9 сентября 1935 г. в Ленинграде был подписан договор напроектирование и строительство боевого корабля для рабоче-крестьянского красного флота между представлявшим советскуюсторону Главморпромом и итальянской фирмой "Одеро-Терни-Орландо", чьиверфи были расположены в городе Ливорно. С советской стороны под документомпоставил свою подпись авторитетнейший деятель военно-судостроительнойпромышленности Ромуальд Адамович Муклевич, погибший во время массовых репрессий1938 г. С итальянской стороны подпись под контрактом ставил сам Луиджи Орландо– директор-распорядитель и совладелец "Одеро-Терни-Орландо", второйпо размеру и обороту компании военного судостроения муссолиниевской Италии.Именно ей, после неудачных переговоров с французскими фирмами, а также слидером военно-кораблестроительной отрасли Италии, компанией"Ансальдо" надлежало построить для сталинского СССР корабль,относящийся в итальянской терминологии к классу Esploratore Veloce – "быстроходныхразведчиков". В советской же военно-морской терминологии подобный корабльназывали "лидером эскадренных миноносцев". В самом деле, это быликорабли как бы промежуточного размера между эсминцами и легкими крейсерами – всравнении с первыми они имели большее водоизмещение, более мощное вооружение и,что важнее, большую быстроходность. Эти корабли и предполагалось использоватькак для задач разведки, крейсирования, так и для атак возглавляемых имиминоносных групп.
Сам факт того, что иностранное, идеологически враждебноегосударство занималось с СССР подобным военно-техническим сотрудничеством, недолжен казаться нам исключительным. Он не был единичным ни в то время, ни, темболее, во времена более ранние – как известно, героический крейсер "Варяг"был построен в США на филадельфийской верфи "Чарльз Уильям Крамп исыновья" вместе с много более удачным кораблем – броненосцем"Ретвизан", также, однако, потерянным в Русско-Японскую войну. А впредвоенные годы у той же Италии закупались судовые механизмы для первогокрейсера советской постройки – "Киров". Приобретали у Муссолини иразработки по минно-торпедному вооружению. Здесь важно иметь в виду, что ввоенном кораблестроении СССР вплоть до начала войны так и не сумел выйти науровень царской России, которая, тем не менее, тоже не гнушалась покупатьоружие за границей.
Так что стопроцентная самодостаточность в производствевооружений, кажущаяся нам всегдашней особенностью нашей страны, была таковойлишь в послевоенные годы. Иначе говоря, нынешние переговоры о приобретениифранцузского вооруженного пулеметом парома "Мистраль" – в этом планевсе-таки не крушение вековых устоев.
Итак, советское военное руководство примерно с 1932 г.пришло к мысли о необходимости наличия в составе ВМФ страны лидеров эскадренныхминоносцев. Поскольку технологическими возможностями разработки и строительстваподобных кораблей СССР не обладал, было решено заказать за рубежом головнойкорабль проекта, после чего уже строить на отечественных верфях другие кораблисерии. Именно с учетом этих намерений и был подписан контракт с итальянцами – вкотором (дополнительным соглашением от 1 апреля 1937 г.) оговаривалось нетолько строительство "Ташкента" по предоставленному заказчикомтактико-техническому заданию, но и методическая помощь в подготовке кстроительству дальнейших кораблей серии. Что же до самого "Ташкента",то среди параметров ТТЗ важнейшими были ходовые: скорость хода – не менее42,5 узлов на 6-часовом испытании, дальность плавания – не менее 5000морских миль 20-узловым ходом, мощность энергетической установки – не менее100000 л.с. Стандартным водоизмещением согласно контракту было 2790 т, однакоуказанная скорость 42,5 узла должна была быть достигнута при водоизмещении 3216т. Более того, контрактом оговаривалась значительная премия (до четвертиконтрактной стоимости) исполнителю к зафиксированным 44 млн. ит. лир в случаеощутимого превышения контрактной скорости. Артиллерийское вооружение должнобыло устанавливаться советской стороной уже после передачи ей готового корабля.
В советских документах этот проект получил наименование"20И". Со стороны заказчика руководила проектом специальная комиссия,сменившая за четыре года трех руководителей: Сергей Георгиевич Турков былуничтожен в ходе массовых репрессий, Абрам Самойлович Кассациер – будущий"отец" советских атомных субмарин – отправлен в лагерь. И лишь третийглава комиссии – Михаил Михайлович Жуков – сумел довести дело до конца.Добавим, что был отозван на родину, после чего уничтожен и Роберт МироновичБомзе – видный корабельный инженер, на плечи которого легла забота о первичнойорганизации работы советских представителей в Ливорно. Именно в егораспоряжение поступила первая группа прибывших в Италию советских специалистов– пять человек (П. П. Шешаев, В. Н. Осико, А. Г. Мандрик, С. Д. Солоухин и А.К. Усыскин), отправившихся из СССР 13 октября 1935 г.
Вообще же, в ходе реализации проекта через Ливорно прошло дополусотни советских моряков и инженеров – лишь в два раза меньше, чем работалов итальянской конструкторской группе главного инженера "Орландо"Руже, отвечавшего за проект со стороны исполнителя. Для деятельности советскихинженеров, помимо отведенных рабочих мест в конструкторском бюро фирмы, быладаже арендована отдельная вилла – и в самом деле, их вклад в создание кораблябыл далек от формального. Фактически, проект был совместной разработкой,совместным творчеством – симбиозом нескольких национальных кораблестроительныхтрадиций (энергетическая установка была английского производства системыПарсонса).
Как бы то ни было, уже 3 февраля 1936 г. стороны рассмотрелиобщий проект корабля, десять дней спустя документация была доставлена в СССР, и27 февраля он был утвержден с рядом непринципиальных замечаний. Почти год ушелна доработку и подготовку производства, и лишь 11 января 1937 г. на верфи"Орландо" был заложен лидер "Ташкент", получивший имя вчесть погибшего на Волге в Гражданскую войну кораблика, а не в честь столицы советскогоУзбекистана, как можно было бы предположить. Спущен на воду "Ташкент"был уже 21 ноября. Вот, как описывает эту процедуру в своих неопубликованныхвоспоминаниях А. К. Усыскин, один из трех или четырех советских специалистов,сопровождавших проект от начала до конца и вернувшихся на родину вместе спостроенным кораблем в апреле 1939 г.:
Для больших гостей иначальства на стапеле на высоте и вблизи форштевня была сооружена небольшаятрибуна, на которой расположились господин Руже с супругой, секретарьливорнского комитета фашистской партии, кто-то из служителей католическойцеркви в облачении с крестом в руке и наш Михаил Михайлович Жуков – председателькомиссии СССР. Выражения лиц этих привилегированных участников церемонии было,естественно, разным, и каждый из нас, ожидая команды с мостика о спуске, такжевыглядел по-своему... Если господин Руже был озабочен тем, чтобы все хорошо искорее прошло, и непрерывно курил, то представитель Ватикана сосредоточенно исерьезно старался не прозевать момент страгивания корабля, чтобы благословитьего взмахом креста. Представитель фашистских властей самодовольно созерцал,видимо, гордясь, что ему доверено представлять Дуче в столь тонкой международнойцеремонии... Супруга господина Руже чувствовала себя вряд ли удобно, ибо"крестной" советского корабля были вынуждены ее назначить после того,как было признано целесообразным нарушить установившуюся в королевском флотеИталии традицию и никого для нашего случая из женской части королевской семьи"мадриной" не назначать. Госпожа Руже явно беспокоилась, как бы непромахнуться с бутылкой шампанского, которая висела на форштевне корабля. Ну, аМихаил Михайлович Жуков, будучи меньше всех ростом, выделялся красным бантикомна пиджаке… Позже я понял, почему он суетился около господина Руже...Оказывается, он хотел на трибуне такой бант приколоть на пиджаке господинаРуже, но не получилось... "И хорошо!" – подумал я. По какимсоображениям он счел уместным пойти на этот мужественный поступок, осталосьнеясно, так как на наш вопрос он только улыбнулся своими тонкими губами... Этобыл, пожалуй, первый и единственный случай, когда М. М. Жуков – этотскромнейший человек – позволил себе проявить неосторожный жест, пока еще"на чужом пиру".
Так выглядела картинаперед тем, как на трибуну поднялся ответственный за спуск и доложил оготовности господину Руже. Все стихло. Прозвучала на итальянском языке команда,по смыслу подобно нашей: "Убрать задержники!".
Освобожденный корабльвздрогнул. В этот момент "мадрина", удачно размахнувшись, разбила офорштевень бутылку шампанского. Раздались крики "браво", полетеливверх шляпы и береты, корабль начал движение, будучи осененным крестом священника,тоже удачно выполнившим свой долг... Но что случилось? Едва священник отошел отфорштевня, корабль начал замедлять движение и остановился, пройдя всего несколько метров... Позор! Случилось то,чего никогда на верфи не случалось. Да и с каким кораблем, в каком присутствии!Изумление было достойно пера Гоголя. Все оказались на минуту контуженными,отвели взгляд от парадного мостика и стали следить за сутолокой специалистов успусковых дорожек. Включились в поиск причины и мы – корабельные инженерысоветской комиссии... Никто не расходился и все ждали не столько выясненияпричин – это интересовало нас, специалистов, – сколько возобновления движениякорабля к урезу воды. Наконец, причина была установлена: под нижней кромкойпервой от кормы салазки правого бортаоказался длинный гвоздь толщиной около 5 мм, своей шляпкой тормозившийдвижение... Этого было достаточно, чтобы корабль, не приобретший инерции,остановился. Убрав гвоздь и применив лебедки, корабль был сдвинут с места, и,наращивая скорость, благополучно сошел на воду.
Был ли это злой умыселили небрежность – не стали докапываться, обстановка была и без тогонапряженной. Мы, советские специалисты, склонялись к первому, ибо когданазавтра я повнимательнее стал осматривать, чем скреплялись деревянные частиспускового устройства, гвоздей, подобных найденному, не обнаружил. Бог с ним!Тяжелых последствий не было, а история кораблестроения, да и история самого"Ташкента" знает и большие неприятности...
После спуска корабля,как положено, мы с итальянскими корпусниками стали осматривать междудонныеотсеки – самое укромное место на корабле…
В марте 1938 г. были проведены ходовые испытания корабля, накоторых выяснялось соответствие параметров "Ташкента" оговоренным вконтракте. 14 марта на мерной миле при среднем водоизмещении в 3422 т. корабль,чья энергоустановка развила мощность в 130000 л.с., показал максимальнуюскорость в 43.553 узла. Это был едва ли не мировой рекорд для кораблейподобного класса, и итальянские газеты не преминули раструбить о событии навесь мир. Таким образом, контрактная скорость была превзойдена, и вступали всилу положения о премии.
Однако здесь вышла заминка. Оказалось, что пересчет скоростина контрактное водоизмещение в 3216 т. возможен по разным методикам, дающимразный результат, – так, отечественная методика в сравнении с британской даваламеньшую цифру. Спор, тем не менее, был недолгим: советская сторона согласиласьв конце концов с позицией оппонентов, дабы не дать тем формального повода(точнее – зацепки) для разрыва контракта. В СССР всерьез боялись, что Италияпросто решит оставить столь удачно получившийся корабль для собственных ВМФ.Так в документации появилось значение максимальной скорости при контрактномводоизмещении – 44.6 узла (82.6 км/ч)
Вообще, из нашего далека кажется довольно странным, чтокорабль для СССР таки был построен и передан – при том, что за эти годы Италияи СССР оказывались, к примеру, по разные стороны баррикад Гражданской войны вИспании, а сама Италия, начав войну в Абиссинии, подпала под санкции Лиги Наций…Впрочем, определенные корректировки все-таки пришлось вносить: оказалось, что"Ташкент", предназначавшийся для Балтийского флота, просто нереальнопри текущей внешнеполитической обстановке вести через Гибралтар в обход Европы.Было решено определить его на Черное море – но даже это было не просто: витоге, в апреле 1939 г. через Боспор и Дарданеллы "Ташкент" шел,замаскированный под "коммерсанта", с итальянским экипажем на палубе ипод итальянским флагом. А уже 6 мая 1939 г. в Одессе состоялась церемония сменыфлага. Вот как она выглядела по словам А. К. Усыскина:
Взволнованноесостояние было заметно на лицах всех на корабле. У итальянцев – с каким-тооттенком горечи расставания с чем-то дорогим, у наших советских людей на лицахторжествовала радость возвращения на Родину, радость победы в тяжелой борьбе закорабль. Утром, скушав завтрак и выпив чашку кофе, приготовленный в последнийраз итальянским коком, все начали готовиться к церемонии передачи кораблякоманде советского Военно-Морского Флота. Наверху, в салоне собралисьпредседатель советской комиссии Михаил Михайлович Жуков, уполномоченный фирмы,главный инженер ливорнской верфи синьор Руже, с ними рядом итальянец, капитанкорабля. В качестве официальных государственных представителей участвовали начальникУправления Кораблестроения Николай Васильевич Осаченков и заместитель наркомасудостроительной промышленности Николай Михайлович Разин. Синьор Руже пригласилсвоего переводчика Порчелли, а МихаилМихайлович Жуков – меня.
Была согласованацеремония передачи корабля советскому экипажу. Экипажи той и другой сторонывыстраиваются по бортам на палубе полубака. Итальянский экипаж – на левомборту, советский – на правом. Перед заменой флага господин Руже и М.М. Жуковобращаются к экипажам со словами благодарности и добрых пожеланий, после чего –даются команды опустить итальянский и поднять советский флаг. Переводить речибыло поручено: речь М.М. Жукова – итальянскому переводчику Порчелли, а речьРуже, обращенную к советскому экипажу, мне. Я согласился и по неопытности непопросил Руже соблаговолить предварительно познакомить меня с ее текстом...Начальство и официальные представители расположились на палубе полубака уоснования носовой надстройки, а все присутствующие, не входящие в экипажи, втом числе и члены советской комиссии, по бортам у коридора и на крыльяхмостика. Все были взволнованы в ожидании торжества и – с некоторой тревогой –речей Жукова и Руже, ибо время было в политическом отношении довольнострогое...
Обращение М. М. Жуковак присутствующим и итальянскому экипажу прошло благополучно, и перевод Порчеллине имел неприятных для нас оттенков. Что касается речи господина Руже, точнее,моего перевода, то ее заключительная часть вызвала у меня мгновенную, нозаметную растерянность, из которой меня счастливо вывела какая-то неожиданновозникшая в голове находка… А произошло вот что...
Когда сеньор Руженачал речь, я быстро пришел в себя и довольно спокойно стал переводить пологично связанным кускам... И вдруг конец: Viva il Duce! Viva Italia fascista!. Ябыл убит и на мгновение замолчал. Все слушавшие и даже те, кто знали только"боцманский" язык, успели себе перевести эти слова... Я чувствую,что наши товарищи хотели бы меня спасти от явной гибели... Но я вдруг собралсяи после некоторой задержки и откашливаний, закончил словами: "В конце речисиньор Руже приветствует свое правительство!" И бледный, быстро отойдя кнадстройке, заметил по лицам своих советских друзей, да и итальянцев, что я былв довольно трудном положении, и теперь буду долго жить... На лицах моихтоварищей по комиссии была довольная улыбка, означавшая: "Молодец,Кузьмич!" А переводчик Порчелли, горько улыбаясь, отреагировал словами:"Вы, синьор инженер, не точно сделали перевод заключительной фразы господинаРуже... Итальянским языком вам надо еще подзаняться"... Я с этимсогласился…
Остается добавить, что А. К. Усыскин и в самом деле прожилдолго – 91 год, – дослужившись до звания контр-адмирала и должности заместителяначальника Главного Управления Кораблестроения ВМФ СССР.
