Гламурная диктатура рано или поздно должна была вызвать к жизни гламурную революцию. В субботу на Болотной площади собралось много прилично одетых, в общем и целом довольных жизнью и гордых собой людей. Пришло много тех, кто обычно остается молчаливым свидетелем уличных протестов, даже когда сочувствует митингующим.
Многие узнавали друг друга в толпе. Многих из тех, кто был на площади, можно было легко представить себе на приеме в Кремле или в Мэрии, где они смотрелись бы более органично. Это был по-своему цвет (без издевки) московского общества – общества, еще совсем недавно рукоплескавшего Владимиру Путину. И я бы не стал ерничать по поводу «чистоплюйства» собравшихся. То, что эти люди оказались здесь, говорит о положении власти больше, чем сотня стихийных митингов, сопровождаемых беспорядками. Это – грозное знамение.
На этот раз революцию пришли делать те, кому она меньше всего была нужна. Пришли потому, что их социальные и политические запросы (которые всегда появляются в первую очередь у тех, чьи материальные запросы уже удовлетворены) оказались проигнорированными властью. Это больно ударило по их самолюбию и чувству собственного достоинства, и они пришли на площадь, чтобы сказать власти: «Мы есть, мы существуем, мы оскорблены». В глубине души этих людей объединял лозунг «чекисты всех достали», но говорили в основном о выборах.
Это был жест отчаяния со стороны общества, уже выросшего из коротких штанишек, но еще не заработавшего на приличный костюм.
Неудивительно поэтому, что митинг выявил, прежде всего, политический инфантилизм собравшихся. Ни организаторы, ни участники не отдавали себе до конца отчета в том, чего они, собственно, хотят. Оскорбленное чувство требовало удовлетворения, и поэтому они готовы были до позднего вечера оскорблять власть в ответ, намекая ей на то, в каком именно направлении она в дальнейшем должна двигаться. Но вели все себя очень прилично, ведь это были приличные люди. И больше всего они не хотели революции и насилия.
А зачем пришли? – А так, себя показать, народ посмотреть…
И коммунисты, кстати, заклеймив оранжевого змея и перекрестясь, тоже прислали на площадь гонца. Как же, там же народ, много народу…
И «справедливороссы» прямо со съезда отрядили делегацию, сказав, что неважно, кто кого там собрал, но к людям надо выйти…
И все уже хором: «Нам не нужна революция, но Путин - уходи».
Все правильно, но поздно. Революция уже несколько лет как идет, просто ее никто не замечает. Революция – это не событие, это процесс. Революция - это разложение общественных устоев, которое парализует власть и делает ее беззащитной перед хаосом. Она начинается задолго до того, как власть сгорает в огне этого хаоса. И уж если она началась, будьте уверены, никто и ничто не сможет ее остановить.
Революция похожа на торфяной пожар. Сначала она десятилетиями тлеет под землей. Там, в глубине, горит адский огонь, сжигающий все нравственные и правовые нормы, но на поверхности все выглядит по-прежнему, и только едкий запах гари подсказывает, что дела плохи. Наконец, то тут, то там пламя начинает выходить наружу, и все бросаются его тушить. Но бесполезно – внутри-то все давно выгорело, пока льешь в одном месте, в другом загорается. Кончается все верховым пожаром, который целиком уничтожает деревья, оставляя пустошь. Если повезет, через много лет на ней вырастет новый лес.
О том, когда именно началась четвертая русская революция, будут много спорить историки. В отношении предыдущей революции этот вопрос так до конца и не прояснен, хотя прошло более века. Лично я считаю, что нынешняя революция идет без перерыва уже двадцать с лишним лет, и все эти годы мы живем как на пожаре, который то затухает, то снова вспыхивает с новой силой. Сейчас пламя в очередной раз показалось на поверхности, наглядно продемонстрировав, что десятилетняя «проливка» почвы оказалась бесполезной. Только воду расплескали, и время зря потеряли.
И, как всегда, в русской революции рядом идут два потока: либерально-демократический (интеллигентский) и стихийно-бунтарский (крестьянский). До поры до времени они не только не пересекаются, но и с очевидной неприязнью косятся друг на друга.
От Чистых прудов до Болотной площади полчаса ходу, но политически их разделяет пропасть. «Приличные» революционеры чураются «неприличных». Им претит пугачевская натура Алексея Навального и его сподвижников. Я думаю, что в глубине души многие из тех, кто вслух громко требовал на площади освобождения Навального, были рады тому, что его рядом с ними нет. Толпа слушала своих вождей с некоторым раздражением, и больше была занята собой, чем тем, что говорили с трибуны. Впрочем, вожди тоже не очень хорошо понимали, что им делать с этой толпой.
В конечном счете, все свелось к тому, что Путин должен «самообслужиться» - сам пришел, сам и уйди. Посмотри на нас, впечатлись нашей смелостью и уйди. Или, по крайней мере, отправь в отставку всех своих министров, забери деньги у своих друзей, прогони свою партию из власти и тогда мы, может быть, снова встанем под твои знамена.
Вопрос о том, как должен измениться Путин и должен ли он меняться вообще, насмотревшись «народного» негодования, один из самых интригующих на данном этапе.
Путин оказался в странном положении: с одной стороны, оппозиция требует его отставки, с другой – он же должен осуществить выдвигаемые ею требования. При этом особой ясности с требованиями тоже нет. В глаза бросается очевидный программный вакуум. Плана действий нет ни у тех, кто пришел на площадь, ни у тех, кто мечтает оттуда всех прогнать.
Очевидно, что выборы – это повод, а не причина для протестов. Во-первых, многие из тех, кто пришел на площадь, сами не голосовали. Во-вторых, и это самое интересное, если бы голоса сегодня действительно (что невероятно) пересчитали бы в пользу Компартии, ЛДПР и «Справедливой России» (других-то игроков практически нет), то вряд ли многие из тех, кто стоял на Болотной площади, был бы этим счастливы и посчитали бы свою миссию выполненной.
Собравшиеся были недовольны, конечно, не результатами последних выборов, как таковыми, а существующим политическим режимом в целом, но при этом имели самое смутное представление о том, что надо сделать для того, чтобы этот режим стал другим.
Фальсификация выборов – это частность. Узурпация власти и ее осуществление «узкой группой ограниченных товариществ» в абсолютно неконституционных формах – это общая проблема. В связи с этим возникает, как минимум, три вопроса:
Как отстранить от власти лиц, которые реализуют эту власть неконституционными методами, и при этом самим остаться в рамках действующей конституции?
Как сформировать новую власть взамен той, неконституционной, которая сегодня реально есть, и не развалить страну?
Как гарантировать в будущем, что та, новая, власть, которая гипотетически может быть установлена, не превратится в точно такую же, которую только что устранили?
Не имея ответов ни на один из этих животрепещущих вопросов, многие из тех, кто пришел на площадь, инстинктивно схватились за утопию. В глубине своей протестующей души они продолжают верить в меняющегося Путина. И чем меньше они представляют себе практическую реализацию их собственных требований, тем больше им хочется верить в эту утопию.
Вопрос о том, может или не может Путин измениться, рассматривается, как правило, в субъективном ключе. Речь преимущественно идет о наличии у него соответствующего желания и свободы действовать по собственному разумению, если таковое вдруг обнаружится. Все упирается в то, будет или не будет Путин отдавать на съедение «черни» друзей–силовиков или олигархов из «ближнего круга».
Я бы посмотрел на эту проблему под другим углом зрения – не субъективно, а объективно. Вопрос не в том, чего хотят Путин и его окружение, а в том, что они могут.
В течение десяти лет, выстраивая свою «вертикаль власти», Путин последовательно «выжигал» все альтернативные механизмы управления страной. Сегодня все, кроме чисто силовой составляющей, оказалось неработоспособно. Парламент, суды, региональные власти, самоуправление, общественные организации – это сплошная фикция. Они работать не могут по определению, работает только отстроенная Путиным криминально-бюрократическая машина, способная, пусть и с безумно низким КПД (из-за воровства), добиваться каких-то целей.
И вот теперь оппозиция предлагает Путину от этой машины отказаться, выбросить ее на свалку истории. А с чем он останется? Ведь никаких других приводных ремней между ним и страной более не существует. Если Путин начнет сейчас рушить им же созданную вертикаль, то он останется совершенно беззащитным и беспомощным, и тогда любая площадь съест его с потрохами. Поэтому ничего Путин делать не будет, никакую машину не разрушит, а, наоборот, постарается из нее выжать, что можно, по максимуму.
Осознание «проснувшимися» к политической жизни гражданами этой истины и будет составлять содержание следующего и, возможно, достаточно длительного этапа российской истории. Просто и быстро такие вещи в голову не вдалбливаются.
Ни пятьдесят, ни сто пятьдесят, ни даже пятьсот пятьдесят тысяч человек, собравшихся на площади, сами по себе революцию не сделают. В то же время, случившееся имеет серьезное символическое значение, подводя черту под определенным этапом жизни русского общества и открывая новую страницу в его истории. Общество уже никогда не вернется в то состояние, в котором оно пребывало до выборов.
Первые залпы революций власти всегда «купируют» сочетанием репрессий и уступок. Нет оснований полагать, что в современной России это будет выглядеть как-то иначе, чем в других странах. Можно предположить, что нас ждут, в первую очередь, стилистические изменения. Будет много разговоров о поступательном прогрессе демократии и необходимости совершенствовать политическую систему, особенно в будущем. Одновременно власть будет укреплять силовую составляющую.
Уже в ближайшие дни России могут явить нового Путина, более обаятельного и широко мыслящего. Возможно, будет обещан новый избирательный закон (нет ничего проще), какие-то изменения в официальной конструкции власти. Это тем более несложно сделать, что власть давно уже осуществляется не по законам, а по понятиям – так что менять можно все, что угодно. Одновременно в силу вступят решения правительства о надбавках в размере 100 процентов оклада сотрудникам спецподразделений МВД и ФСБ, принятое Путиным за два дня до митинга, а также еще раньше принятые решения о повышения зарплаты военным.
Власть будет идти своим чередом, не обращая внимания на отросшее вдруг достоинство среднего класса. Ни одно из существенных требований оппозиции не может быть исполнено. Можно, не рискуя, как Геращенко, руками, пообещать, что никто не будет пересматривать итоги выборов, на своих постах останутся наиболее одиозные фигуры из правительства, будут и дальше богатеть кремлевские олигархи. Судя по готовящимся назначениям, партия Путина собирается консолидироваться перед лицом надвигающихся угроз.
Те, кто вышел на площадь оскорбленными, будут оскорблены еще больше, когда с нее уйдут. Психологический подъем быстро сменится откровенным раздражением и депрессией. Уйдут с площади многие. На их место придут другие – те, для кого слово революция звучит не так устрашающе. Они примутся аккурат за то, от чего так навязчиво предостерегает правительство – начнут «раскачивать лодку». Но ушедшие уже не будут их осуждать, а просто будут молча, угрюмо наблюдать, как все катится в «тартарары».
Смысл нового исторического цикла, начало которому положила Болотная площадь, состоит в том, чтобы дать обществу время свыкнуться с мыслью о революции, внутренне подготовиться к ней. За это время власть, лихорадочно пытающаяся то ублажить, то запугать население, окончательно дискредитирует себя. Человек, клеймящий «оранжевых наймитов», будет восприниматься через какое-то время общественным мнением в лучшем случае как юродивый.
По всем жилкам русского общества разольется то самое «темное вино русской истории», о котором писал Николай Бердяев. Запахнет жареным, призрак «пугачевщины» начнет гулять по стране, и воспитанные дамы перестанут морщить носик при имени Навальный. Впрочем, не важно имя – важен типаж. Россия потребует мужицкого царя, и он придет, не запоздав. Все это не быстро и не сразу, но траектория, в общем-то, понятна.
Революцию нельзя предотвратить. Но ее последствия можно смягчить. Отнюдь не каждая революция заканчивается якобинской диктатурой и большевистским террором. Чтобы смягчить последствия революции, элита должна как можно раньше ее возглавить. Она должна выработать революционную программу преобразования страны, создать организацию, которая будет способна обеспечить после победы революционную законность. И чем раньше Болотная площадь станет площадью Революции, тем менее катастрофические последствия это будет иметь для России.
