23 ноября 2005 года Грузия отмечала вторую годовщину «революции роз» - события, кардинально изменившего политическую ситуацию на Южном Кавказе. Празднование этого события проходило под аккомпанемент споров и дискуссий о целесообразности пребывания в СНГ и скорейшей переориентации на Североатлантический альянс и ЕС. Парламент Грузии 22 ноября единогласно проголосовал за начало рассмотрения вопроса о выходе этой страны из СНГ. При этом данная инициатива исходила не от представителя «партии власти», а от оппозиционера, одного из лидеров фракции «Демократический фронт» и Республиканской партии Грузии Давида Бердзенишвили. Тем самым был продемонстрирован консенсус парламентариев во взглядах относительно перспектив скорейшего развода Грузии с бывшими «братскими республиками».
Представитель парламентского большинства, один из лидеров правящей партии "Единое национальное движение" (грузинской «партии власти») Майя Надирадзе заявила, что "по мнению некоторых членов правительства, выход из СНГ может увеличить для Грузии экономические риски, но даже если правительство будет не очень солидарно с нами, мы все равно можем принять решение о выходе из СНГ - тем более, что выход Грузии из СНГ облегчит процедуру вывода миротворческих сил из зоны абхазского конфликта". По словам председателя парламента Грузии Нино Бурджанадзе, «последствием дальнейшего давления на Грузию со стороны России станет крах ее политики на Кавказе, что вызовет изгнание России не только из Грузии, но и из всего региона".
Реакция главы грузинского правительства оказалась, как и прогнозировалось, умеренно сдержанной. Зураб Ногаидели в интервью радиостанции «Эхо Москвы» произнес слова, более приятные для российских дипломатов: «Мы никуда из СНГ не собираемся, Содружество себя не исчерпало, и вопрос о выходе из него какой-либо страны, и тем более роспуск СНГ, на повестке дня не стоит". Однако интервью Ногаидели не закрывает существа вопроса. Грузинская элита (и оппозиционная, и провластная) ориентируется на минимизацию российского влияния в Кавказском регионе. В рамках СНГ или без оного. Подобный национальный консенсус - важнейшее следствие «революции роз» двухлетней давности.
В ходе событий в Тбилиси ноября 2003 года на постсоветском пространстве впервые появился волевой политик, готовый открыто бросить вызов евразийскому гегемону – России. Подобный тезис на первый взгляд может показаться публицистическим преувеличением. И в самом деле, начиная с 1991 года Россия, выстраивая отношения с бывшими братскими республиками, сталкивалась с такими искусными и сильными политиками, как Нурсултан Назарбаев, Гейдар Алиев, Ислам Каримов, Александр Лукашенко. Каждый из них по разным причинам доставлял немало проблем и хлопот российской дипломатии. Однако никто из перечисленных выше субъектов никогда не стремился к радикальному разрыву с Россией и не рассматривал проблемы, накопившиеся внутри возглавляемых ими государств, исключительно как российские происки. Все постсоветские президенты негласно признавали российскую гегемонию, даже считая ее в чем-то обременительной. Поддержка Москвы виделась им важным ресурсом во внутриполитической борьбе. Саакашвили сломал эту традицию. Он стал в известном смысле первопроходцем. Украинский конфуз прошлого года лишь продолжил начатую в Тбилиси традицию – рассматривать поддержку Москвы как «политический поцелуй смерти».
Более того, ни одному из перечисленных выше постсоветских политиков не удавалось нанести российской дипломатии столько ощутимых поражений за относительно небольшой временной отрезок. Саакашвили делал это не раз, демонстративно, перемежая очередной успех с предложениями «начать все с чистого листа». Сама революция на площади Свободы в ноябре 2003 года была поражением Кремля. Отказ Москвы от работы с антишеварднадзевской оппозицией, ярким представителем которой был Саакашвили, стал предвестником будущей серии чувствительных поражений. Российская дипломатия, делавшая ставку либо на официальный Тбилиси, либо на маргиналов типа Игоря Гиоргадзе, во многом сама толкнула Саакашвили и Бурджанадзе в объятия Запада.
После революции-2003 последовали президентский триумф Михаила Саакашвили (сравнимый разве что с успехом бесноватого Звиада Гамсахурдиа в 1991 году), установление юрисдикции над Аджарией, находившейся под властью непокорного Аслана Абашидзе, ускоренный вывод (под диктовку Тбилиси) российских военных объектов из Батуми и Ахалкалаки.
Правда, Саакашвили не удалось закрепить свои успехи в Южной Осетии и Абхазии. Несмотря на воинственную риторику и серию вооруженных провокаций, официальный Тбилиси не продвинулся в разрешении проблем «мятежных территорий». Собственных военно-политических ресурсов у Грузии для этого явно недостаточно. У Грузии практически нет своих коллаборантов в Цхинвали (за исключением недавно бежавшего оттуда экс-министра внутренних дел) и Сухуми. За реинтеграцию с «матерью-Грузией» в Абхазии и Южной Осетии не выступает ни одна серьезная политическая сила. Особенно тяжелая ситуация в Абхазии, где грузинское население (возможный «агент грузинского влияния») компактно представлено почти в одном лишь Гальском районе, который постепенно интегрируется в общественно-политические и экономические структуры непризнанной республики. Но то, что Саакашвили реально удалось, так это навязать международному сообществу (и прежде всего - США) свое понимание причин двух межэтнических конфликтов и свою логику конфликтного урегулирования.
Согласно «историософии» Саакашвили, грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликты - это противоборство между «имперской» Россией и стремящейся к демократии по западному образцу Грузией. Россия в данной схеме действует по двойным стандартам, борясь с сепаратизмом в Чечне и поддерживая абхазских и осетинских сепаратистов. При этом упускается из виду тот факт, что сама Грузия в 1990 г. отменила автономию Южной Осетии, а в 1992 году решилась на силовое решение «абхазского вопроса». Изгнание 250 тыс. грузин из Абхазии произошло после 14 месяцев ожесточенной войны, в ходе которой грузинская (равно как и абхазская) сторона не отличалась гуманизмом и этнической толерантностью. Чего стоит вступление войск Госсовета Грузии в Сухуми (с сожжением зданий республиканского архива), блокада абхазского Ткварчели. Между тем ввод российской армии в Чечню произошел уже после того, как «мятежную республику» в течение 1991-1994 гг. покинули 220 тыс. русских, а 21 тыс. их соплеменников сгорела в пламени «ичкерийской революции».
Президенту Грузии удалось сосредоточить все внимание США и Европы на факте этнической чистки, которой подверглось грузинское население Абхазии осенью 1993 года. Она стала своеобразным «осевым временем» постсоветской грузинской истории. В то же самое время президент Грузии не акцентирует внимание (хотя и не отрицает этих фактов) на этнических чистках по отношению к осетинскому населению Грузии (не только на территории Южной Осетии). При этом абхазов и осетин Саакашвили представляет исключительно как российских марионеток. При этом, правда, встает непраздный вопрос: почему эти марионетки сделали свой, а не навязываемый Кремлем выбор - сначала в случае с Кокойты, а потом и с Багапшем?
Между тем под разговоры о демократизации политики на Кавказе грузинская элита, ведомая Саакашвили, стремится не к урегулированию межэтнических конфликтов в Абхазии и Южной Осетии, а к военному реваншу и установлению юрисдикции Тбилиси над «мятежными территориями». Сегодня руководство Грузии успешно обвиняет Россию в потворстве сепаратистам, неоимперской политике, но само фактически свернуло курс на внутреннюю трансформацию - федерализацию, гражданское нациестроительство. Напротив, вместо федерализации ликвидируется автономия Аджарии. Рост военных расходов, апелляция к «честным маклерам» - США и Евросоюзу - стали более важными задачами, чем формирование единой политической нации из грузин, осетин и абхазов или организация проектов «грузино-осетинского» и «грузино-абхазского диалога».
В ближайшей перспективе Грузия рассчитывает на два фактора. Во-первых, на прессинг на Россию со стороны США и Европы. Во-вторых, на то, что РФ углубится в решение собственных внутренних проблем и под давлением международного сообщества даст согласие на уход с Южного Кавказа. Российской же стороне пока нечем возразить. Россия могла бы жестко обозначить условия, на которых она может признать Южную Осетию и Абхазию и условия, на которых она готова помочь Грузии вернуть «отторгнутые территории». То есть - обозначить коридор своих политических возможностей и играть по правилам, установленным собой и для себя. Вместо этого мы видим стыдливое молчание.
Став заложником идеи «собирания земель», Михаил Саакашвили форсирует решение этой непростой проблемы, чтобы успеть к концу своего президентского срока. Тем более, что рядом с молодым честолюбивым грузинским лидером вырастает серьезный конкурент – министр обороны Ираклий Окруашвили. Жесткий политик, национал-популист (чего стоит его участие в разведывательном рейде в составе группы «глубинной разведки» в Абхазии), которого в Грузии считают одним из наиболее богатых людей во власти. Окруашвили не раз заявлял, что настало время перестать считаться с российскими миротворцами в Абхазии и в Южной Осетии. Таким образом, любая оплошность Саакашвили будет использована другими поборниками идеи «соборной Грузии». В Тбилиси есть кому принимать эстафету «покорителя Абхазии».
Главные составляющие «наступательного» политического курса - вытеснение России из зон межэтнических конфликтов на территории Грузии, интернационализация процесса мирного урегулирования с использованием новых миротворцев в собственных целях для установления полного суверенитета в Абхазии и Южной Осетии по опыту Сербской Краины и Косово. Еще 29 сентября 2005 года Нино Бурджанадзе на специальном брифинге обнародовала детали предложений по российским миротворческим силам. В проекте постановления российским "голубым каскам" в Южной Осетии для выполнения своего мандата дается срок до 10 февраля 2006 года, а относительно российского миротворческого контингента в Абхазии говорится, что до 1 июля 2006 года "голубые каски" должны достичь прогресса в процессе мирного урегулирования конфликта.
Сегодня нет никаких оснований для того, чтобы утверждать, что в ближайшем будущем Россия представит свой контрпроект мирного урегулирования в Абхазии и в Южной Осетии. Такого плана у России нет. Более того, российская дипломатия не способна находить союзников в «большой игре» на Кавказе. И если международные структуры предлагают хотя бы утопические планы, то у России даже их сегодня просто нет. И в ближайшем будущем они вряд ли появятся.
Но постюгославский опыт показал, что европейские и американские миротворцы не будут разводить конфликтующие стороны по разным углам ринга. Они, скорее, предпочтут заранее определить победителя. Грузия, позиционирующая себя как форпост демократии на Южном Кавказе, получит главный «приз зрительских симпатий». Именно поэтому истеблишмент этой страны стремится к интернационализации конфликта. «Югославизация» постконфликтного урегулирования - вот заветная мечта идеологов «соборной Грузии». В этом случае они смогут завершить "собирание земель" и обеспечить массовое возвращение грузинских беженцев в Абхазию. Только наступит ли после этого долгожданный мир?
