Владимир Пастухов — доктор политических наук, научный сотрудник University College of London. Из разговора о коронавирусе как политическом акторе, опубликованного в нашем YouTube.
То, что происходит сегодня в России, и то, что происходит сегодня в Европе, — всё это свидетельствует о единстве человечества. И о том, что здесь образовался пелетон неудачников, в котором очень трудно выделить лидеров и арьергард — никто не оказался на высоте.
Сейчас стало понятно, что все расчеты лишние, никто ничего не знает. Тот, кто изначально по-дедовски на самой ранней стадии «перекрыл кислород», выиграл. А тот, кто дождался больших цифр, рассуждая о стадном иммунитете, оказался в глубоком кризисе. Лидеры правой волны — Трамп, Джонсон — оказались людьми, которые пытались заболтать тему и выстроить какие-то большие схемы. А люди традиционного склада, вроде Меркель, просто действовали, опираясь на инстинкт, опыт и традиции.
В этом смысле Россия скорее подтвердила свое соучастие в мировых процессах, чем заняла какие-то лидирующие позиции.
В России на федеральном уровне вначале отнеслись к вирусу как к проблеме принятия поправок к Конституции. Как к политтехнологической проблеме, которую надо правильно сформулировать. Если бы не участие в этом деле Собянина, который удивительным образом себя проявил, ситуация была бы значительно хуже. Собянин стал триггером того, что инстинктивное беспокойство в России началось на более ранней стадии, и может быть отчасти это России и поможет.
Мне кажется, Мишустин — такого же типа. Он технократ и, в некотором смысле, продукт путинской эпохи, но уже не ее креатор. Он — такой тип человека, который прагматично реагирует на вызовы, отбрасывая «большие идеи».
Правительства правой волны оказываются наиболее уязвимыми. Они острее других отреагировали на пока относительную угрозу их статусу как лидирующей державы и на относительно возросшую конкуренцию. В этих странах была ставка на новый такой постмодернистский национализм. В некоторой степени это иррациональная волна, которая апеллирует к эмоциям нации, а не к ее здравому смыслу. Например, Джонсон и Трамп — в некотором смысле братья-близнецы: Трамп со своим «сделаем Америку великой снова», и Джонсон с его «вернем контроль» — это люди, которые делали ставку на накопившееся раздражение, на ненависть к истеблишменту, на дефицит чувства самогордости. Во многом это политика, в философии которой есть какой-то скрытый, подавленный «версальский синдром», но тем не менее что-то в этом есть.
В той или иной степени Путин — это тоже лидер этой же самой волны, точно такой же эксплуатант версальского синдрома. Только, как и всегда положено с Россией, он был предтечей. Для меня Путин, Джонсон, Трамп — это одна цепочка мировых лидеров, одного типа. Удивительно, что они ссорятся.
Для личного авторитета и для авторитета философии ура-патриотизма — при всех разницах ее в Великобритании, в России и в США — вирус будет тяжелым испытанием. Он поможет каким-то силам, которые будут опираться на более традиционные, левацкие представления о справедливости, распределении и так далее, прийти к власти. Депрессивный мир с рецессией, растянутой на годы, — мир, в котором безработица, как 40–50 лет назад, станет существенным фактором социальной и политической жизни, — будет другим, потому что он будет более этатичным.
До пандемии никто не сомневался в том, что Трамп будет переизбран. Все инвестбанкиры, знакомые мне, делали расчеты исключительно на то, что вопрос о переизбрании Трампа практически предрешен. А сейчас нет. Сейчас я думаю, что для него эта ситуация очень паршивая. Может, он каким-то чудом из левого уха достанет в сентябре вакцину, бог же любит фокусы, но тогда это будет другая игра.
Вирус оказался наказанием, лакмусовой бумажкой, сам по себе оказался тестом, который показал несостоятельность этих красивых, постмодерн-националистических идей. Всем этим «правым» будет тяжелее, чем Германии, Португалии — то есть тем, кто этих трюков не совершал.
Германия странным образом подтвердила свое лидерство в Европе в ситуации с коронавирусом. Взять две новостные сводки: развитие ситуации идет по экспоненте, Великобритания только выходит на пиковые нагрузки и будет находиться в них две-три недели. Общество дико изнемогает от ограничительных мер: терпеть больше уже никто не может, де-факто люди начинают прорываться на улицу, больше ходить, это чувствуется. Идет дикое давление на правительство снизу: «Когда, когда вы это всё отмените? Когда детей бросят в школы? Мы платим деньги за учебу, а наши дети не учатся», — то есть все озверели совершенно.
Правительство раскалывается, экономическая ситуация критичная. Объявлено, что ожидаемый спад экономики Великобритании — 35 %, если эти меры по локдауну прорвутся. Начинают возникать голоса: «Ребят, пусть все помрут, но экономику надо спасти». В этой ситуации исполняющий обязанности председателя правительства Рааб выступает и жестко говорит: «Я полагаю, что в ближайшие две недели вопрос о смягчении мер карантина не актуален».
В это же время в Германии очевидно ситуация под контролем. Огромная территория страны вообще не задействована. Новое количество зараженных спадает, смертность на фантастически низком уровне, хотя там тоже есть своя фишка, они тоже манипулируют цифрами, с моей точки зрения, — что происходит в домах престарелых и с теми, кто умирает дома в Германии, мы не очень хорошо понимаем. Тем не менее всё равно эти цифры намного лучше, чем в остальной Европе. Выступает Меркель и говорит: «Я полагаю, что дальнейшее ужесточение карантина в ближайшие две недели наверное не актуально». То есть Рааб говорит, что у него реальная критическая ситуация развивается, но они обсуждают, слезать с этого карантина или нет, а у нее ситуация очевидно стабилизируется, но обсуждается вопрос, усиливать карантин или оставлять. Это разница ментальности, культурная разница, но это и разница политических команд. Старая консервативная политика в Германии, старое отношение к политике сыграли, возможно, спасительную роль.
Но правительство никогда не может сделать всё за людей. Все общества, в которых есть вот этот социальный «муравьиный» рефлекс, выходят из ситуации лучше. Швеция, Тайвань — естественно, что там будет прекрасно, потому что там достаточно пустить по муравейнику ток, электрический сигнал, и муравейник выстраивается в матрицу: надо — сидит, надо — встает, надо — пошел голосовать. Оказалось, что дисциплинированность общества — это колоссальный ресурс. И он в этой ситуации сыграл.
Оказалось, что в англосаксонском обществе этот рефлекс не развит ни на грош. Объявленные меры карантина, с моей точки зрения, действуют на 40–50 % от того, как должны были бы действовать. Народ их как бы соблюдает, это какую-то нагрузку снимает, но о 70 % исполнения норм смешно говорить. В центре, может быть, опустело. Но я вижу со своего балкона: весь день поток людей идет в парк. Первое, что сделали в Лондоне, — закрыли 40 станций, чтобы народ не кучковался. В результате вся эта толпа народа (60–70 % населения продолжает работать) сгруппировалась на пересадочных обходных станциях. Там была такая давка, что этот собянинский полицейский контроль отдыхает.
Одно последствие вируса можно предсказать стопроцентно: это резкое уменьшение во всем развитом мире количества самодостаточных и самодеятельных экономически людей. И резкое увеличение количества тех, у кого жизнь и выживание целиком и полностью зависит от общественных фондов. Такие люди и сейчас, и до вируса были на Западе, но пропорция этих людей резко увеличится. А пропорция тех, кого мы называем средним классом (но не в русском понимании этого слова, а в нормальном), резко уменьшится. Соответственно, любому правительству потребуется создать очень значительные фонды прямой поддержки, косвенной поддержки, создания общественных работ, стимулирования… то есть будет огромное количество фондов, которые надо распределять. Там, где появляется функция массового распределения больших финансовых активов, резко возрастает роль бюрократии, в любом случае: это всё надо обработать, это всё надо получить… Это изменит в существенной степени государства и привнесет, назовем так, квази-социалистический элемент.
Плюс это увеличит тягу к выравниванию состояний. Вопросы, которые назревали в отношении сверхбогатых, обострятся, тоже надо будет принимать какие-то решения. И, конечно, это основа не для того, чтобы такие, как тори или как Трамп, оставались у власти. Чтобы им остаться, им придется приложить максимум усилий, и есть два пути: либо эти силы «переобуются на ходу» и сами станут левее левых, что, собственно, они и собираются делать, и тем самым потеряют свою привычную политическую идентичность, либо они будут просто сметены, серьезно сметены, потеряются на значительное количество лет.
