17 ноября (н. ст.) 1708 года в одном из важнейших тогдагородов Левобережной Украины – Глухове – началось некое изысканное,многодневное шоу, своего рода трехактная пьеса, в которой, как и положенодраматическому произведению, имелось необходимая троица – драма власти, любовь и смерть, - анакал страсти в полной мере нарастал от начала к концу.
Первым актом, сыгранным как раз 17 числа, были выборы.Точнее, выборы гетмана Левобережной Украины, верховного правителя территории,присоединенной к России в середине XVII века. Говоря еще точнее – выбирали дажене Левобережного гетмана, а просто гетмана, поскольку официальная московскаяриторика (но не политика!) признавала за ним также и власть над входившей всостав Польши Правобережной Украиной.
Выборы, однако, были экстраординарные, вызванные открывшимсяфактом перехода прежнего гетмана – Ивана Степановича Мазепы – к шведам.
Итак, 17 числа в присутствии Петра Первого, егонепосредственного окружения и трех левобережных архиереев (митрополитаКиевского и архиепископов Черниговского и Переяславского) в Глухове выбралиновым гетманом Стародубского полковника Ивана Скоропадского. По обычаю,последний долго отказывался от почетного жребия, но в финале согласился – да икуда ему было деться: выбора в этих выборах было не больше, чем в президентскихвыборах РФ 2008 года. Все было решено заранее – хотя некоторые, непроинформированные как видно выборщики пытались по первоначалу предложить кандидатуру черниговского полковникаПавла Полуботка. Им, однако, объяснили, что русский царь Полуботка не утвердит,ибо не вполне ему доверяет.
В общем – первый акт удался, тем более что бежавший в спешкеМазепа позабыл захватить с собой гетманскую булаву и другие официальные атрибуты.
Следующий акт сыгрался тремя днями позже. Это был сочиненныйскорее всего самим Петром обряд проклятия предателя-Мазепы. Сперва архиереи входе литургии в Троицкой церкви предалиМазепу анафеме. (В Москве этот чин был повторен в Успенском соборе 23 ноября,служил С. Яворский – местоблюститель патриаршего престола, т.е. тогдашний главарусской церкви. Отменили же это церковное проклятие лишь в 1884 году. До тогоимя Мазепы всякий раз перечислялось в ряду ему подобных отступников в ходесоответствующих церковных служб, что не мешало в построенном на пожертвованияМазепы киевском Никольском соборестоль же регулярно поминать с амвона благотворителя совсем иными словами).
Но вернемся в 23 ноября. По окончании богослужения наглавной площади городка началась заочная казнь предателя. Была изготовленакукла Мазепы – в полный рост, в гетманском одеянии и с лентой единственноготогда русского ордена Св. Андрея Первозванного. (Гетман обладал этой наградойза номером 2 – и Меншиков, и даже сам Петр в списке андреевских кавалеров были за Мазепой!) В начале церемонии два кавалера Св. Андрея– Меншиков и Головкин – взошли на эшафот, публично разорвали гетманский патентна орден и сняли с куклы орденскуюленту. После этого к кукле приступил палач – тот набросил ей на шею веревку ина веревке потащил по улицам. В финале под восторженные крики толпы куклуповесили.
Третьим же актом был кровавый: днем спустя после казни куклыбыли отрублены головы полковнику Чечелу и еще нескольким сторонникам Мазепы,захваченным в столице гетмана – Батурине. Батурин Меншиков взял штурмом,вырезав в городке едва ли не все население, включая женщин и детей.
Позже, уже после Полтавской победы, Петром была, однако, придуманаеще одна составляющая этой сложной пантомимы – не осуществленная по причинам,надо полагать, техническим. В начале августа 1709 года из ставки царя вИжорскую канцелярию пришло подписанное Меншиковым распоряжение: «Зделать тотчас манету серебряную весом в десять фунтов, а на ней вырезать Иуду на асинеповесившагося и внизу тридесять сребреников лежащих, и при них мешек, и назадиподпись: треклятый сын погибельный Иуда, еже за сребролюбие давится. Да к тойманете зделать чепь в два фунта, и прислать тое монету в военной поход нанарочней почте немедленно». На это произведениеассигновалось "серебра ефимками, четвертками и полуефимкамидвенадцать фунтов да на угар полфунта, итого двенадцать фунтов с полфунтом". Говоря иначе, "монета" то бишь,медаль Иуды должна была весить, по тогдашнему представлению, те самые 30 сребреников…Ясно, что "украшать" награда должна была уже настоящего Мазепу,выдачи которого Петр упорно добивался от Турецкого султана. Но – не случилось:осенью 1709 года Мазепа умер недалеко от Бендер при довольно туманныхобстоятельствах. Впрочем, этому человеку шел тогда семьдесят первый год –весьма изрядно по меркам тех лет.
Столь значительное символическое оформление предательстваИвана Мазепы говорит о том, что для Петра оно имело некое особое, из ряда вонвыходящее значение. Несравнимое с предательствами иных людей, пусть даже исопоставимых с Мазепой по статусу.
В самом деле, стоит отметить, что редкий из украинскихгетманов не предавал Москвы. И Б. Хмельницкий, и И. Выговский, и сын БогданаЮрий, и И. Брюховецкий – все они нарушали договоры с Россией, переходя насторону ее противников. Причем делали это не после 20 лет лояльного гетманства,как Мазепа, а гораздо раньше. Более того, если бегство к шведам Мазепы сполутора тысячами казаков практически никак не сказалось на ходерусско-шведской войны, то предательство Ю. Хмельницкого, например, привело ктяжелейшим поражениям русской армии. И, тем не менее, никто из упомянутых лицне удостоился подобных почестей.
Немало было и других вельмож, которые, по мнению ПетраПервого, его предавали. Что уж говорить – куда Мазепе по значимости донесчастного царевича Алексея! А ведь даже и тот, хоть и был убит, однако неподвергся подобному глумлению. Пожалуй, единственный, кто может здесь встать,что называется, во весь рост, – это Иван Милославский, умерший своей смертью,однако обвиненный Петром в заговоре 1697 года, вследствие чего останки бояринабыли извлечены из могилы и на запряженных в свиней санях вывезены пред очимосковской толпы.
Что могло бы объединить эти два случая? Возможно, то, что вобоих своими врагами Петр счел не столько конкретных людей, сколькоопределенные силы, ими представленные. Говоря точнее, возводя в высшийсимволический градус проступки этих людей, Петр как бы добивался моральнойсанкции на насилие в отношении представленных ими явлений. Милославских исвязанные с ними боярские кланы и старомосковские порядки в одном случае иавтономию гетманщины – в другом.
Собственно, последовательное наступление Москвы на автономиюЛевобережной Украины, с однойстороны, неизбежное в силу тогдашней парадигмы развития Русского государства, ас другой – происходящее вопреки букве подписанных договоров, – именно этонаступление и явилось, похоже, первопричиной гетманских"неверностей". Оно же, еще более концентрированно осуществленноеПетром в условиях кампании 1707-1709 годов, и заставило Мазепу сделать роковойдля себя шаг. Которого он, по всей видимости, старался избежать изо всех сил.
И. С. Мазепа родился в 1639 году в семье православногошляхтича на польской Украине. Учился в Киево-Могилянской академии. Затем попалко двору – польскому, само собой. Здесь он продолжил образование – вроде быдаже путешествуя по европейским странам. Во всяком случае, Мазепа действительнобыл весьма образованным и культурным для того времени человеком. Особенно нафоне левобережной "старшины" – предводителей местного казачества. Онхорошо читал и говорил по-латыни, знал татарский, немецкий, итальянский.Разумеется, польский. А возможно –и французский. Знал толк в коллекционировании предметов роскоши и, в частности,хорошей живописи. Кроме того, и доброжелатели и недруги Мазепы согласноотмечают его многогранную обаятельность, умение располагать к себе, внушатьдоверие. Это его качество, само собой, не пропало втуне и в отношениях спротивоположным полом: тому иллюстрацией не только воспетый Пушкиным роман престарелогогетмана с юной Матреной Кочубей (в действительности Мазепа, не желая усугублятьскандала, отослал сбежавшую к нему девушку назад, в отчий дом, – при том, чточувства влюбленные питали друг к другу вполне сильные и искренние), но и рядвесьма ярких скандалов из времен более ранних. Так, однажды слуги шляхтича,которому Мазепа наставил рога, поймали горе-любовника, связали его, раздели и,посадив задом наперед на лошадь, отправили восвояси. Есть версия, что именноэтот позор привел к удалению Мазепы от двора и переходу на службу кправобережному гетману П. Тетере. Заметим по ходу дела, что в своей любовнойнеобузданности Иван Степанович также был, можно сказать, вполне традиционен – известно,что поводом для восстания Б. Хмельницкого послужил спор шестидесятилетнегогетмана с Д. Чаплинским из-за юной 16-летней красавицы Елены, на которойХмельницкий впоследствии женился вопреки запретам духовенства.
Как бы то ни было, с 1663 года Мазепа служит у гетманаТетери, которого два года спустя сменяет П. Дорошенко. Здесь Мазепа дослужилсядо важной должности генерального писаря – Дорошенко привлекает его к достаточноважным дипломатическим переговорам, включая осторожные контакты с Левобережьемна предмет возможного перехода Дорошенки под московскую протекцию. В 1674 годуМазепа был послан в Стамбул с дипломатической миссией, однако по дороге былперехвачен кошевым атаманом запорожцев И. Сирко и в качестве военнопленногоотослан в Москву. В Москве, однако, участь неудачливого посла перемениласьрадикальным образом. Сперва он был допрошен в Малороссийском приказе, которыйвозглавлял боярин А. Матвеев – один из наиболее близких царю людей, воспитательцарицы Н. К. Нарышкиной (матери Петра Первого).
Этого ценителя просвещения (по московским меркам) Мазепа,похоже, обаял в полной мере, убедив не только в собственных промосковскихсимпатиях, но и в дружественной позиции своего начальника – П. Дорошенки.Мазепа был принят лично царем Алексеем, после чего отпущен к Дорошенке с благожелательнымиписьмами. На Правый берег, однако, Мазепа возвращаться не пожелал, а, доехав доБатурина – ставки левобережного гетмана Самойловича, испросил у того разрешенияпереселиться на "русскую" гетманщину.
Вот как пишет о дальнейшей егокарьере историк Н. Костомаров: "Самойлович поручил Мазепе воспитаниедетей своих, а через несколько лет пожаловал его чином генерального есаула,важнейшим чином после гетманского. В этом звании, по поручению Самойловича,Мазепа ездил в Москву еще несколько раз, и, смекнувши, что в правление царевныСофьи вся власть находилась в руках ее любимца Голицына, подделался квременщику и расположил его к себе. И перед ним, как прежде перед Матвеевым,вероятно, помогали Мазепе его воспитание, ловкость и любезность в обращении.Голицын и Матвеев оба принадлежали к передовым московским людям своего времении сочувствовали польскомалорусским приемам образованности, которыми отличался иблистал Мазепа. Когда, после неудачного крымского похода, нужно было свалитьвину на когонибудь, Голицын свалил ее на гетмана Самойловича: его лишилигетманства, сослали в Сибирь с толпою родных и сторонников, сыну его Григориюотрубили голову, а Мазепу избрали в гетманы, главным образом оттого, что такхотелось любившему его Голицыну. Обыкновенно обвиняют самого Мазепу в том, чтоон копал яму под Самойловичем и готовил гибель человеку, которого должен былсчитать своим благодетелем. Мы не знаем степени участия Мазепы в интриге,которая велась против гетмана Самойловича, должны довольствоваться толькопредположениями, и потому не вправе произносить приговора по этому вопросу." Мы же заметим, что в назначении Мазепыгетманом, помимо личных симпатий В. В. Голицына, была также и вполнерациональная логика. Москва, взявшая курс на постепенную интеграцию Гетманщины,нуждалась на Левобережьи в зависимом от себя вожде. И, одновременно, вдостаточно независимом от местной "старшины" – всех этих Кочубеев,Лизогубов, Самойловичей, Искр и прочих казачьих магнатов, связанных между собойпрочнейшими родственными узами. Мазепа был именно таким человеком – вполне дееспособным,однако дружно ненавидимым этой самой "старшиной". И при этом способнымразговаривать с московскими"прогрессистами" на их языке.
Надо сказать, что перманентныедоносы на Мазепу шли в Москву все двадцать лет его гетманства."Старшина" не давала расслабиться своему гетману, порой изобретаявесьма сложные комбинации, с участием польского королевского окружения или какого-нибудь Петрика, задумавшегоподнять восстание в Запорожской Сечи. Финальный, наиболее знаменитый донос 1707года, последовавший со стороны Кочубея и Искры, вопреки широкораспространенному убеждению, достаточно тщательно проверялся в Москве. Оба доносчикабыли неоднократно пытаны, однако так и не смогли сказать ничего действительносущественного против Мазепы. В итоге оба были выданы Мазепе вместе с ужевынесенным в Москве приговором – гетману оставалось лишь исполнить его, казнивнесостоятельных доносчиков. Справедливости ради отметим, что Мазепа к томувремени действительно состоял в контактах с враждебной Петру стороной – нестолько со шведами, сколько с их польскими ставленниками, сторонниками СтаниславаЛещинского, оспаривавшего польский трон у союзного России Августа Сильного.Однако это были пока лишь разговоры – действиями своими Мазепа демонстрировалполную покорность Петру и его политике.
В истории, однако, доносГенерального судьи Василия Кочубея остался как пример достоверного сигнала,легкомысленно проигнорированного властями. Известно, что потомок Искры нашел всебе смелость заявить как-то по этому поводу Екатерине Великой, что-де монархамстоит быть сдержаннее в принятии решений – "голова не карниз, назад неприставишь".
В 1689 году Мазепа прибыл в Москвук своему патрону Василию Голицыну как раз после августовского переворота,устранившего из власти группировку царевны Софьи. Голицын, как известно, былтогда сослан в Сибирь. Мазепа же был принят Петром и, против собственногоожидания, обласкан. Московская поддержка левобережного гетмана не только непошатнулась, но даже несколько укрепилась.
Странно ли это? Ничуть. И причинтому много. Помимо тех же, что принесли за несколько лет до этого Мазепегетманскую булаву, назовем еще и высокую степень "кадровойнеуверенности" получившего власть восемнадцатилетнего Петра. Он и в самомделе не имел тогда собственного кадрового резерва и едва ли внятно представлял,каким образом следует дергать за рычаги при управлении доставшимся емугосударством. В самом деле, репрессированных было в тот раз очень немного, безнаказания остались даже и более "замазанные" дружбой с прежнимрежимом люди – тот же П. А. Толстой, например. Напротив, многие из близких В.В. Голицыну персонажей (Ф. Лефорт, П. Гордон) заняли достойное место рядом сПетром. Удивительно, пожалуй, не это, а, скорее, то, что сам Голицын не быламнистирован по прошествии нескольких лет – ведь что ни говори, а Петр имелтогда сильную нужду в деятельных людях, вкусивших европейской образованности.
Первые годы правления Петра –наиболее счастливое время гетманства Мазепы. Он деятельно участвует в Азовскихпоходах, воюет с османами икрымцами, выполняет дипломатические поручения и развлекает царявысококультурным общением.
Затем наступила иная эпоха.Началась Северная война.
Пожалуй, стоит просто перечислить сухим списком обстоятельства,создававшие серьезные затруднения для Мазепы. Гетман, как мы видим, оказалсясловно бы зажатым с трех сторон:
а) русской властью, требовавшей весьма деятельного участия всвоих предприятиях и взявшей в условиях появления шведов в восточных районахПольши курс на ускоренный демонтаж гетманских вольностей.
б) "старшиной", среди которой особо популярна былаидея о сохранении и расширении автономии, вкупе с объединением левобережного иправобережного гетманств.
в) населением, не вполне, так сказать, сочувствовавшимизбранной русским командованием тактике "выжженной земли".
В самом деле – все оказались недовольны: отряженные длявойны со шведами казаки считали унизительным сражаться в составе регулярныхформирований под командованием русских и немецких офицеров. Кроме того, войнасо шведами, в отличие от налетов на Крым или Очаков, не сулила участникамбогатой добычи – что являлось всегда одной из важнейших опор казачьего боевогодуха. Казачьих магнатов, и без того ненавидевших "чужого" Мазепу, немогла не разозлить проявленная гетманом (по московской указке) верностьпольским союзникам – вторгнувшись на территорию Правобережья, Мазепа фактическиподавил там антипольское восстание Палия. И, наконец, доверительные сведенияедва ли не из первых уст ясным образом показали ему, что самостоятельностьгетманской власти будет русскими довольно существенно сокращаться – причем, вближайшее же время.
А Карл XII приближался – и напросьбу о защите Петр ответил в том духе, что, мол, защищайтесь сами – у насесть дела поважней. На языке феодальных связей, отнюдь не чуждом сознаниюМазепы, это значило следующее: сюзерен снимает с себя обязанность защищатьвассала, ввиду чего вассал также освобождается от каких-либо обязанностей вотношении своего сюзерена.
В общем, все эти вместе взятые мотивы в какой-то моментперевесили двадцатилетнюю верность русским царям, и Иван Мазепа, напуганный ктому же подозрениями, порожденными одной лишь игрой собственного ума гетмана,совершил свой знаменитый побег в лагерь шведского короля.
Надо сказать, что колебания не оставили Мазепу и там – темболее, после того, как гетман воочию увидел, во что превратилась за два годашведская армия. Он посылает к царю полковника Д. Апостола с предложениемстранной сделки – прощение в обмен на голову Карла. Петр, однако, не счел этосерьезным и, даровав прощение самому Апостолу, прекратил переговоры.
