитель спросил семнадцатилетнего ребенка, с которым у него нет толком контакта: что ему сейчас надо, как ему можно помочь?.. Если бы дал знать ребенку, что он плачет по ночам из-за его проблем и не знает, как их решить… Постарался поговорить, попросить совета, поделиться тем, что происходит… Рассказал о себе в его возрасте, спросил: «Похоже ли это на то, что ты чувствуешь?» Такое новое начало отношений, такой налаженный в любом возрасте контакт, разговор, обмен переживаниями, доверие даст ребенку мощный запас прочности. Он, без сомнения, будет меньше, чем если бы это делалось с самого начала, но он будет. Сорокалетние и старше люди часто ходят к психологу, чтобы из своих родителей вытащить крупицу понимания — и не могут, увы! Из этого следует весьма практичный и в то же время оптимистичный вывод. Начинать налаживать отношения с собой и со своим ребенком можно и в его семь лет, и в его семнадцать, и в его сорок.
