Стенограмма лекции физика Михаила Данилова, прочитанной 23 ноября 2014 года в рамках Фестиваля публичных лекций #ЗНАТЬ – совместного проекта информационно-аналитического канала «Полит.ру» и Департамента науки, промышленной политики и предпринимательства г. Москвы.
Борис Долгин: Добрый день, уважаемые коллеги. Мы продолжаем Фестиваль публичных лекций #ЗНАТЬ, это совместный проект «Полит.ру» и Департамента науки, промышленной политики и предпринимательства правительства Москвы. Мы попытались охватить максимум областей знаний там, где мы нашли действительно значимых ученых. Впрочем, их гораздо больше, но кто-то в отъезде, кто-то занят. В любом случае, это – только избранные. Наша нынешняя лекция – по физике, ее проводит Михаил Данилов, и.о. главного научного сотрудника института теоретической и экспериментальной физики, завкафедрой элементарных частиц Физтеха, член-корреспондент РАН. Мы говорим о том, как выглядят последствия открытия бозона Хиггса с точки зрения именно физики элементарных частиц.
Михаил Данилов: Мне очень приятно видеть в зале такое количество людей, которые интересуются той областью физики, в которой я работаю, и я очень благодарен организаторам за приглашение сделать лекцию. Сегодня мы поговорим о том, закончилась ли физика с открытием бозона Хиггса. Как все здесь знают, я думаю, в 2012 году на Большом адронном коллайдере был открыт бозон Хиггса, последнее недостающее звено замечательной теории, которая называется «Стандартная модель» и которая описывает все, что мы с вами видим вокруг. В 2013 году Франсуа Эглер и Питер Хиггс получили Нобелевскую премию за его предсказание. Надо заметить, что Франсуа Эглер – это очень милый, эрудированный и немного застенчивый человек. Мне повезло познакомиться с ним еще до того, как он стал нобелевским лауреатом. Надо заметить, что очень многие нобелевские лауреаты, с которыми я пересекался, были в действительности очень застенчивыми людьми. Мне как-то повезло быть на одной конференции с великим Полем Дираком. Он был настолько велик, что вокруг него никого не было, он сидел один. А я был молодой и нахальный, подошел и спросил, что он думает про физику. И он начал серьезно-серьезно рассказывать мне, как он представляет себе физику, что нужна новая математика для того, чтобы объяснить все то, что мы видим вокруг нас. В то время, может быть, я не до конца оценил уникальность этого момента. Но вот сейчас решил рассказать вам про него.
А теперь перейдем к теме лекции. После открытия бозона Хиггса, который все уже привыкли называть последним кирпичиком или последним звеном стандартной модели, сразу же возникли разговоры о том, что физика закончилась, больше ее нет. Но надо заметить, что физику пытались похоронить много раз. Еще в 1900 году лорд Кельвин писал: «В физике больше нельзя открыть ничего нового, дальше только будет расти точность измерений». Но мы с вами знаем, что в физике произошла революция после этого. А в середине 80-х годов я был на одной конференции со знаменитым физиком Гелл-Маном, который, в частности, придумал кварки вместе с Цвейгом. В то время физики думали, что найдена теория, которая описывает все, ее даже так и называли – «теория всего», theory of everything. Гелл-Ман делал доклад на эту тему. После доклада я его спросил: «Ну что, в очередной раз физика закончилась?» На что он пошутил: «Ну что вы, остается еще столько технических задач!» Не прошло и года, как выяснилось, что «теория всего» вовсе не описывает всего, что мы видим с вами вокруг себя. Так и сейчас, с открытием бозона Хиггса – это только завершение стандартной модели. Очень красивой теории, может быть, самой красивой теории, которую когда-либо создавало человечество, которая описывает все, что мы видим вокруг нас. Но над стандартной моделью бьются даже не «два облака», как говорил лорд Кельвин в начале прошлого века об облаках, которые «вились» над физикой в те времена, а темные тучи – «темная материя» и «темная энергия». То, что мы знаем, это всего лишь 5% того, что есть во Вселенной. Поэтому можно сказать, что физика только начинается, и об этом – сегодняшняя лекция.
Перед тем, как рассказывать о новых вещах, я напомню, как же выглядит стандартная модель. Она выглядит очень просто и элегантно: материя состоит из атомов, атомы состоят из электронов и ядер, ядра состоят из протонов и нейтронов, протоны и нейтроны состоят из u- и d-кварков. Электроны в атоме удерживаются с помощью электромагнитного взаимодействия, его переносчиком является гамма-квант. Кварки внутри протонов и нейтронов и протоны и нейтроны внутри ядер удерживаются с помощью глюонов, с помощью сильного взаимодействия, переносчиком сильного взаимодействия являются глюоны. И есть еще слабое взаимодействие, его переносчиками являются W- и Z-бозоны, слабые взаимодействия приводят, в частности, к β-распаду нейтрона на протон, электрон и анти-нейтрино. И, наконец, имеется бозон Хиггса, который дает массы всем частицам, он найден в 2012 году на БАКе.
Кроме протона и нейтрона существует еще много других «адронов» – так Лев Борисович Окунь из нашего института назвал сильно взаимодействующие частицы. Они разделяются на барионы – примерами являются протон и нейтрон – частицы с полуцелым спином, т. н. фермионы. Спин можно представить себе как вращение частицы. Как и все другие величины в квантовом мире, он принимает квантованное значение; если спин полуцелый, то это фермион, если целый – то это бозон. Фермионы и бозоны имеют разные «привычки», фермионы – индивидуалисты, они никогда не находятся на одном и том же энергетическом уровне, а мезоны совершенно замечательно там уживаются. Примерами мезонов являются π-мезоны (пи-мезоны), r (ро-мезоны) и т. д.
Как я уже говорил, Гелл-Ман и Цвейг предположили, что все «адроны» состоят либо из трех кварков, как нейтрон и протон, либо из кварка и антикварка, это мезоны. Например, π – это u- и анти d () –кварк, π - - анти- u и d кварки. Кварки имеют спин ½, то естьони – фермионы, и дробный электрический заряд. Заряд у кварка – это + ⅔ от заряда позитрона, а d-кварка – -⅓. Кроме того, у кварков имеются цвета. Цвет – это аналог электрического заряда для сильного взаимодействия, и взаимодействие настолько сильное, что оно не выпускает кварки из адронов, поэтому все адроны – бесцветные, а бесцветным можно сделать адрон, либо создав систему из кварка и антикварка, либо из трех кварков с дополнительными цветами. Вы знаете, что, если собрать три дополнительных цвета, то получится белый цвет. Так и здесь получается бесцветный адрон. Надо заметить, что кроме таких адронов возможны и более сложные состояния, например, два кварка и два антикварка, они тоже могут быть бесцветными. Они называются экзотическими адронами. Их искали много лет, и только недавно в эксперименте BELLE с активным участием нашей группы были обнаружены такие состояния. Свою лекцию я буду иллюстрировать очень часто результатами, в получении которых я сам принимал участие, и это, конечно, привнесет некоторую субъективность в лекцию, но, с другой стороны, мне кажется, что так будет интереснее.
Так вот, здесь показаны уровни системы из прелестного кварка и соответствующего антипрелестного кварка. Они очень похожи на систему уровней атомов водорода. Между ними тоже есть переходы, и все тоже очень похоже на атом водорода. И в этой системе были обнаружены заряженные состояния. Здесь вы видите соответствующие пики по массе, в этих состояниях, и надо заметить, что массу – и вообще энергию – мы будем выражать, чаще всего, сегодня в единицах гигаэлектронвольт, это энергия, которую приобретает заряженная частица, пройдя разницу потенциалов в 1 млрд вольт. Иногда будет использоваться еще большая величина – тераэлектронвольт, это, соответственно, триллион электронвольт. Энергия БАК сейчас составляет 8 ТэВ, а в будущем году она будет поднята до 12 ТэВ. То есть такие – более сложные – состояния тоже были найдены.
Итак, стандартная модель выглядит чрезвычайно просто: для того чтобы построить все, что мы видим вокруг нас, нужны всего лишь четыре частицы и соответствующие античастицы – у каждой частицы есть своя античастица – u-кварк, d-кварк, электрон и нейтрино. Но природа придумала еще два набора частиц, которые очень похожи на первый набор. Для чего они нужны – не совсем ясно, мы поговорим об этом немного позже, но они существуют, просто они несколько более тяжелые. Эти наборы частиц называются «поколениями кварков и лептонов».
Кварки внутри поколения связаны сильнее друг с другом, между поколениями связи уже слабее, например, «очарованный кварк» s чаще всего распадается в кварк своего поколения – «странный кварк» s-кварк и в 20 раз реже распадается на d-кварк, кварк из другого поколения. Связи кварков между первым и вторым поколением меньше, чем внутри поколений, связи кварков между вторым и третьим поколениями еще меньше, и совсем маленькие связи между первым и третьим поколениями. Впервые эти связи были обнаружены в эксперименте ARGUS, в котором мы принимали участие.
Итак, зачем нужны эти поколения – до конца непонятно. Почему различаются массы и константы кварков – тоже непонятно. Например, массы u- и d-кварков масштаба МэВ, то есть10-3 от ГэВ, а масса t-кварка – в 100 000 раз больше. Почему? Не знает пока никто.
Связи кварков тоже имеют иерархическую структуру.
Теперь несколько слов о нейтрино. На первый взгляд, нейтрино вообще не нужно для того, чтобы построить все, что мы видим вокруг нас. Кроме того, нейтрино почти не взаимодействует с нашим миром. Через каждого из нас проходят 500 трлн нейтрино каждую секунду, и мы этого не замечаем. Зачем нужна такая частица? Но оказывается, что без нее не светило бы Солнце. Дело в том, что первым шагом в цикле термоядерных реакций является слияние двух протонов в дейтон, позитрон и электронное нейтрино. Впервые солнечный нейтрино зарегистрировали в красивом опыте, который предложил Бруно Понтекорво и осуществил Дэвис. Бруно Понтекорво был моим профессором. Это был совершенно замечательный ученый с фантастической интуицией, он много сделал в физике нейтрино, его можно называть «Мистер нейтрино». Оказалось, что число зарегистрированных нейтрино в три раза меньше, чем ожидалось. Но эти нейтрино, которые регистрировались, были высокой энергии, а выход нейтрино высоких энергий очень сильно зависит от моделей Солнца, поэтому стали думать, что, может быть, модель Солнца не верна. Но в экспериментах SAGE, где лидирующую роль играл ОИЯИ (Объединенный институт ядерных исследований), и GALLEX обнаружили дефицит солнечных нейтрино от реакции основной, которая прямо связана со светимостью Солнца, и тогда стало ясно, что нейтрино разного типа могут переходить друг в друга, осциллировать. Надо отметить, что впервые осцилляцию нейтрино рассмотрел Понтекорво. Затем в эксперименте SNO уже четко подтвердили, что дефицит солнечных нейтрино связан с осцилляциями в другие типы нейтрино. В эксперименте Kamiokande обнаружили осцилляцию мюонных нейтрино, рожденных в атмосфере космическими лучами. И, наконец, недавно в ряде других экспериментов обнаружили осцилляции реакторных нейтрино на малой длине, это еще один, последний, кирпичик в картину осцилляции нейтрино. Вот на этом рисунке показано, как поток нейтрино от реактора должен зависеть от расстояния, естественно, поправленный на телесный угол. Примерно на расстоянии 2 км реакторный нейтрино переходит в другой тип нейтрино, потом опять возникают осцилляции, потом на большом уже расстоянии они опять начинают исчезать, потом снова возникают, возникают такие красивые осцилляции. Надо заметить, что ожидаемая кривая проходит несколько выше точек, которые имеются на средних расстояниях. Это можно описать осцилляциями нейтрино в новое состояние, стерильное состояние, которого нет в стандартной модели, и сейчас мы вместе с ОИЯИ ищем такие осцилляции, они происходят на расстоянии нескольких метров от реактора, где стоит наша установка. Я должен сказать, что это такое острое ощущение – находиться в нескольких метрах от реактора, который выделяет 3 ГВт мощности. Это Калининская АЭС, между Москвой и Санкт-Петербургом.
Но мы отвлеклись от стандартной модели. Если такое нейтрино будет найдено, то это будет свидетельством новой физики за рамками стандартной модели, а пока что мы говорим именно про стандартную модель.
Итак, на этой картинке показаны константы связи кварков разных поколений, точнее, не сами константы, а их квадраты, от которых зависят вероятности процессов. И, как вы видите, внутри поколений они большие, это площадь вот этого квадратика, между первым и вторым поколением они поменьше, между вторым и третьим еще меньше, а вот между третьим и первым их почти не видно. Тем не менее, мы сумели их обнаружить.
Смешивание нейтрино выглядит совсем по-другому. Оказывается, что здесь такой иерархии вовсе и нет, что все соответствующие константы – одного и того же порядка. Почему это? Никто не знает. Связано ли это с массами – тоже пока не понятно. Это все вопросы, на которые стандартная модель, несмотря на ее совершенство, ответа пока не дает.
Я должен сказать, что константы связи, константы взаимодействия электромагнитного, слабого и сильного в действительности константами не являются. Они меняются с ростом энергии из-за поляризации вакуума, поэтому их даже называют «бегущие константы». Как это происходит? Вакуум – это вовсе не пустое место, в нем постоянно возникают виртуальные пары, например, электрон – позитрон, кварк – антикварк и так далее. Если мы помещаем в вакуум заряд, то этот заряд поляризует вакуум, эти виртуальные позитроны и электроны ориентируются так, что они экранируют наш заряд и в результате эффективная константа электромагнитного взаимодействия оказывается меньше. Если мы будем двигаться ближе и ближе к нашему заряду, то есть уменьшать расстояние, а это то же самое, что увеличивать энергию, то экранировка будет меньше и константа электромагнитного взаимодействия будет увеличиваться. То есть она вовсе и не константа. А в случае сильного взаимодействия константа уменьшается с ростом энергии, и это явление называется асимптотической свободой. При больших энергиях кварки оказываются полностью свободными частицами.
Здесь показано, что при больших энергиях электромагнитные силы и слабые силы сравниваются по величине. Произошло объединение слабого электромагнитного взаимодействия, это все описывается электрослабой теорией. Ожидается, что при больших энергиях и сильное взаимодействие также объединится в единое взаимодействие, это называется «великим объединением взаимодействия» – the grand unification. А еще при больших энергиях, может быть, и гравитационное взаимодействие тоже присоединится.
Я уже пытался показать, что к стандартной модели, несмотря на ее совершенство, имеется много вопросов, на которые она не отвечает. Почему массы кварков различаются на пять порядков, откуда возникает иерархия констант связей кварков, почему нет иерархии в константах связей нейтрино? Зачем нужны три поколения? Возможно, здесь ответ уже дан. В 1973 году Кабояши и Маскава еще до того, как третье поколение было обнаружено, предположили его существование для того, чтобы объяснить различие свойств материи и антиматерии. А это различие, как показал академик Сахаров, необходимо для барионной асимметрии Вселенной, для избытка материи в нашей Вселенной. Без этого избытка, без различия в свойствах материи и антиматерии, материя и антиматерия, которые родились в самом начале Вселенной, проаннигилировали бы, и не осталось бы ничего, кроме фотонов, а из фотонов не построишь звезды, планеты и нас с вами. Так что, если бы всего этого не было, то не было и бы кому задавать соответствующие вопросы.
Так вот, в теории, которую мы сейчас обсуждаем, константы связи трех поколений образуют треугольник на комплексной плоскости, и углы этого треугольника отвечают за различие свойств материи и антиматерии. Если было бы только два поколения, то это были бы просто два отрезка, которые друг на друга наложились, не было бы никаких углов и не было бы никакого различия в свойствах материи и антиматерии, то есть действительно нужно три поколения, чтобы это различие увидеть. И такое различие было обнаружено с участием нашей группы – здесь вы видите, как ведут себя распады прелестных мезонов, а вот так ведут себя распады их античастиц. (Мне не хочется называть их «антипрелестными», они тоже прелестны! Просто они – античастицы.) Ну, и разница ведет себя таким красивым синусоидальным образом, как и предсказывала теория.
В 2008 году за предсказание этой теории Кабояши и Маскава получили Нобелевскую премию, а вот здесь мы поздравляем Кабояши с этой премией. Однако обнаруженный механизм оказался недостаточным для объяснения избытка материи во Вселенной, и поэтому продолжаются поиски новых механизмов нарушения симметрии между материей и антиматерией, ее называют СР-симметрия. Здесь вы видите фотографию, на которой показано, как устанавливается модуль мюонного детектора, который изготовлен нашей группой, этот эксперимент будет проводиться на «Фабрике Прелести» в Японии.
Ну и наконец мы пришли к последнему звену стандартной модели, к бозону Хиггса. Массы частиц в стандартной модели возникают из-за взаимодействия с полем Хиггса. Для пояснения этого механизма мне нравится следующая аналогия: если мы положим на стол несколько маленьких листочков бумаги и дунем, то они мгновенно улетят, они практически без массы. Но если мы нальем на стол масло и снова подуем, то они будут двигаться, но не быстро. То есть у них появилась эффективная масса за счет взаимодействия с маслом, которое мы налили. Точно так же и у частиц – из-за взаимодействия с полем Хиггса возникает эффективная масса. А бозон Хиггса – это квант этого поля, «капелька масла», который тоже взаимодействует с маслом и за счет этого приобретает массу. Так вот, поскольку бозон Хиггса дает массу всем частицам, то он рождается с помощью тяжелых частиц и распадается на самые тяжелые частицы. В основном. Правда, здесь сразу надо сказать, что тяжелые частицы могут рождаться из взаимодействия легких или даже безмассовых частиц. Основным механизмом рождения бозона Хиггса на БАКе является слияние двух глюонов, которые рождают сначала t-кварки, а уж t-кварки дают хиггсовский бозон. На эту диаграмму можно посмотреть наоборот по времени, то есть хиггсовский бозон рождает пару t-кварка и анти-t-кварка, самые тяжелые кварки, и они потом распадаются либо на безмассовые глюоны, либо на два фотона. Распад на два фотона чрезвычайно важный, хотя вероятность его чрезвычайно маленькая. Но он, тем не менее, был важен для обнаружения хиггсовского бозона. Здесь показаны вероятности распада хиггсовского бозона в различные конечные состояния в зависимости от массы хиггсовского бозона. Сейчас мы знаем, что она примерно 125 ГэВ, при этой массе он в основном распадается на прелестный кварк и соответствующий анти-кварк, но эти распады зарегистрировать очень трудно, потому что там большой фон. Затем имеются распады на τ- τ (тау-тау), «чарм» и античарм, на w-бозон и виртуальный w-бозон. Дело в том, что масса 125 меньше, чем сумма масс двух w-бозонов, поэтому один w-бозон должен быть виртуальным. И так же на z-бозоны и, наконец, очень важный распад на фотоны. Для открытия хиггсовского бозона был, собственно говоря, построен БАК. Это была его основная задача.
Здесь вы видите, как выглядит тоннель, его длина – 27 км. Масштаб установок в туннеле вы можете оценить, сравнивая человека, который стоит на установках, вот здесь показано, с размером самих установок. Это громаднейшие и очень высокотехнологичные установки. Кстати, все, что помечено красным, было изготовлено в России под руководством нашего института.
А здесь вы видите пример кандидата в события с рождением хиггсовского бозона. С протоном столкнулись в центре установки «Атлас», и родилось много-много треков, вот они здесь показаны. Среди них оказалось два электрона – почему это электроны, потому что они выделили очень большую энергию в электромагнитном калориметре, эта энергия символически показана здесь зеленым цветом. А две другие частицы прошли через весь детектор без взаимодействия и были зарегистрированы. Эти частицы – меоны. Здесь это событие показано в следующих координатах: по одной оси показан азимутальный угол, а по другой оси показан полярный угол событий. А по вертикальной оси показана энергия, выделившаяся в детекторе. И вы видели, что наши частицы выделяются на фоне всех остальных частиц, которые здесь родились, и они очень хорошо ложатся в предположение, что это частицы от распада хиггсовского бозона.
А вот еще один «кандидат» в хиггсовский бозон: это протон с протоном столкнулись в установке СМS, и тоже родилось большое количество частиц, но среди них имеются два фотона – видите, к этим областям, где имеется большое энерговыделение, не тянется заряженный трек? То есть это – изолированные фотоны. И если построить массу таких изолированных фотонов, то будет большой фон, но на этом фоне имеется небольшой избыток фотонов. Если фон «вычесть», то мы видим вот такой вот пик. И вот этот пик как раз и был одним из первых свидетельств того, что хиггсовский бозон найден. Кстати, его статистическая значимость, то есть вероятность того, что это просто фон сфлуктуировал, очень маленькая.
Ну, а здесь – другой канал распада хиггсовского бозона, распад на четыре лептона. Это событие, которое мы видели сначала. И здесь тоже имеется небольшой избыток событий в области 125 ГэВ, это тоже явилось одним из первых свидетельств обнаружения хиггсовского бозона. С тех пор, с 2013 года, были получены новые данные, и сейчас обнаружены новые распады хиггсовского бозона, и они замечательно согласуются с предсказанием стандартной модели. Здесь вероятности различных распадов хиггсовского бозона на b-b, τ- τ (тау-тау), γ- γ (гамма-гамма), w-w и z-z поделены на предсказания этих вероятностей в стандартной модели. И вы видите, что точки замечательно ложатся на прямую, равную единице. Почему же бозон Хиггса настолько важен? Дело в том, что без хиггсовского бозона сечение рассеивания растет очень быстро, как квадрат энергии. А это быстрее, чем оно вообще принципиально может расти. Поэтому при энергии порядка 1 ТэВ что-то должно было произойти. Сечение так быстро расти не может.
С другой стороны, петлевые диаграммы, которые необходимо учитывать при расчетах стандартной модели, дают бесконечный вклад, поэтому при больших энергиях вычисления невозможны.
С хиггсовским бозоном ситуация кардинально меняется. Хиггсовский бозон останавливает рост сечения, здесь все становится в порядке, и он дает вклад в петлевые диаграммы, которые в результате, суммируясь с тем, что было до него, делают их конечными, то есть предсказание снова возможно. Символически это можно представить себе таким образом: до открытия хиггсовского бозона стандартная модель была справедлива примерно до 1 ТэВ, а затем должно было что-то произойти. Либо хиггсовский бозон, либо что-то еще другое. В действительности мы этого не знали до открытия хиггсовского бозона. Были разные теории. Теперь, после открытия бозона, стандартная модель может быть справедлива даже до массы Планка, то есть в колоссальном интервале энергии. Но это только возможные области ее справедливости. Совершенно не исключено, что где-то здесь мы обнаружим новые явления, которые мы пока не знаем и которые ищем. Надо заметить, что, если стандартная модель работает до очень больших энергий и ничего не происходит, то наш вакуум, в котором мы живем, может быть, не является стабильным. Здесь показан хиггсовский потенциал, и он устроен таким образом, что минимум находится не при «нулевом» значении поля, а при каком-то другом. И в результате из-за того, что он находится не при нулевом значении поля, наш мир «сваливается» в этот вакуум, причем он может свалиться сюда и сюда, это называется «спонтанным нарушением симметрии», и в результате того, что поле в вакууме не равно нулю, частицы приобретают массы. Но может оказаться, что этот минимум, в котором мы живем, он не самый низкий, а существует еще более низкий минимум. И тогда, в соответствии с законами квантовой механики, возможен «тоннельный переход» в этот минимум, то есть наш вакуум может распасться в настоящий вакуум. Если время этого тоннельного перехода – его можно оценить – больше, чем время жизни Вселенной, то нам волноваться нечего. Вряд ли что-то произойдет во время нашей жизни. А если оно меньше времени жизни Вселенной, то тогда ситуация немного более опасная. Получилось так, что мы живем как раз на границе стабильного вакуума и метастабильного. Вот здесь показано, где находится точка, в которой мы живем, она зависит от массы хиггсовского бозона и массы t-кварка, а здесь показано увеличенное значение и соответствующие ошибки. Одна ошибка, две, три ошибки. Так что, по-видимому, мы находимся в области метастабильного вакуума, но он – «долгоживущий» и ничего с нами не произойдет. Еще раз повторю, что все это справедливо только в том случае, если стандартная модель работает до очень больших масс, если ничего «по дороге» не встречается.
Итак, мы завершили с вами рассуждения о стандартной модели, и я еще раз повторю те проблемы, которые в ней имеются. В ней слишком много параметров; не ясна причина иерархии массы констант связи; не до конца ясно, зачем нужны три поколения. Не объясняет стандартная модель доминирования материи во Вселенной. Стандартная модель не включает гравитацию и, наконец, стандартная модель описывает лишь малую долю того, что есть во Вселенной. Вселенная на 73% состоит из темной энергии, на 23% – из темной материи, и всего лишь 4% составляет та материя, из которой состоим мы с вами и которую описывает стандартная модель. Для стандартной модели нет, скажем так, «хороших кандидатов» для темной материи. С другой стороны, есть теория суперсимметрии, которую предложили Гольфанд и Лихтман в 1971 году. Она имеет очень хорошего «кандидата» на частицы темной материи. В этой теории у каждого фермиона – частицы с полуцелым спином – имеется двойник, частица с целым спином. И наоборот – у каждого бозона имеется ферми-двойник. У электрона имеется скалярный электрон, у кварка – скалярный кварк, у фотона, который бозон, есть партнер – фотино-фермион и так далее. И вот в этой теории самая легкая частица стабильна и может выполнять роль частиц темной материи. Теория суперсимметрии – очень мощная теория, обладает многими очень хорошими свойствами, в частности, она стабилизирует массу Хиггса, и вообще очень элегантная, поэтому многие теоретики ее любят, и поиски суперсимметрии являются одним из основных направлений работы БАКа сейчас. К сожалению, пока имеются только пределы – вот здесь показана область масс глюино, партнера глюона, и частицы темной материи, самой легчайшей суперсимметричной частицы. И видно, что здесь предел доходит до 1,2 ТэВ, а здесь – до нескольких сот ГэВ. Надо заметить, что эти пределы, к сожалению, модельно зависимы, и нельзя исключить того, что суперсимметрия как-то спряталась, и пока что мы ее не нашли. Сказать, что эти пределы полностью исключают суперсимметрию, нельзя.
Что же делать? Безусловно, надо продолжать поиски новых частиц в БАКе. В следующем году энергия будет увеличена до 13 ТэВ, что позволит сильно продвинуться по массам тех частиц, которые могут быть рождены на нем. Очень важно уточнять свойства бозона Хиггса и других частиц. В надежде найти свидетельства существования новых виртуальных частиц, которые возникают на короткое время, но меняют свойства тех частиц и тех процессов, которые мы уже знаем. Для этого лучше использовать электрон-позитронные коллайдеры. Зачем нужны одновременно и электрон-позитронный, и адронный коллайдер? Дело в том, что в адронном коллайдере сталкиваются протоны, а это очень сложные объекты, и мы пытаемся изучить свойства составляющих этих объектов. В электрон-позитронном коллайдере сталкиваются точечные частицы, и поэтому мы точно знаем начальные состояния, и это очень многое дает. Фон на международном линейном коллайдере в миллион раз лучше, чем на БАКе, вы видите, что сечение рождения Хиггса всего на два порядка здесь меньше, чем рождение всех имеющихся процессов, а здесь – на 8 порядков. Кроме того, на линейном коллайдере возможна регистрация невидимых распадов Хиггса, полная реконструкция событий и суммарно можно сравнить коллайдеры таким образом: бозон Хиггса на линейном коллайдере может быть обнаружен за один день. А на БАКе это заняло два года. Линейный коллайдер предполагается построить в Японии. Это громадный ускоритель длиной 31 км, очень сложная машина. Скажем, пример: размер пучка позитронов и электронов составляет всего лишь 6 нанометров. Это в 10 000 раз меньше, чем толщина человеческого волоса. И, стреляя с расстояния 31 км, необходимо попасть этими пучками с такой точностью. Это чрезвычайно сложная инженерная задача, но это возможно. Какова основная цель здесь? Это изучение констант связей Хиггсовского бозона. Они должны быть пропорциональны массам частиц, здесь показано, с какой точностью они могут быть измерены на линейном коллайдере, и показаны соответствующие процессы. Точность, с которой они могут быть измерены, в 3–10 раз лучше, чем точность на БАКе. Вот это – точность на линейном коллайдере, а эта – на БАКе. А константы связей Хиггса очень чувствительны к новой физике, за рамками стандартной модели. Здесь приведены три модели. Вот в этой модели одни константы связи ушли вниз, другие – вверх относительно предсказаний стандартной модели. Здесь все константы находятся на уровне предсказаний стандартной модели, а Хиггс взаимодействует сам с собой сильнее, а здесь – наоборот, Хиггс взаимодействует сам с собой как на стандартной модели, а все остальные ушли вниз. Поэтому, точно измеряя константы связей Хиггса, мы можем сказать о том, какие модели правильные, какие неправильные.
То же самое справедливо и для t-кварка. Здесь точность на ILC в 10–20 раз лучше, чем точность на БАКе. Надо заметить, что в России имеются технологии, которые нужны для БАКа. У нас лучшая чистота ниобия в мире. А ниобий используется в сверхпроводящих резонаторах, которые нужны для линейного коллайдера. Наш ниобий – лучший, мы произвели вместе с Гиредметом пластины из такого ниобия. Из них был сделан резонатор, который достиг ускорения 35 мегавольт на метр. Это как раз то, что нужно для ILC. Как раз эти сверхпроводящие резонаторы составляют основную часть стоимости ILC, который всего стоит около 8 млрд долларов.
Детектор, который нужно сделать для ILC, должен быть в несколько раз точнее тех детекторов, которые сейчас работают на LHC – БАКе. Здесь для такого детектора мы разработали детекторы для калориметра, на основе изобретенных в России новых фотодетекторов – кремниевых фотоумножителей. Здесь вы видите этот совершенно новый, революционно новый кремниевый фотоумножитель, это очень маленький детектор, видите – 1 мм всего, а здесь вы видите сигналы с него. И отдельные пики здесь соответствуют различному количеству фотонов, зарегистрированному этим детектором. Обычным фотоумножителем никогда такой картинки не получить.
Из сцинтиллятора делались пластинки, свет собирался с помощью спектросмещающего волокна и регистрировался таким кремниевым фотоумножителем. Затем эти сцинтилляционные счетчики собирались в плоскости, плоскости вставлялись в абсорберы, и получился калориметр, в котором взаимодействие очень детально видно. И именно детальность этого, возможность полностью восстановить взаимодействие, позволяет достичь точности, которая требуется для линейного коллайдера.
Место для ILC было выбрано в 2013 году, вот так оно выглядит, кстати, это недалеко от того места, где было землетрясение. Нет, не сломается. Наверное. А так вот представляется лаборатория линейного коллайдера.
До сих пор мы говорили о линейном коллайдере, но я уже говорил, что в Японии строится суперфабрика «Прелести», и она будет рождать большое количество b-мезонов, прелестных мезонов. «b» – это «бьюти». И распады прелестных мезонов чувствительны к новым частицам. Например, в стандартной модели этот распад b в τ-new происходит за счет W-бозона, переносчика слабого взаимодействия, но если есть заряженный Хиггсовский бозон, то тогда он поменяет вероятность этого распада. Аналогично и с другими распадами, например, «странные частицы» и фотон. Вот здесь показаны сигналы, который были получены в эксперименте BELLE, в котором мы принимаем участие. И уже сейчас пределы на заряженный Хиггсовский бозон у нас намного лучше, чем на БАКе. Вот здесь показана чувствительность Большого адронного коллайдера, а это – та чувствительность, которая будет в эксперименте BELLE-2, когда будет закончено строительство суперфабрики «Прелести».
Мы пришли к заключению: обнаружение Хиггсовского бозона на БАКе завершило прекрасное здание стандартной модели. Каким будет следующее открытие, пока не ясно, очень много интереснейших возможностей. Явления за рамками стандартной модели будут искать на БАКе. Здесь очень важно, что его энергия в следующем году почти удвоится – с 8 до 13 ТэВ. Очень перспективен планируемый в Японии международный линейный коллайдер. В ряде направлений супер-В-фабрика, создаваемая сейчас в Японии, более чувствительна к новой физике, чем БАК. Разрабатываются и другие проекты электрон-позитронных коллайдеров, но у меня не было времени о них рассказать.
Очень много открытий ожидается в нейтринной физике, и в низкофоновых проектах. И российские ученые активно участвуют во всех этих исследованиях, так что будущее очень интересно, очень интригующе. Спасибо.
Вопрос из зала: Вызывает некоторое сомнение слово «открытие». Открыть можно то, что есть. Открыт электрон, открыли протон, нейтрон – они там есть, в атоме. Бозона Хиггса – нет. Для того чтобы его «открыть», создали огромное сооружение… Он живет 10-22сек. Его открыли или создали?
Михаил Данилов: Действительно, то, что мы видим вокруг нас, это только небольшая часть того, что существует в мире. Как я уже говорил, для того, чтобы «построить» нас всех и все, что вокруг нас есть, нужно всего лишь два кварка, электрон, нейтрино и переносчики взаимодействия. Кстати, Хиггсовский бозон для этого тоже необходим, потому что иначе мы были бы без массы и парили бы в воздухе. Так что Хиггсовский бозон как раз требуется для того, чтобы описать все то, что есть вокруг нас. Другие частицы обычно в природе не существуют, рождаются либо на ускорителях, либо в космических лучах. И потом распадаются на те стабильные частицы, из которых мы состоим. Но без этих частиц, которые живут недолго, как я уже сказал, нас бы с вами не было. Мы бы не задавали вопросов «Открыли? Не открыли?» Они нужны, потому что без них в мире остались бы, в частности, только фотоны и не было бы материи, из которой нас построили. Поэтому, безусловно, различия между разными частицами имеются, какие-то частицы стабильны, какие-то нестабильны, но и те и другие важны в природе, а уж Хиггсовский бозон играет особую роль. Без него у нас не было бы никаких масс, и мы бы не существовали.
Вопрос из зала: Как вы относитесь к мнению, что главная функция Солнца – нашей центральной звезды – не излучать энергию, а ее накапливать? И с вашей точки зрения – что такое черная дыра, наиболее верная теория, по-вашему?
Борис Долгин: Я не уверен, что оба вопроса по теме лекции.
Михаил Данилов: Давайте, тем не менее, я отвечу. Во-первых, начнем с того, что самая важная функция Солнца для нас – что оно излучает энергию. Без этого мы бы здесь не сидели и не задавали вопросов. Поэтому будем считать, что самая главная функция Солнца – излучать энергию.
Борис Долгин: Вообще надо сказать, что «важность» – это вопрос субъективный.
Михаил Данилов: Очень субъективный! Но для нас очень важно, что оно светит. А про черную дыру, я думаю, лучше действительно отложить до лекции профессора Рубакова, которая как раз будет о Вселенной.
Борис Долгин: Сразу могу уточнить, что эта лекция состоится 29 ноября в 19.00.
Вопрос из зала: Скажите, пожалуйста: вы сказали, что бозон Хиггса нейтральный. То есть он – скаляр. Но, с другой стороны, вы сказали, что будут заряженные бозоны Хиггса. Остается он скаляром или нет?
Михаил Данилов: В стандартной модели имеется только один бозон Хиггса, он нейтральный и скалярный. Но существуют различные расширения стандартной модели, и в этих расширениях, в частности, в суперсимметрии, появляются и заряженные бозоны Хиггса, скалярные.
Вопрос из зала: Скажите, почему эффекту масс стандартная модель отводит критическое значение, а эффекту гравитации, который мы тоже наблюдаем вокруг себя, такого значения не отводится? И еще: что понимается под вакуумом в той плоскости, что он может быть стабильным или метастабильным?
Борис Долгин: То есть в каком смысле вы употребили слово «вакуум»?
Михаил Данилов: Начнем с того, что вопрос гравитации не только не считается неважным, а считается одним из важнейших. Просто стандартная модель гравитацию в себя не включает, и вопрос о том, как включить квантовую гравитацию в наши теоретические представления, пока совершенно не ясен. Это одна из центральных задач, которые существуют. Поэтому нельзя сказать, что этому не придется значение.
Борис Долгин: Я боюсь, что здесь сыграл нехорошую роль такой бытовой смысл слова «стандартный». Видимо, автор вопроса счел, что «стандартный» – это как «классическая литература», то, что «объявлено» единственно значимым ценным образцом и так далее, в то время, как это все-таки описание конкретной модели.
Михаил Данилов: Это все-таки больше, чем описание конкретной модели, это совершенно замечательная теория, которая описывает все, что мы видим вокруг нас. Но среди ее имеющихся недостатков то, что она не включает в себя гравитацию, это отдельная задача, над которой работает очень много людей, пока здесь прогресса нет. Теперь – что такое вакуум? Это наинизшее состояние энергии. Может быть, мы живем в метастабильном вакууме, то есть мы находимся в минимуме потенциальной энергии, но существует еще один минимум, более низкий, глобальный, и тогда возможен переход из нашего вакуума в этот более низкий вакуум. Это будет очень неудачно для нас, если такое произойдет. Но по тем оценкам, которые имеются, это нам не грозит, поскольку, если мы и находимся в метастабильном вакууме, время его жизни намного превышает время жизни Вселенной.
Вопрос из зала: Возникает такой вопрос для людей, которые далеки от физики: все очень красиво и увлекательно, но очень «пиарабельно». Где гарантия, извините, что нам не морочат голову?
Михаил Данилов: Гарантия заключается в том, что предсказываются эффекты, которые мы наблюдаем. Если посмотреть на историю, то эти эффекты уже сейчас живут в нашей повседневной жизни. Такой же вопрос можно было задавать тогда, когда развивалась квантовая механика или лазеры, а сейчас без этих эффектов мы не можем представить свою жизнь. Поэтому доказательством является то, что мы обнаруживаем эффекты, и они всегда получаются полезны в нашей повседневной жизни, не мгновенно, а через какое-то время.
Борис Долгин: Вообще это такой глобальный методологический вопрос: как убедиться, что ученые нам не врут? Я не понимаю, в чем здесь специфика физики.
Вопрос из зала: Вопрос по слабым взаимодействиям. Закон сохранения энергии не отменен. А по вашей теории получается, что, когда электрон распадается на протон и нейтрон, то образуется кварк примерно в 4 МэВ, и он «рождает» бозон в 80–90 ГэВ! В 16 тысяч раз больше. Разве это возможно?
Михаил Данилов: Существует так называемый «принцип неопределенности Гейзенберга», который говорит, что на короткое время закон сохранения энергии и импульса может нарушаться.
Вопрос из зала: Спасибо за лекцию, все интересно. Вы начали с того, что нужна новая математика. Новая математика была придумана для развития такой стандартной модели? Если не ошибаюсь, это калибровочные поля?
Михаил Данилов: К сожалению, я не уверен, что понял то, что говорил предыдущий выступающий. Калибровочные поля тогда уже были, он говорил о других вещах. По-видимому, он имел в виду суперструны и так далее. Но пока что суперструны не дали нам решения тех вопросов, которые имеются. Хотя в один момент казалось, что такое решение есть, когда была «теория всего» – theory of everything.
Вопрос из зала: Стандартная модель достигла кульминации в момент открытия бозона Хиггса, как я понял. Но как же все-таки получилось, что она тем не менее совершенно не имеет кандидатов частиц, представляющих темную материю? Может быть, уже какие-то принципиально новые методы исследования и обнаружения таких частиц есть? Краем уха я слышал, что они предполагаются супертяжелыми, и увеличение энергии коллайдера в два раза, видимо, ничего не даст для их обнаружения? Какие-то есть теории (не смотрел еще точно) неких нелокальных частиц, которые обладают огромным размером?
Михаил Данилов: В действительности проблема темной материи – очень сложная проблема. Я коснулся только одного кандидата на роль частицы темной материи. Таких кандидатов много, и исследования ведутся по очень широкому фронту. Но сегодня я не в состоянии рассказать о всех кандидатах. Но как раз легчайшая суперсимметричная частица является, пожалуй, наиболее популярным кандидатом. Она возникает не просто так, она решает еще очень много других проблем. Она делает так, что масса Хиггсовского бозона, действительно, остается в районе 100 ГэВ, а не убегает на массу Планка, что было бы естественно в стандартной модели. В общем, у суперсимметрии очень много достоинств, и эта частица, ее свойства в каком-то смысле предсказываются суперсимметрией. Она возникла «забесплатно», как кандидат в темную материю. Но я согласен с тем, что кроме этого кандидата есть и другие.
Вопрос из зала: По стандартной модели должен быть зафиксирован распад протона. Но он не зафиксирован, и время его жизни становится все выше и выше, не станет ли это проблемой для стандартной модели?
Михаил Данилов: В действительности увеличение времени жизни протона уже стало проблемой для некоторых теорий, но не для стандартной модели.
Вопрос из зала: Я не физик, поэтому сразу прошу прощения, если вопрос покажется наивным. Я по поводу квантовых эффектов в квантовой механике, когда речь идет о какой-то суперпозиции этих элементарных частиц: сталкиваетесь ли вы в этих экспериментах с этими явлениями и как решаете моменты неопределенности, которые могут возникать? И как можно говорить о точности экспериментов, если наличие наблюдателя каким-то образом сказывается на их результатах?
Михаил Данилов: Да, мы с этими явлениями сталкиваемся повседневно. Я участвую в эксперименте, где мы изучаем прелестные мезоны. Они рождаются парами. Потом они начинают разлетаться, но при этом они еще переходят друг в друга, такие вот осцилляции, но они в каждый момент «помнят», кто из них кто. Потом, в какой-то момент, уже на макроскопическом расстоянии – миллиметры или даже сантиметры – один из них распадается и фиксирует: «я был прелестной частицей». Тогда вторая частица на расстоянии даже сантиметра мгновенно «осознает», что она – античастица. Вот это такой замечательный эффект, который мы постоянно должны учитывать в наших экспериментах, иначе мы получим неправильные результаты. И мы их учитываем, и ничего здесь такого страшного нет, их можно учесть, они, действительно, бывают интуитивно непонятными. Вот как частица может – раз! – и узнать, что она в этот момент – античастица? Она мгновенно это «узнает», со скоростью, которая превышает все скорости. Так вот устроена теория, и, когда мы применяем эту теорию к тому, что мы наблюдаем, мы все это видим. Все подтверждается, мы все учитываем. Те явления, которые кажутся в нашем макроскопическом мире неестественными, очень естественны в микроскопическом мире. И они все подтверждаются теми измерениями, которые мы делаем.
Вопрос из зала: Происходят ли сейчас на БАКе какие-то события, которые могут привести к открытиям в дальнейшем? И второе: интерпретация тех результатов, которые говорят, что это – бозон Хиггса – понятна. А среди профессионалов сейчас рассматриваются какие-то другие гипотезы происхождения этих результатов? Есть какие-то другие, содержательные, какие стоит рассматривать? В открытой прессе промелькнуло, что канадские, вроде, физики разместили в интернете некое сообщение, где предлагается какая-то другая интерпретация этих результатов.
Михаил Данилов: Большой адронный коллайдер сейчас находится на модернизации, для работы он будет запущен в следующем году, с увеличенной энергией с 8 до 13 ТэВ. По поводу интерпретации результата: безусловно, он рассматривается очень критично, и имеются попытки подумать, не является ли это наблюдаемое явление чем-то другим. Но чем больше измерений имеется, тем больше все сходится с тем, что это – бозон Хиггса, причем бозон Хиггса, который предсказывался стандартной моделью. Наиболее популярной другой интерпретацией является то, что тоже – это бозон Хиггса, но не в стандартной модели, а в некоторых ее расширениях. Например, в суперсимметричных расширениях один бозон Хиггса очень похож на бозон Хиггса стандартной модели. Такие гипотезы остались, исключить их нельзя, они проверяются, но пока что необходимости в них нет, все замечательно описывается стандартной моделью.
Вопрос из зала: После открытия бозона Хиггса как можно просто, на пальцах, «по-рабоче-крестьянски» объяснить, что такое масса?
Михаил Данилов: Я пытался на пальцах объяснить, что такое масса. Масса – это то, что, если вы толкаете какое-то тело, прикладываете к нему силу, то оно приобретает какое-то ускорение, но не бесконечное ускорение. Чем больше масса, тем меньше ускорение при заданной силе. Именно это и есть механизм Хиггса. Когда я говорил про бумажки на столе – если они лежат просто сами по себе, можно считать, что они «безмассовые». Малейшее усилие – и они приобрели громадное ускорение, у них нет массы. Когда мы положили их в масло и подули – они движутся уже медленно, то естьу них уже появилась масса. Совершенно аналогично в случае Хиггсовского поля. Оно взаимодействует с частицами и не дает им приобретать ускорение при небольших усилиях.
Вопрос из зала: Есть электрон, у него есть масса. Каким образом бозон Хиггса взаимодействует с электроном? Что придает электрону массу?
Михаил Данилов: А каким образом электрон взаимодействует с электромагнитным полем?
Вопрос из зала: Это тоже вопрос!
Михаил Данилов: Ну, вот видите… (смех). Примерно таким же образом, как электрон взаимодействует с электромагнитным полем, он взаимодействует и с полем Хиггса. Например: фотон, пролетая, может «родить» электрон-позитронную пару. Бозон Хиггса тоже может «родить» электрон-позитронную пару. Тут очень все похоже.
Борис Долгин: Надо сказать, что, по-моему, общее объяснение массы, которое Вы дали, вполне соответствует тому, которое давали в школьной физике существенно раньше открытия бозона Хиггса – как меры инерции.
Михаил Данилов: Именно как мера инерции. Конечно.
Вопрос из зала: Самые точные современные часы – атомные, их точность измерения – 10-9–10-12 секунды. Каким образом вы можете мерить 10-22 сек?
Михаил Данилов: Здесь приходит на помощь принцип неопределенности Гейзенберга. Дело в том, что если мы зафиксировали энергию, скажем, то мы не можем точно измерить время. И наоборот. Поэтому, когда мы измеряем массу Хиггсовского бозона или какой-то другой частицы, которая живет недолго, то мы получаем не пик, не дельта-функцию, а такое «размазанное» распределение. И ширина этого распределения как раз и является мерой того, как долго живет частица. Чем дольше она живет, тем уже этот пик, чем пик шире – тем она живет меньше. И вот по ширине этого пика в массовом распределении мы и определяем, чему же равно время жизни такой частицы. Это очень похоже на то, как ведет себя резонанс – если вы построите зависимость резонансной кривой от частоты энергии, она может быть очень остренькой, это означает, что ваша система живет долго, либо очень широкой – это означает, что ваши колебания затухнут очень быстро.
Вопрос из зала: Вопрос по стандартной модели: возможны ли кварки и лептоны четвертого и более старших поколений? Если они возможны и будут экспериментально обнаружены – как это повлияет на теорию?
Михаил Данилов: В принципе ответ «да», возможны. Почему мы думаем, что есть только три поколения? Одним из аргументов является то, что Z-бозон распадается только на три типа нейтрино. Это измерено экспериментально. А все нейтрино до сих пор были очень легкими, намного легче, чем все остальные частицы в поколениях. Поэтому, если бы было еще одно поколение нейтрино, и если оно легкое – меньше, чем половина массы Z-бозона, а это очень большая масса – то тогда мы бы его уже увидели. Но, с другой стороны, нельзя исключить, что нейтрино имеет очень большую массу, поэтому это не абсолютный аргумент. В принципе четвертое поколение возможно, есть еще целый ряд других аргументов, которые говорят о том, что четвертого поколения нет, но все они не являются теоремно доказанными. И в принципе возможно, что есть четвертое поколение, хотя это маловероятно. Но это не повлияет кардинально на стандартную модель, только вместо того треугольника, который я рисовал, будет не треугольник, а многоугольник. В общем, кардинального изменения не будет. Все равно стандартная модель не объясняет, почему есть только три поколения. Четыре также возможны, но, еще раз повторюсь, очень много имеется экспериментальных ограничений, которые делают очень непростым добавление еще одного поколения, надо очень подстраивать все параметры, чтобы оно не противоречило уже имеющимся измерениям.
Вопрос из зала: Скажите, а какие экспериментальные результаты показывают, что уже вышли за рамки стандартной модели? Или таких нет гарантированно?
Михаил Данилов: В настоящий момент нет ни одного надежно установленного результата, который говорил бы нам о том, что стандартная модель неверна. За исключением, по-видимому, темной материи, но это тоже не абсолютное высказывание. Даже темную материю при очень-очень большом желании, наверное, можно объяснить в рамках «почти стандартной» модели, скажем так. Есть несколько экспериментов, которые не совсем согласуются с экспериментальной моделью, но эти различия находятся на уровне трех стандартных отклонений, то есть этого еще недостаточно, чтобы говорить, что есть противоречия.
Вопрос из зала: Фактически мы создали бозон Хиггса.
Борис Долгин: Нет. Этого сказано не было. Было сказано обратное!
Вопрос из зала: Хорошо – открыли бозон Хиггса. Значит ли это, что в скором будущем мы сможем генерировать так называемое поле Хиггса по аналогии с электромагнитным полем, изменяя тем самым массу каких-либо объектов?
Михаил Данилов: Нет, изменить массу каких-либо объектов мы не сможем, а поле мы сгенерировали, произведя бозон Хиггса в каком-то смысле.
Вопрос из зала: Но под действием этого поля объект получает массу? Как по аналогии с тем маслом, про которое вы говорили.
Михаил Данилов: В принципе, весь мир заполнен этим полем. От того, что мы увидели квант этого поля, это не означает, что мы его создали. Ну, в каком-то смысле мы его – в данный момент – создали, но, в принципе, оно существует во всем мире.
Борис Долгин: Иными словами, вопрос заключается в том, можно ли воздействовать на это поле как мы можем воздействовать на поле электромагнитное?
Вопрос из зала: Да.
Михаил Данилов: Я думаю, что все-таки так сделать нельзя. Массу мы не сможем изменить.
Борис Долгин: Если нет каких-то острых вопросов, то – всем спасибо!
