В апреле 2006 года Игорь Клямкин выступил с лекцией «Приказ и закон. Проблема модернизации России» в клубе «Билингва». Сегодня мы публикуем лишь часть его лекции. Полный текст доступен здесь.
Клямкин реконструирует опыт модернизации в России и делает свой прогноз. По его словам, новую технологическую модернизацию в России не получится провести без модернизации политической.
Игорь Клямкин — политолог, доктор философских наук, директор Института социологического анализа, президент фонда «Либеральная миссия».
28 апреля в клубе «Клуб» в рамках проекта «Публичные лекции Полит.ру» выступит китаевед Евгений Верлин с лекцией «Китай — Россия — Украина: геополитические качели». Регистрация желательна, но не обязательна.
Сегодня власть пытается представить себя как демократическую. И в этой связи она пытается представить себя как «мало чем отличающуюся» от любой власти любой европейской или какой-то другой демократической страны. Это требует определенной интерпретации и истории, которая должна выглядеть не каким-то отклонением от европейского пути, а частью европейской истории.
***
Я разобью все модернизации России на две группы. Первая группа — технологические, и вторая — социально-политические. Они не совпадали во времени, шли, как правило, асинхронно. Иногда пересекались, но, в принципе, асинхронно. Они проводились принципиально не так, как в Европе. Тем не менее в рамках тех целей, которые они перед собой ставили, были достаточно успешными. И весь вопрос в том, насколько их опытом можно воспользоваться сегодня. Дело в том, что очень часто к опыту Петра, Сталина обращаются как к позитивному. <...> При всём том, что они были успешными в рамках тех целей, которые они в свое время ставили, воспользоваться ими сегодня никакой возможности нет.
***
Технологическая модернизация Петра осуществлялась милитаристскими средствами. Она была сугубо принудительной. Смысл ее заключался в том, чтобы воссоздать узкий, очень немногочисленный модернизированный слой в виде шляхетства, или, как тогда оно называлось, дворянства, обучить его посредством посылки за границу, приглашения зарубежных учителей, открытия некоторых школ, прежде всего связанных с военным делом. При этом основная масса населения этой модернизацией вообще не затрагивалась.
Результатом было то, что удалось создать достаточно современную по тем временам индустрию, на порядок увеличить количество мануфактур и перейти на современный для того времени технологический уровень, прежде всего в производстве вооружения, в тех сферах, которые обслуживают непосредственно армию. Это был, повторяю, такой способ модернизации, который был связан с предельной милитаризацией всей государственной жизни, с тем, что практически все управленческие функции осуществлялись или контролировались военными. Гвардия стояла в том числе и над Сенатом, гвардейцы посылались для того, чтобы производить ревизию деятельности представителей власти на местах. В конце его царствования начальники военных частей осуществляли практически все гражданские функции на местах, в том числе и по сбору налогов. Наконец, была введена подушная подать, которая просуществовала до 1887 г., что было фактически совершенно неприемлемым по европейским меркам для мирного времени налогом, т. е. налогом не на недвижимость, не на доходы, а налогом на жизнь. Т. е. каждый платил его постольку, поскольку он в этой стране жил. Это была предельно милитаризированная модель, и страна практически управлялась так, как управлялась армия. Об этом писали многие историки, я ничего здесь нового не открываю. Тем не менее на Петра сегодня ссылаются в том числе, как я говорил, представители тех партий, которые считают себя либеральными. Потом они, правда, поправились, и в последние годы мы наблюдаем, как Б. Е. Немцов уже пропагандировал Александра II, что, конечно, ближе к той модели, которую они исповедуют.
***
Говоря о том, насколько для нас это всё актуально, важно осознавать эффект этой модернизации. Да, она позволила создать армию. Да, она позволила создать современные системы вооружения. Да, она позволила России стать военной европейской державой, чего раньше не было. Но это была модернизация, которую можно назвать экстенсивной, которая потом практически не раз повторялась, хотя и в других формах, и которая сводилась к заимствованию уже готовых инноваций за рубежом и их переносу. При этом собственных источников и стимулов для своих инноваций не возникало. Поэтому такая модернизация приводила к тому, что эта попытка догнать сменялась новым отставанием. Потому что реализовывали эту технологическую базу, т. е. не выходили из экстенсивного способа развития, а переводили экстенсивность на новый технологический уровень. После Петра этого хватило примерно на 100 лет, до того как в Европе началась Промышленная революция и стали видны ее результаты, в том числе и в военном деле.
***
Вторая технологическая модернизация имела место, как известно, в период Александра III и Николая II, и связана она прежде всего с именем Сергея Витте. Она не была принудительной и милитаристской, как при Петре. Но она имела с петровской то общее, что тоже осуществлялась государством. Государство было единственным субъектом этой модернизации. И она тоже распространялась на меньшинство населения. Она практически не распространялась на деревню, что, в конце концов, и взорвало страну. Осуществлялась она за счет двух источников: привлечения иностранного капитала и вывоза хлеба по принципу «Не доедим, но вывезем».
***
Милитаристский характер наиболее ярко иллюстрируется механизмом создания образа врага, в котором стояла особая модель — концепция перманентной гражданской войны в условиях гражданского мира. У Сталина она звучала как «Выселение классовой борьбы по мере приближения к социализму», когда постоянно имитировалась военная обстановка, все неудачи списывались на врагов. При этом эти враги были агентами других стран, зарубежных разведок. О том, как это происходило, можно судить по милитаристской лексике той эпохи: всё было «фронтом», всё было «борьбой» — от литературы до «чугуна».
Эта модернизация тоже была экстенсивной. Она тоже перевела экстенсивность на новый технологический уровень. Но, учитывая темпы развития в ХХ в., в принципе, она устарела уже через 20–25 лет, и после смерти Сталина его преемники — и Булганин, и Хрущев — говорили о том, что мы отстаем не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности, и в науке. Эта сталинская система также не создавала никаких импульсов и стимулов для собственных инноваций. В 30-е гг. за рубежом было закуплено 30 тыс. станков. О том, что это так, можно судить, в частности, по одному из писем Капицы Сталину в 1952 г., где он писал о том, что практически по всем направлениям советские наука и техника отстают от западной, а в тех случаях, когда в Советском Союзе раньше появляются новые перспективные направления, они блокируются. Так было, например, с радиолокацией, когда потом пришлось покупать радары у англичан в 1940 г.
***
После этого, все пятьдесят с лишним лет после смерти Сталина, страна стоит перед вызовом, ей надо проводить четвертую в своей истории технологическую модернизацию. Она до сих пор ее не может провести. Не может потому, что вызов современной технологии — это вызов интенсивностью, а среды, условий для интенсивности здесь нет.
Задача была осознана. Об этом говорил Брежнев, когда призывал соединить преимущества социализма с достижениями научно-технической революции. Об этом говорил даже Черненко, когда констатировал, что возможности экстенсивного развития исчерпаны. Об этом говорил Горбачев, который тоже поначалу пытался действовать в прежней логике. Вся его концепция ускорения связана с массовой закупкой оборудования за рубежом, для того чтобы форсировать отечественное машиностроение. Но все эти закупки проходили на всем протяжении советского периода. Когда они попадали в эту среду, они давали значительной меньший эффект, чем там, откуда они были завезены. Проще говоря, на этот вызов четвертой модернизации страна до сих пор не нашла ответа. А в поисках ответа на него она успела развалиться.
Она не может на него найти ответ по той простой причине, что ответ заключается в отходе от государственных модернизаций, т. е. модернизаций, осуществляемых сверху, единственным субъектом которых является государство, которое знает, что и как заимствовать и что переносить. Но оно само не может создавать инновационную среду без частного бизнеса, без его свободы и инновационной деятельности. Ответ состоит в переходе от государственных модернизаций к модернизации самого государства.
***
Модернизация государства — это не новость для России. В этом отношении наша история гораздо более полезна, потому что здесь происходило, начиная с XVIII в., интересное движение, связанное с переходом от приказной системы к системе юридической, системе законнической. <...> Петровская система сочеталась с законом, но закон был всего лишь средством для того, чтобы обосновать право на приказ.
Закон был средством модернизации. Всё, что здесь вводил Пётр, он реализовывал через свои указы. Начиная с Петра III и особенно Екатерины II здесь начался переход к государственности, который можно назвать правовым. Его «Указ о вольности дворянства» и «Жалованная грамота» Екатерины II дворянам и городам практически вводили в эту систему идею прав, пусть сословных, пусть распространяющиеся на отдельные группы, но они впервые вводили ее. В этом смысле движение в Европу началось не с Петра, не с нестяжателей, как нам сегодня объясняют. А оно началось именно с 1762 г. и было закреплено «Жалованными грамотами» 1785 г.
