Как-то более или менее тихо проскочило юбилейное 22 июня. Нет, конечно, освежили в нашей памяти все соответствующие подробности. И акценты постепенно смещаются с чистого переживания на осмысление деталей, рефлексию. Сталин, Зорге, английская разведка. Пока – скорее будоражащий фантазию конспиративно-шпионский разрез, граничащий с желтяком. Сексуальная жизнь Геббельса. ОК.
Носители этой памяти все еще живы, все еще среди нас. Больше, конечно, дети войны, чем сознательные участники. Опыт страшного потрясения, голода, утрат, эвакуации, работы в тылу. Не то чтобы он более подлинный, чем героический опыт воина; он, скорее, более универсальный. Война как безусловное зло, катастрофа, всегда худший вариант из возможных. Постойте, но кто с этим спорит? А спорит с этим исторический опыт СССР.
Сочетание нескольких фундаментальных обстоятельств: что мы победили в этой войне, что она была безусловно справедливой войной для нашей страны, что народ проявил единение и героизм, что противостояло нам абсолютно бесспорное, дистиллированное зло – превратило Великую Отечественную в апологию СССР. Всестороннюю – апологию советского человека, апологию страны в мировом сообществе (не отхвати Сталин пол-Европы, думаю, это искреннее уважение было бы долговечнее и с оттенком дружелюбия, а не страха), апологию строя в глазах отдельного гражданина. В каком-то отношении – лучшее время в жизни порядочного советского человека, время неразлада, время отсутствия внутреннего дребезга. Об этом уже классическое стихотворение Давида Самойлова. Война, терпение, героизм, победа над отвратительным врагом – это не мифы, это правда. Благодаря которой, не забудем этого сказать, мы с вами живы – в нашей истории, нашей культуре. В нашей стране. И слава Богу. И огромное спасибо нашим ветеранам; все подобающие слова.
Дальше я (невольно) буду повторять тоже много раз говоренное – не то чтобы о недостатках победы, это глупое сочетание слов, а, скорее, о том опыте, получение которого победа затрудняет. Но хочу сразу оговориться – лично для меня победа Гитлера во Второй Мировой была бы чем-то вроде конца света. Мое воображение буксует: я просто не представляю себе иной развязки этой войны. Я вижу огромный смысл в том, что фашисты не вошли ни в Москву, ни в Ленинград; вижу в этом логику, превосходящую человеческую.
Одно из чувств по итогам войны – досада. Она устойчиво возникает, когда раз за разом сравнивают уровень жизни наших и немецких ветеранов. Когда наш новейший президент с немигающим взглядом каждое девятое мая клянется обеспечить всех ветеранов жильем. Когда братскую могилу залили бетоном и превратили в танцплощадку, Виктор Астафьев в сердцах написал, что лучше бы он не воевал за эту страну. Но хотелось бы – очень осторожно и бережно – коснуться более глобальных аспектов.
Известно, что воспитывает поражение. После поражения и после Нюрнберга Германия получает хорошую прививку против фашизма. Ради того, чтобы наши коммунисты получили свой Нюрнберг, не стоит, конечно, проигрывать войну. Как-нибудь вымрут естественным путем, а за зло, причиненное народу, ответят после смерти. Но насколько облегчил бы такой очистительный катарсис дальнейшее движение страны… Впрочем, об этом много сказано.
О чем сказано меньше – кто начинает войну, тот определяет ее характер. Фашисты откровенно вели расовую войну – на уничтожение евреев и цыган и порабощение славян. Стало быть, именно эту войну мы и выиграли. Признаки этого очевидны. Лозунг Эренбурга «Убей немца». Тост Сталина за русский народ. То есть русские-славяне во главе других народов СССР выигрывают у немцев войну за национальное превосходство.
Национальная политика СССР – то есть депортация народов – набирает силу в середине 30-х (синхронно с приходом Гитлера к власти) и достигает максимума в годы войны. Владимир Тендряков в своей «Охоте» диагностирует национальное сознание населения как, по сути, фашистское, чего, конечно, не было ни после революции, ни в 20-е годы. Как сухой остаток, через 66 лет после великой победы в жуткой войне мы имеем обильные остатки русского коммунизма и многочисленные ростки русского фашизма.
Что ж, никакой итоговой морали в этих сомнениях нет. Главное – победили. А со своими проблемами надо учиться справляться цивилизованно и мирным путем.
Безымянный самарский русский фашист бросил банан в выдающегося темнокожего футболиста Роберто Карлоса. Что он этим подчеркнул? Что Роберто Карлос превосходит его во всем, кроме, может быть, цвета кожи, которым не превосходит, а просто отличается. Значит, для уверенности в себе надо затвердить, что белое априорно лучше черного, и выпестовать внутри себя чувство превосходства. Правда, дальше наступает еще один деликатный момент. Среднестатистический воспитанник Оксфорда, например, гордится своим образованием и в определенном плане испытывает превосходство над троечником из самарского ПТУ. Но если даже пресловутый троечник доедет до Оксфорда, из толпы студентов в него не полетит ни банан, ни матрешка, ни бутылка с квасом. Далеко не всякое превосходство даже в ситуации безнаказанности нуждается в истеричном самовыражении. Только зыбкое, незаслуженное (даже в глазах самого «носителя») «превосходство».
Любопытно. Этот человек с бананом пришел на футбол в фанатский сектор. Вероятнее всего, не в первый раз пришел на футбол. Наверное, он немного разбирается в футболе – или считает, что разбирается. У него, наверное, в памяти стоят проходы, удары, голы Роберто Карлоса. Человек на высочайшем в мире уровне делает то, что ты в принципе ценишь. Как же ты можешь это не ценить?
Впрочем, копаться в сознании фашиста – неблагодарное занятие. Мало ли там противоречий. Другой вопрос.
Фактор толпы. Пошли, перевернули несколько машин, опрокинули пару ларьков. Кто не спрятались, мы не виноваты. ОК. А как бы теперь лично ответить за это? В ларек Васенька уперся плечом. Ну, ненаказуемо. Вот я сейчас пойду и упрусь. Ларек, правда, от одного моего плеча и не шелохнется, а от двадцати таких плеч опрокинулся, но частное усилие-то одно и то же, стало быть, и частная ответственность одна и та же (нулевая). С автомобилем – аналогично. В какого-то пробегающего мимо дядю бросили 50 камней. В цель попали 3. Дядя пусть даже не погиб, но сильно пострадал. Кому отвечать? Тем, кто попал? Не разберешь. Тем, кто кидал? Тоже отнекиваются. Всей толпе? Извините.
Презумпция невиновности, накладываясь на толпу, приводит к парадоксальному результату - действию без субъекта. Выход один – тотальный мониторинг всей страны миллиардом видеокамер. Улыбнитесь – вас снимают. И так на всю жизнь, 24 часа в сутки. Орвелл, блин.
Подсмотрел газетный заголовок в метро через плечо. Приведи друга на завод – получи деньги. Интересно. Не имей сто рублей, а имей сто друзей плюс талант убеждения. Чем вы жили с 2011-го по 2020-й год? Сдавал друзей на завод. А там, глядишь, и военкоматы перейдут на подобную практику. Заживем…
