И не надо никаких социальных революций. Ибо сейчас один работает, а пятеро на нём едут, а если по-другому, то будут десять ехать и окончательно его задушат, родимого. А сбросить себя они не дадут – у них и голос громче, и кулак больше.
В. Розанов, «Опавшие листья»
В многочисленных российских изданиях для деловых людей много пишется об успехах российского капитализма. Ни дня, ни номера не проходит без рассказов о новых людях, которые «сделали себя сами». Даже на телевидении уже показывают их умные, приветливые лица, где они рассуждают об актуальных проблемах и дают дельные советы.
И ведь действительно, на улицах уже не постреливают, как ещё каких-то десять лет назад, и в универсамах чувствуется нелёгкая рука мерчандайзеров, и о забастовках бюджетников как-то более не слыхать.
Между тем у непредвзятого наблюдателя возникают странные вопросы, на которые не так уж просто ответить. Скажем, почему двухкомнатная хрущоба в Москве или трёхкомнатная полногабаритная квартира во многих региональных столицах стоит столько же, сколько в большинстве американских городов дом с земельным участком? И то, и другое – 120 тыс. долларов. Почему пиво «Балтика», привезённое из Петербурга в далёкую Сибирь, стоит там столько же или дешевле, чем в Питере и в Москве? Или наоборот – с каких это пор дальневосточная горбуша в центре стоит столько же, сколько треска и минтай?
Вопросы эти, конечно же, свидетельствуют о наличии у вопрошающего тяжкого наследия советского образования, где говорилось о том, что цена должна приближаться к издержкам. Дескать, в условиях рыночного капиталистического механизма, если цена сильно от них отрывается – образуется очень большая прибыль. И тогда многие капиталистические предприниматели бросаются в эту отрасль, как щука на живца, предложение данного товара увеличивается, цены снижаются и приближаются к издержкам. Люди, этим образованием не обременённые, объяснят вам, что здесь нет никакого парадокса, а в России и конкуренция присутствует, и многое ещё чего. Просто экономика у нас уже постиндустриальная, поэтому влияние издержек на цену и не просматривается. Главное же – это маркетинговая стратегия, суть которой – угадать предпочтения клиента. И тогда цена может быть какой захочешь.
В 2003 году фермер в Алтайском крае, у которого мы с коллегой брали интервью, так оценивал издержки на производство и реализацию свинины:
Свинина в столице в это время стоила уже от 150 руб. за кг (в краевом центре на рынке она была от 80 руб., в райцентре – 50 руб. за кг). Таким образом, если брать разрыв в ценовой цепочке реализации мяса между ценой производителя и розницей, он составлял, по нашим общим подсчётам, 4-5 раз.
Отчего бы фермеру не продавать мясо на региональном и московском рынках? В данном конкретном случае нам, непонятливым, объяснили, что сначала мясо надо вывезти из района, для чего нужно будет решить вопрос с милицией, поскольку в противном случае статистические показатели муниципального образования упадут. И есть на этот счёт у милиции негласная инструкция. Когда же незадачливый коммерсант попадает на дорогу федерального значения, там оказываются свои посты у других структур, которым нужно платить за провоз грузов (вообще-то большинство дорог у нас давно платные, об этом только в правительстве не знают или делают вид, что не знают). Наконец, после всего этого нужно попасть на городской рынок. Или – на мясокомбинат. И в том, и в другом случае нужно заплатить покупателю (тот самый пресловутый «откат»), чтобы он взял это мясо на переработку или реализацию (естественно, что потом он оперирует уже совсем другой заготовительной ценой). Добро пожаловать в постиндустриальную экономику по-российски!
Впрочем, ничего нового здесь нет. В 2005 г. подобная ситуация демонстрировалась на РТР. Если меня не подводит память, то речь шла об удорожании астраханских арбузов (как и в случае со свининой, получилось в пять раз).
Другие журналисты занимались оценкой удельного веса строительных издержек в стоимости жилья. И получили похожий результат: удельный вес – 20-30% от цены продажи. Можно ли поэтому удивляться, что цена на жильё не хочет приближаться к западным мезоэкономическим пропорциям между доходом работающих и стоимостью единицы жилья. Пропорция такая составляет примерно от 2-3-х до 4-х годовых доходов работника за единицу жилья – именно на такую стоимость рассчитывают банки и жилищные агентства, предоставляя кредиты.
Естественно, «единица жилья» может быть разной – это и квартира в кондоминиуме, и небольшой коттедж, и изысканный огромный дом с участком. Однако если цены на них начинают достигать 5 годовых доходов и выше для соответствующих групп покупателей, то говорят, что на рынке недвижимости цены завышены и формируется спекулятивный «пузырь». Если же цены падают ниже 2 годовых доходов – говорят, что рынок недвижимости «вял» и стагнирует. К этим раскладам привязываются и строительные издержки, зависимые от конечного платёжеспособного спроса на жильё. Впрочем, это всё опять-таки проклятый затратный подход, который предполагает взаимосвязь между отраслями, наличие циклов в обновлении жилищ и прочие устаревшие «до-пост-индустриальные» понятия.
Разрыв между издержками производителя и розничной ценой, обусловленный институциональными рамками российского рынка, я называю «эффектом тромба». Он позволяет получать ренту третьим лицам, участвующим в процессе. Это не только те, кто оформляет и охраняет, но и часть «оптовой сети», которая заинтересована в сохранении высоких цен и получении этой ренты. К сожалению, никаким «развитием конкуренции» или «поддержкой отечественного производителя» преодолеть этот тромб невозможно. Правда, в здравоохранении и образовании действуют другие механизмы – услуги по своему определению потребляются в момент производства. Как мне представляется, указанный эффект проявляется в чистом виде только на рынках товаров и ресурсов.
Если же попробовать включить «тромб» в оценку того, что происходит, то может получиться неожиданный результат. Скажем, деньги направляются в сельское хозяйство –предположим, что героическими усилиями первого заместителя председателя правительства и губернаторов они доводятся до производителя. Увеличение сельхозпроизводства, скажем, на 1 млрд руб. приводит к увеличению объёма продаж на 4-5 млрд руб., при этом из последней цифры 3-4 млрд достаётся людям, прямого отношения к сельскому хозяйству не имеющим, но которые часть из своих доходов направят на покупку качественных продуктов агропромышленного комплекса. И где установится новая равновесная цена на сельхозпродукцию?
То же самое уже происходит и в строительстве жилья. Результатом реализации обоих национальных проектов будет существенный рост цен при сравнительно небольшом увеличении предложения. Но приятно то, что средства будут освоены и рента охраняющих, оформляющих и торгующих существенно вырастет. И про производителя вроде бы не забыли, поддержали. В отдельных сферах народного хозяйства.
Всё это проявлялось бы более ярко, если бы все деньги тратились на те же продукты сельского хозяйства и жильё. Однако действует и другой эффект, хорошо известный из микроэкономики, – эффект дохода. Растут цены на весь круг потребительских товаров. И побочным следствием национальных проектов, реализуемых без изменения институциональной структуры, является рост инфляции.
Добиться заявленных целей национальных проектов можно куда с меньшими затратами – и рецепты уже неоднократно озвучивались, в том числе на «Полит.ру». В строительстве для начала надо было бы изменить порядок выделения земли под индивидуальную застройку. А для сельского хозяйства важнее, чтобы ГАИ и ДПС выполняли свои непосредственные функции и защищали бы перевозчиков от бандитов, а не следовали бы негласным инструкциям по запрету вывоза сельхозпродукции из районов и областей. Да вот только – зачем?
Маркетологи говорят, что на Западе любой товар, кроме программного обеспечения, видео- и аудиопродукции, выдерживает только одну перепродажу. В противном случае производители создают свои розничные сети. В России, кажется, уже большинство населения занято в сфере услуг, включая государственную службу, – это же сколько лицензий нужно выдать? А проверить, кому и зачем выдали? Но наценка в 400-500% выдержит всё. И, что особенно противно, падение цен на нефть тоже будет не в силах уничтожить эту абсолютно неэффективную социально-экономическую структуру.
В 1998 году, впрочем, это лекарство отчасти помогло: падение курса рубля привело к резкому сокращению количества челноков – фактически этот класс сохранился только на Дальнем Востоке, в условиях приграничной торговли с Китаем. Однако избавиться от тромба, обусловленного внутренними институциональными рамками, а не условиями внешней торговли, куда как сложней.
Правда, есть другой хороший рецепт – его не замечать. И видеть новое приветливое лицо российских капиталистов, искренне полагающих, что они нашли волшебную маркетинговую стратегию, позволяющую устанавливать цены, не обращая внимания на производственные издержки.
