«Конечно, и мы все прослезились- Вам не понять»
Дмитрий Тимофеевич Язов, бывший министр обороны СССР
«В то время я служил в штабе Ленинградского военного округа. Мы уже знали, что Иосиф Виссарионович тяжело болен, каждый день по радио мы слушали сводки о состоянии его здоровья. По радио также сообщили, что создана комиссия, которая возьмет на себя управление страной на период его болезни. Вдруг в один день командующего округом и члена Военного совета срочно вызвали в Москву, а оставшийся в округе начштаба генерал-полковник Владимир Дмитриевич Иванов пригласил нас, офицеров, в зал заседаний. По радио о смерти еще не объявляли: видимо, в округ сообщили по военной связи. Мы сразу поняли, зачем он нас позвал. И вот представьте, боевой генерал, тяжело раненый под Сталинградом (там он лишился одного глаза и перенес впоследствии тяжелую операцию по восстановлению лица), плача, сообщил нам это тяжкое известие. Конечно, и мы все прослезились. Все мы были фронтовиками, и для нас, фронтовиков, Сталин v это не просто имя. Для нас он был Верховным главнокомандующим, председателем ГКО и наркомом обороны, а уж потом генсеком и т.д. Он ведь не формально занимал все эти должности, а на самом деле осуществлял реальное руководство. Я был воспитан с именем Сталина, я поднимался в атаку «За Родину, за Сталина!».
Потом я пошел сообщать о горе моим подчиненным. Уже Левитан сообщил по радио о кончине, но у меня такой комок был в горле, что я еле повторил это печальное известие. Я почти не мог говорить: для меня это был не просто руководитель, а нечто большее v это был гений. Конечно, подчиненные, узнав, тоже заплакали.
Тогда телевидение было не очень распространено, но у нас в штабе округа в Ленинграде был телевизор, и мы смотрели передачу из Москвы: видели, как люди ломились по Пушкинской, чтобы проститься со Сталиным. Что тогда было! В час похорон заревели гудки заводов, загудели корабли (порт был недалеко), автомобили засигналили, зазвонили колокола v сигналили несколько минут. И нужно быть таким подлецом, как Хрущев, чтобы так осквернить имя Сталина. Просто Хрущев отомстил ему за сына. Вам, нынешнему поколению, не понять, чем был Сталин для советского народа и народов мира.
«Полное ощущение, что жизнь рушится»
Людмила Алексеевна Самойлова, бывший инспектор по охране труда в ЦК профсоюза химической и нефтехимической промышленности. Последние 22 года проработала в Научно-исследовательском институте шинной промышленности заведующей отделом по охране труда и технике безопасности.
«Мне в то время было 20 лет, и я училась на третьем курсе педагогического. По дороге в институт в вестибюле станции метро я увидела группы возбужденных людей, которые стояли и что-то обсуждали, оживленно жестикулируя. Плачущая девушка объяснила, что они собираются на прощание со Сталиным. Тогда я тоже решила поехать.
После того, как объявили о его смерти, меня одолевали тревожные мысли: «Что же будет дальше? Как наша огромная страна обойдется без Него?». У меня было полное ощущение, что жизнь рушится. Моей вере в Сталина тогда не помешал даже арест моего отца v убежденного коммуниста и прекрасного человека, который в 30-е провел в тюрьме три года. В то время я считала, что просто неудачно сложилась обстановка в стране, а позже v что в репрессиях виновен Берия. В школе и в семье мне с детства прививали любовь к вождю. В старших классах я даже написала про него стихи и читала их со сцены.
Многие выходы на станциях метро были закрыты. Через некоторое время я оказалась где-то в районе Трубной площади. По улице медленно двигалась огромная толпа народа. Люди шли молча, опустив головы, настроение у всех было подавленное. По бокам шеренги стояли военные. В какой-то момент я оказалась в месте, где улица шла на спуск, а потом v на подъем. В это время военные, видимо получив распоряжение не пропускать больше людей, начали теснить их назад. Поток людей замер, и я почувствовала, что задыхаюсь v толпа настолько сдавила меня, что я не могла даже пошевелиться. Вдруг чья-то сильная рука выдернула меня из толпы. Это сделал один из военных, стоявших в оцеплении. Рывок был такой силы, что маленький чемоданчик, который я крепко держала в руках, раскрылся, и оттуда под ноги обезумевшей толпы выпало несколько тетрадок и учебник по биологии. «Дура безмозглая, v сказал военный и крепко обругал меня матом. v Иди обратно, если хочешь остаться живой». И подтолкнул меня в другую сторону. По моему лицу потекли слезы.
Только потом я узнала, что именно на Трубной в давке тогда погибло много-много людей. На кладбище, недалеко от могилы моего отца, похоронена десятиклассница, задавленная насмерть в тот страшный день».
«Такое огромное событие»
Владимир Валерьянович Куйбышев, архитектор, сын председателя ВСНХ СССР Валериана Куйбышева
«Я был знаком с Иосифом Сталиным и его детьми. Однажды мальчиком я, катаясь на велосипеде, врезался в него v и сам испугался. А он не ругал меня, а лишь потрепал по голове и сказал с акцентом: «Эх, сорванэц!» Потом я учился в одной школе со Светланой и Васей. Светлана отличалась от Васи в лучшую сторону, он же был нагл и распущен. В школе он издевался над учителями, зная, что ему все сойдет с рук и он все равно получит положительную оценку. Потом в армии он унижал генералов. А Светлана была умной и сдержанной, хорошо училась. Вася на «линкольне» подъезжал прямо к школьному подъезду, а Светлана выходила за несколько кварталов. А в школе она отказалась от отдельной раздевалки и столовой.
Я узнал о смерти Сталина в Кремлевской больнице на Грановского, где лежал с желтухой. Слух о его кончине распространился довольно быстро v к тому времени уже давно было известно, что он плохо себя чувствовал. И многие ждали этой развязки. Хотя и по-разному: кто-то ждал его смерти с надеждой, а кто-то v со страхом.
Помню, как я стоял в палате и смотрел в окно: люди шли мимо опустив головы, очень грустные. Словно понимали, что это такое огромное событие, которое обязательно изменит жизнь страны. В день похорон я был в центре города. Помню, что в Александровском саду было так много народа, что от давки не выдержала решетка ограды. И многие люди пострадали от ее падения. Кроме всенародного горя я помню еще одно общее ощущение тех дней: тревога и неизвестность «что же будет дальше?».
Предыдущая серия:
«Распирающая грудь радость». Говорят бывшая жительница легендарного Дома на Набережной, бывший хранитель тела Ленина и встретивший эту весть в казахстанской ссылке чеченец.
Следующая серия:
«Прав был все-таки я». Вспоминают журналист, писатель и цензор
