В продолжение прошлого выпуска по следам рассыпанного стирального порошка; а как же, правда, изменить женскую долю? В условиях победившего феминизма у соседей слева и еще более победивших традиционных ценностей через дверь направо.
К чему нужно стремиться – это называть вещи своими именами, придерживаясь как можно более отчетливой и непротиворечивой терминологии. Бить жену – это не просто "дело житейское", это семейное (бытовое) насилие. Если им обоим нравится – их дело, если нет – ... Если она не хочет секса, а он все-таки добивается – здесь несколько тоньше. Нельзя сказать, что это, например, неестественное явление. В природе такое встречается сплошь и рядом, скажем, у кальмаров. Добиваться можно не только насилием. Можно подарить дорогой подарок, заплатить деньги и получить половую услугу взамен. Домашняя жена (часто и не скрывая этого) уступает ради мира в семье (а то он устроит скандал), ради того, чтобы не остаться в одиночестве (говорят, что женщинам часто нужен комфорт присутствия надежного человека, и вроде бы это важно с точки зрения их социального статуса), чтобы продолжал содержать, для того, что после будет проще уговорить купить шубу – посредством секса она платит авансом или задним числом за то, что ей нужно взамен. Этот социальный механизм называется "проституция". Но есть нюансы.
Во-первых, старшее поколение уж точно выросло в представлении, что для женщины не хотеть секса – нормально. А "изменять", именно для женщины – ужасно. И если тем, что сказано выше, вменить их целомудренным матерям и женам занятие проституцией на регулярной основе – уж лучше и впрямь "попробовать сделать это в мечети".
Так-то вроде бы все согласны: если некто не хочет секса, то заставлять это существо довольно дико. Вот если это существо мужчина – у него же тогда все равно ничего не получится. Многие люди, абстрагируясь, описывают половой акт как нечто отвратительное, противное разуму (скажем, известно мнение на сей счет акад. Колмогорова). Фригидным женщинам, по-видимому, не нужно и абстрагироваться, ср.:
В острой форме или в хронической, женщины, которые откупаются или отдариваются сексом, это и испытывают. Ну, в конце концов, можно отвлечься, попытаться решить, в какой же цвет красить потолок. Как могут этого не замечать мужчины? Да просто: может быть, они тоже думают о своем, представляют себе совсем других женщин. "Изменяя в мыслях", испытывают легкое чувство вины, которое как раз больше всего и отвлекает. Ну и что?
Это само по себе, может быть, и правда нормально. Подумаешь, люди на холодную голову обменялись услугами. Если они здоровы, их гормональный фон отзовется на акт, даст им чувство близости. Кто-то будет вполне искренне думать, что любовь на самом деле и сводится к этому, а поэты наврали, ибо они суть трепло. Кто-то будет психически травмирован, замкнется в депрессии, но в среднем люди это как-то переживают и остаются довольны. Казалось бы, беспокоиться не о чем – до тех пор, пока не наступает "во вторых". Во-вторых же, мужчинам "изменять" считается нормально. Жены их иногда могут быть другого мнения, но матери на сей счет, скорее, солидарны с сыновьями, а о мужском обществе и говорить нечего. Эволюционная подоплека неравенства здесь очевидна (с тех пор, как отцы стали заботиться о потомстве, уверенность в том, что данный потомок именно твой, стоит дорого; жена – мать тех детей, в которых ты вкладываешь силы). В современном мире она несколько устарела: в конце концов, существуют и контрацептивы, и генетическое тестирование. Но на человеческий мозг устанавливается довольно древняя операционная система, и она небыстро отзывается на изменения, если владелец данного мозга (средний мужчина) не озабочен апдейтом.
Так вот если все мужчины изменяют, как свойственно их натуре, а все женщины хранят верность, морщатся в момент пенетрации и перекрашивают потолок в сердце своем – возникает вопрос, с кем же, собственно, изменяют мужчины. Исходя из того, что, согласно действующему законодательству, гомосексуализм не является нормой, придется признать, что обязан существовать целый корпус "плохих женщин", "женщин второго сорта", которые ведут развратный образ жизни и за это порицаемы обществом. Это не такое тривиальное наблюдение, как кажется. Нормы в обществе таковы, что без создания локальной нравственной резервации, "ада божьего на земле", их нельзя соблюдать.
Официальный язык – это не птичий лепет бюрократических документов. Это тот язык, на котором взрослые говорят с детьми. Так вот, в нем нет слов для обозначения категории женщин, предназначенных для мужских измен. Никакие их проблемы не могут быть услышаны на официальном уровне, потому что и слов для них нет. Таков любой ад: есть в нем скрежет зубовный и вопли, но в раю их не слышно, ибо Бог отступился от грешников. Между тем, нетрудно понять, что незамужние женщины при любых реформах должны составлять огромный процент населения, и многие дети вырастают, чтобы стать ими.
Можно возразить, что "ад" вовсе не так уж плох, особенно в сравнении с "раем". В нем есть любовь. В нем не так и обязательно лицемерие. Лучшая поэзия, вдохновленная любовью, в основном глубоко внебрачного содержания. Но это в мягкой версии ада, на высоком уровне языка.
Жесткая версия, похоже, устроена так. Если парень предлагает подвезти, а ты согласилась сесть в машину – значит, ты "такая", и пеняй на себя. Ты не имеешь права защищаться, потому что ты "такая" добровольно. Если что случится, тебя посадят на семь лет при полном одобрении зала суда. В жесткой версии, если из лесу слышатся девичьи крики, прохожие мужички не придут на помощь и даже не позвонят ментам: девушки сами пошли на пикничок с юношами, значит, юноши получили право на продолжение банкета. В этом смысле "рай" лучше, потому что там не случается группового изнасилования – а если да, то никто не приходит уговаривать пострадавшую замужнюю женщину, что, мол, тебе-то все равно, а хорошие ребята пропадут, так ты забери показания, а то смотри, будет вдвое хуже. В "аду" в групповом изнасиловании виновата жертва, даже если камнями ее забивают только метафорически. Ребята вполне могут принудить к чему-то женщину и остаться "хорошими": они будут плохи только в том случае, если женщина оказалась чьей-то женой или девственницей. В больших городах сейчас тот же статус имеет девушка "постоянного бой-френда", если у них "серьезные отношения, которые могут окончиться браком".
Таковы нормы в обществе. Построены они в большой степени на проституции по безналичному расчету. Типичная позиция феминисток – "проституция" должна быть запрещена, ибо это женское рабство и эксплуатация женского тела в интересах мужчины – логически небезупречна. Если у вас есть нечто, к чему вы относитесь, как к товару – например, женская любовь или школьный учебник по математике – продать его именно в ваших интересах. Если это товар среднего профессионального качества, то при наличии конкуренции именно в ваших интересах добиться официальной монополии: оформиться сотрудником борделя федерального значения, зарегистрировать брак (для этого нужен институт брака) или объявить данный учебник основным для общеобразовательной программы. Все, что вне монополии, при этом будет существовать, слегка нарушая закон и на птичьих правах – это тоже в ваших интересах. Вы не сможете удовлетворить потребителя, он все равно будет обращаться к услугам черного рынка, но пусть при этом чувствует моральный дискомфорт. Именно на этом чувстве вины держится ваш собственный статус.
На Западе эта часть жизни обустроена иначе. Там проблемы иного свойства. На англоязычных форумах тема изнасилования (rape) всплывает часто, но в основном с налетом схоластики: если женщина после бокала вина пригласила вас в постель, а наутро ей показалось, что, не пей она, вы бы ей не понравились – изнасиловали вы ее или нет? Или: получив разрешение расстегнуть пуговицу на ее одежде, вы обнаруживаете рядом вторую пуговицу. Должны ли вы спрашивать нового разрешения, или то, первое распространяется на все пуговицы сразу? Для изнасилования на свидании ( "если девушка сама согласилась зайти к парню в гостиницу, но отказалась от продолжения банкета") есть специальный термин "date rape", это преступление, и оно строго карается.
Люди, и мужчины, и женщины, привыкшие к присутствию юристов, которые ищут работу, и готовы раздуть процесс из любой мелочи, стараются разложить все по полочкам, формализовать. Сценарии любви теряют спонтанность, и русским эмигрантам бывает с непривычки неуютно от этого. Как-то мы с подругой, очень красивой женщиной (Катей Н.), читали очередное обсуждение этого вопроса в дневниках на livejournal.com. Встретили реплику: все, мол, понимают, что в некий момент мужчина приходит в определенное состояние... и если женщина в этот момент, имея полную возможность уйти (дверь не заперта), все-таки не уходит – значит, она тем самым выразила согласие. На этом месте Катя оторвалась от чтения и сказала: "У меня в жизни был как раз такой случай. Я купила в магазине куртку. Она была голубая. Это был особенный цвет, очень яркий, можно сказать, ослепительный. Моя подруга пошла со мной и купила себе куртку зеленого цвета, такого же яркого. Мы надели эти женские пуховики и вошли в автобус. На остановке вошел человек мужского пола. Он остановился в дверях и стал смотреть на наши куртки – то на мою, то на ее. У него разбегались глаза. Он явно не мог отвести взгляд. Потом у него – я извиняюсь, конечно – у него случилась эрекция. И вот тут мы оказались как раз в таком положении, о котором тут шла речь. Дверь автобуса не была заперта, мы могли из него выйти. Но по каким-то причинам мы все-таки не вышли из автобуса. Мы уже успели заплатить за билет... Зато этот человек на ближайшей остановке сам выскочил из автобуса: видимо, он был не в силах это терпеть."
Ситуации, когда у самих пострадавших нет уверенности, что они пострадали, поскольку никаких физических или моральных неудобств не испытывали, трудно формализовать. Кажется, не всегда и нужно. Однако, при всех издержках, на Западе действительно нельзя насиловать ни мужчин, ни женщин – ни при каких обстоятельствах такое действие не встретит общественного одобрения. Не хотеть секса для женщины нормой там отнюдь не считается – считается, скорее, излечимым расстройством. А любовь по этой самой причине покидает категорию товаров. Девушки могут свободно ездить автостопом без обязательств расплачиваться натурой с каждым, кто их подвозит. Кстати, на это и юноши не жалуются – так всем веселей. В этом заключается реальное достижение мирового феминизма. В отсутствии на месте полового вопроса ада, где грешников можно мучить, принуждать, лишать их свободной воли, глумиться над ними – а их не слышно. Вот и нам было бы здорово разрушить свой ад.
