Мы продолжаем публикацию материалов проекта «Глоссарий», подготовленного совместно с порталом «Твоя история». В рамках проекта ведущие российские ученые, предприниматели, деятели культуры и общественные деятели попытались дать свое определение основным терминам и понятиям, в которых Россия осознает себя в последние четверть века.
Георгий Сатаров, президент Фонда прикладных политических исследований «ИНДЕМ» («Информатика для демократии»), профессор кафедры государственного управления Российской академии народного хозяйства и гос. службы при Президенте РФ, помощник президента России (1994—1997).
Период конца 80-х – начала 90-х годов был, конечно, сопряжен с аномальным всплеском интереса к политике. Отчасти это было связано с тем, что политика (politics в этом переводе на английский) в буквальном смысле этого слова ровно тогда и появилась.
Собственно, что такое politics? Это открытая легальная борьба за власть. И вот она началась, эта борьба за власть: выборы народных депутатов СССР, РСФСР, других республик и выборы представительных органов городов – к этому тоже был интерес, все было фантастически интересно. Появилась политика, начали голосовать по-разному после перерыва в семьдесят лет. И, конечно, интерес к этому абсолютно новому явлению был фантастический. Причем, что важно, это был спрос и со стороны людей, со стороны граждан, и со стороны власти.
Я бы хотел на этом остановиться. Про людей ясно: они вдруг увидели некое чудо, как будто марсиане на землю прилетели, этот интерес понятен. А с властью все сложнее: у власти всегда есть интерес к политической аналитике, но в зависимости от того, что из себя представляет эта власть, в зависимости от того, какова политическая ситуация, этот интерес может проявляться по-разному. И это может быть интерес такого сорта: мне нужно то-то и то-то, обоснуй мне. Ну, так было при советской власти, так сейчас есть у официальных властей. В то время было по-другому, потому что и для власти это новая ситуация вдруг заново родившейся политики, politics в буквальном смысле этого слова, была совершенно непривычная, совершенно непонятная и совершенно непредсказуемая. И поэтому возник абсолютно реальный спрос: а как же, что же все-таки происходит, а что будет, а что если мы сделаем то-то и то-то, чем это чревато?
Это был абсолютно искренний, естественный спрос, и, естественно, тут же возникло и предложение. Я говорю теперь уже, собственно, о политической аналитике. Это предложение было двух типов: с одной стороны, в Советском Союзе примерно с конца 60-х – начала 70-х годов начало формироваться исследовательское течение, связанное с изучением социальной сферы, политической сферы, правовой сферы, экономической - всего, что может попасть в сферу интересов политической аналитики, которая основывалась на новейших достижениях и западной науки, и нашей, которая, как это ни странно, где-то даже превосходила достижения зарубежные. То есть это математизированная очень строгая наука, объектом которой является сфера политики со всеми теми нюансами, о которых я говорил: правовыми, экономическими, социальными и прочими.
Это развивалось в СССР, но не применительно к самому СССР, а применительно к другим странам: к Америке, к Канаде, к Германии и так далее. Надо было очень внимательно и серьезно изучать наших стратегических противников, в том числе, разрешалось использовать самые передовые методы исследования. Люди, которые занимались этой сферой, контактировали друг с другом, созывали конференции, то есть формировалось некое неформальное сообщество, которое потом их вытянуло в огромную брешь сформировавшегося спроса на политическую аналитику. Вот, ваш покорный слуга, например, ринулся в эту брешь. Как и мои коллеги, многие из них потом стали советниками в администрации президента Ельцина и так далее. Второе направление – это переквалифицировавшиеся специалисты по истории КПСС, обобщенно говоря. Это такие слабообразованные гуманитарии, которые хорошо знали Ленина и Маркса, иногда даже немножко читали Гегеля, хотя, как вы помните, Маяковский завещал: «Мы диалектику учили не по Гегелю».
Поскольку времена менялись, спрос на историю КПСС, которую преподавали во всех вузах обязательно, исчез и надо было переквалифицироваться, они пошли в то, что стали называть потом «политологией». Это такой «треп по поводу», что называется. Ну и туда же примазались… Поскольку был спрос и поскольку эти экземпляры демонстрировали, как, в общем-то, просто, если подвешен язык, трепаться по любому политическому поводу и выдавать это за политическую аналитику, конечно, туда кинулось много людей, слабо понимающих, знаете, как в педагогике: поскольку мы приложили некий труд к рождению людей, то каждый из нас, конечно, считает себя педагогом, специалистом по воспитанию. Как минимум, специалистом по детской психологии. Вот точно так же очень много людей считают себя специалистами в сфере политики.
Туда двинулись, конечно, все - от историков до искусствоведов, в том числе искусствоведов в штатском, и это было, конечно, ужасно. Я думаю, что если бы сохранялся спрос на объективную политическую аналитику, то постепенно отсеивалась бы всякая шушера и оставались бы профессионалы, которые могли в этой очень сложной сфере что-то действительно рекомендовать. Но где-то к концу 90-х годов и начиная с нулевых система спроса изменилась, объективность стала компрометирующим обстоятельством, и пока, к сожалению, в том, что официально у нас выдается за политическую аналитику, снова доминирует советский подход под лозунгом «Чего изволите?». Но это не значит, что исчезло все остальное. Реальная политическая аналитика фигурирует в независимых исследованиях, представлена в интернете, в интересных книжках, и я думаю, что у нее еще все впереди.
