За последнее время имелись две активности Дмитрия Медведева. Первая – в Думе, где он сообщал о состоянии дел с национальными проектами. Затем – Давос, где была произнесена вроде бы противоположная по смыслу фраза: "Роль государства в экономике должна быть утилитарной и прагматичной. Если участие государства не является необходимым, государство в таких процессах участвовать не должно".
Разумеется, вещи редко бывают совершенно противоположными. Не в одномерном же мире живем, но некоторое расхождение трендов ощущается. Тут некоторые люди стали вспоминать, что примерно так же разруливал экономику Пиночет, когда одновременно с либерализацией рынка запускались социальные программы. Только это для экономистов, автор таковым не является, придется искать другой подход. Ведь к чему-то же эти схемы прилагаются, имеют не исключительно хозяйственный характер. Собственно, это все о нацпроектах.
Они должны управлять какой-то государственной субстанцией – социальной, идеологической. Коль скоро они существуют, то производят изменения в некотором пространстве. Что это за пространство? С одной стороны, оно имеет отношение к власти (там проект придумали), с другой – к населению (подаются как социальные).
Давосская фраза находится в том же пространстве (между властью и населением), но разница понятна: здесь управление чуть отставляется в сторону – есть территория, на которую государство не посягает; там кто-то действует, ну и пусть себе действует в рамках Кодексов. Степень невмешательства четко не оговорена, но объект управления не определен принципиально. Еще проще в обычной социальной деятельности государства – бюджетной. Там никто не остался без управления, все получают положенное.
Национальные же проекты (далее – ПНП) ведут себя иначе: заявлена выборочная социальная ориентированность. Граждане, подлежащие воздействию, заданы по определению: это те, в отношении к кому ПНП могут быть применены. И тут оказывается, что речь идет не о целевой помощи определенному социальному слою, а о формировании групп населения именно по принципу их участия в ПНП. Даже лица, участвующие в свободном предпринимательстве, через свое участие в ПНП вовлекаются в новые договорные отношения с государством. Все дополнительно социализированы и чуть-чуть национализированы по факту их участия в ПНП. У них возникла еще и факультативная связь с государством.
С женщинами и деторождением понятно, с аграриями тоже (если не считать того, что там вообще мало что понятно). То же, в еще более конкретной форме, относится к проекту по строительству (он предназначен ровно для тех, кто в нем участвует). Более расплывчаты истории с медициной (потребителями благ выступают сами медики) и образованием (учителя): "Только дополнительные выплаты врачам и учителям привели к росту доходов около 1,5 млн семей", – очевидно, это прямое вмешательство в социальное состояние страны и экономику. Только это не конечный адресат этих ПНП, идея состоит в опосредованном влиянии на весь социум, в формате "обеспечить условия самореализации". Это целеполагание нечеткое и, фактически, безадресное. А тогда адресатом будут ощущаться именно "первичные получатели": медики, учителя.
В ипотеке же участвуют те, кто в ней участвует, совершенно различные граждане. В сумме получается, что адресат ПНП не однороден, так что жесткая управляющая структура, дополняющая ту же бюджетную, не предполагается. При этом своя структура управления должна быть у каждого из проектов, но их объединение в один пакет делает сумму аморфной.
Все это конструктивно, поскольку позволяет обнаружить противоречия, а они всегда полезны в деле уменьшения идеализма. Ситуация наглядна: у власти имеется некоторая стратегия. Чтобы эта стратегия была реализована, ее в какой-то мере должны понимать и те, для кого она предназначена. Значит, эту стратегию надо адаптировать. После чего возникнут две стратегии: исходная (сложная) и адаптированная. Под одним названием. Какая из них станет главной?
Ответ понятен. Вот только работать должна исходная. Мало того, все ПНП имеют разную структуру, а адаптированное описание утрамбовывает их всех в один пакет. Стушевывая их вполне принципиальные различия.
Дальше адаптированная стратегия станет медийным фактом, будет допускать лишь упоминания о себе и новости о том, как она работает. Конечно, она работает хорошо: "Если раньше точки социального развития были в небольшом количестве регионов, то теперь в приоритетные национальные проекты включилась вся страна". Описание функционирования имеет самый общий вид и, разумеется, преимущественно позитивно.
Технологический вопрос: может ли данное описание учесть угрозы, вызовы и прочие траблы, которые могут препятствовать реализации проектов? Вроде – да. Говорится о воровстве и нерадивости на местах, но – это общие траблы, присущие чему угодно, а не конкретным ПНП. Внутри них самих (их описаний) щелочек не видно: налицо структура, которую разъять невозможно, – сформирован цельный объект, который и введен в обиход. Все вызовы, угрозы и траблы обойдут его стороной. Неплохо, но проблема в том, что выжить-то он выживет, а будет ли еще и работать?
Еще раз: исходная структура каждого проекта подменена его адаптацией, разнородные стратегии сведены в общую схему и стали адаптированной суммой адаптаций. Из проектов они превратились в материализованное (на сумму средств, отведенных на реализацию) намерение.
Намерение известно: "Стало очевидно: нельзя упустить время для модернизации России, без которой ей не сохранить себя в жесткой мировой конкуренции. Из международного, да и отечественного опыта следует: только вложения в человека способны помочь уйти от экономики "ресурсной и индустриальной" к экономике знаний, к экономике "ежедневной технологической революции", которая создается личными усилиями активных, здоровых, образованных граждан. А развитие потенциала личности напрямую зависит от доступности и качества образования, здравоохранения, информации, коммуникаций и т. д. Понимание подобных задач и стремление найти наиболее эффективную форму для их решения привело к идее проектного подхода".
Обратим внимание: решаются вовсе не те задачи, которые конкретно решаются через тот или иной ПНП. Социуму сообщено о том, что ПНП предназначены для решения куда более общей социальной задачи ("потенциала развития личности"), нежели, допустим, жилищная проблема.
Мало того, далее станет видно, что на самом-то деле решаются задачи совершенствования методов управления: "Именно поэтому приоритетные проекты рассматривались и в качестве инструмента регионального развития, нивелирования социально-экономических проблем". И это не так, что решение конкретных проблем поможет решению задач двух других уровней, – по замыслу все они решаются одновременно. Кстати, для решения задачи регионального развития разницы между ПНП действительно нет. Как и для отработки методов управления.
Но вот управление чем именно все-таки происходит? Очень смутный объект управления… Нюанс в том, что управление всегда имеет дело с проблемами. Оно и состоит из постоянного решения проблем. А как именно выглядит объект, которым управляют, если он никогда и ничему не противоречит?
Это вопрос уже к тому, как описывается реализация проекта: формат описания проблем определит и то пространство, в котором все происходит. В случае ПНП это очень странное место. Еще раз: есть проект как бы для людей – поскольку говорится о социальной направленности. В то же время действия производятся в загадочной субстанции, отчего возникает ощущение, что именно ее создание и является назначением ПНП. Это не социальное, даже не собственно экономическое решение. Ну, на свете существуют еще и федеральные целевые программы, есть инвестиционный фонд, еще что-то. Инструментов выборочного воздействия на экономику хватает. Но они не подаются как приоритетно-национальные.
Проблема в том, что НПН не могут провалиться. Как могут провалиться проекты, имеющие долгосрочный период действия, явно не подлежащие конкретному обсчету (цифры трат назвать можно, но что именно они будут означать?). Почему это проблема? Потому что одновременно они не могут быть успешными – по тем же причинам. К тому же непонятен язык, на котором их возможно оценить.
Как следствие – обтекаемость разговоров про ПНП. Похоже, что ПНП и посажены в то самое место, где живет субстанция, определяющая отношения российской власти и общества. Там всегда обтекаемая речь, глубоко позитивная в каждом выводе, с непременными "в то же время... некоторые недостатки... кое-где". То есть наследующая языку отчетности советского времени. Речь не о демагогии, но об отсутствии операционного языка власти, на котором она может публично расшивать проблемы. Понятно, почему такого языка не было в СССР, какая еще операционность в рамках системы планирования, идеологии и т.п. Вот и возникло смутное оперирование, склеивающее низкое и высокое, частное и общественное. Тракторист, пашущий свои борозды, одновременно (причем – тратя на это 85% сил и дизтоплива) способствовал еще и выполнению пятилетнего плана, а также укреплению мощи социалистического лагеря. Зато про управление тут понятно – это управление муляжами советского мировоззрения.
Другое дело в рыночной ситуации. В том, что касается рыночных аспектов, операционный язык существует. По части слияний и поглощений, различных писем о Центробанке и т.п. Есть свой язык в бюджетных и общесоциальных делах, вполне нелицеприятный язык – описания деятельности ЖКХ, чиновников и политических деятелей. Все это вполне существует наравне с заявлениями первых лиц. Да, нет публичного языка политических процессов (там, где подготавливаются и принимаются решения), но тут понятно, да социум там и не при чем.
ПНП оказались таким странным стилистическим продуктом, о котором непонятно, как говорить. Откуда и неясно, что там может быть реальностью, успехом проекта и т.п.: как оценивать? Но вопрос шире – это вопрос языка, на котором Власть может адекватно разговаривать со Своим Народом (если есть такое желание: оно вовсе не обязательно, полно же вариантов, когда государство просто соотносится с налогоплательщиками). Речь идет об общении не в рамках обеспечения рыночной экономки, не в рамках исполнения функций, за которые власти платят налоги, а когда ей хочется войти в отдельные отношения с населением. ПНП по определению предназначены для этого. Власть хочет, чтобы к ней отнеслись именно как к власти, а не как к государству, рутинно реализующему положенные функции. В чем, в общем, и разница между государством и властью.
Если государство хочет быть именно властью, а граждане страны испытывают склонность такому варианту, то почему бы и нет? Проблема в том, на каком языке они могут говорить друг с другом. В терминах власти или в терминах населения? Разница очевидна, а вопрос в том, кому этот разговор нужнее. Но самое интересное – если рассматривать ПНП по их прямому бытовому назначению, то выяснится, что они – работают.
Например, после повышения зарплат врачам общей практики стал наблюдаться отток туда из профильных специалистов. Значит, реакция среды существует, и точка воздействия выбрана адекватно. После решения о строительстве типовых медицинских комплексов в регионах закономерно выскочил вопрос о том, кто, собственно, там будет работать. После того как начались разговоры об ипотеке, цены на жилье стали дергаться, что, в свою очередь, высветило общие проблемы строительного комплекса. Даже нацпроект по деторождению ("даже" – потому что деньги выдают через три года) обеспечил сложную ночь 31 декабря – 1 января с проблемой записи времени родов. Что вполне подтвердило наличие материальной заинтересованности в этом вопросе. Контакт ПНП с реальностью имеется.
Откуда мораль: сколько можно жить в советском идеализме, когда любой проект либо обязательно успешен, либо нет – потому что придуман врагами советской власти? Есть разные мнения – значит, все как раз в порядке. Это происходит возвращение в реальность, что и требовалось при запуске ПНП. Имеется живое взаимодействие инициатив власти с жизнью, что бывает позитивнее? Надо просто описывать бытовые ситуации, возникающие по ходу проектов, и все получится.
Впрочем, интересен и другой вариант. Если не заниматься конкретикой, то возникнет изрядный отстойник, в котором будет скапливаться политический язык советского времени – тоже очень даже неплохо и вполне функционально.
