Рахиль Гуревич, язвительный автор этого рассказа, человек невероятного терпения, заняла третье место в конкурсе рассказов о борьбе с бюрократией, который прошел на «Полит.ру».
Читайте текст рассказа без сокращений.
Светлой памяти Виктора Илюхина посвящается.
«Следовательно бы описать все канцелярские комнаты(…), но автор
питает сильную робость ко всем присутственным местам. Если и
случалось ему проходить их(…), он старался пробежать как можно
скорее, смиренно опустив и потупив глаза в землю, а потому
совершенно не знает, как там всё процветает и благоденствует».
Н.В. Гоголь, «Мёртвые души».
ПРОЛОГ
Тут у меня нервный срыв приключился. И лицо затряслось, правая половина. Муж «Скорую» вызвал, денег лекарям дал – инъекцию мне внутреннюю осуществили – они этот укол всем втыкают, кто сразу деньги суёт.
Медбрат форму сел заполнять о том, что мы от больницы отказываемся. А фельдшер за запястье меня держит – пульс контролирует. И между делом, невзначай так, спрашивает:
– У вас кофта мокрая и волосы? И грязь на носу…
– Это, – отвечаю с запинками, – сок.
– Какой сок?
– Такой: яблочный с мякотью.
– Ааа!
Медбрат оживился:
– Так пить хочется! Не осталось случаем сока?
Муж отвечает:
– Отчего же, не осталось? Пожалуйста!
Медбрат залпом выпил -- стакан отодвинул:
– Вкусный какой сок! Только он грейпфрутовый.
– И мне тогда налейте!
– Да, да! Пожалуйста!
Выпил фельдшер свою порцию:
– Так какой, говорите, сок?
Я поняла, что лекарь меня на предмет вменяемости проверяет, и челюсть моя предательски затряслась.
– Вы, доктор, – говорю медленно, – сок пили грейпфрутовый, а я на себя вылила яблочный. С мякотью.
– С мякотью?
– С мякотью.
– Вылили?
– Вылила.
– Зачем вылили?
– В знак протеста.
– Ааа!
И пытать меня перестал.
– Имя ваше, женщина?
– Вера.
– Ивановна, – уточнил муж.
– Аааа! – фельдшер с интересом на мужа посмотрел.
– Фамилия?
– Гуревич.
Медбрат захихикал, и лекари собираться стали.
– Актив вам, Вера Ивановна Гуревич, ставить?
– Ни в коем случае, – говорю, – участковому терапевту за восемьдесят… Бабулька еле ползает… Жалко её…
– Ааа!
И ушли лекари, а мы остались.
– Может прогуляемся?
– Иди гуляй. Кто-нибудь тебя по башке тяпнет. Подкрадётся и тяпнет! Одиннадцать ночи!
– Лечись, Верунчик! А я пойду! Душно что-то!
1
Звонок.
Кто говорит?
Носорог.
Есть пьеса Ионеско -- мутация происходит и люди носорогами становятся. По городу стадо однорогих особей бегает. Бегает, бегает и тех, кто носорогом не стал, убить хочет -- такая вот метафора фашизма. Жизненная пьеса, правдоподобная – кто хоть раз в паспортном столе бывал, или в каком другом присутствии, со мной согласится… Достали уроды толстокожие, чисто притомили – бумажками шуршат, рог вверх задирают и хищно так, с оттенком презрения, на посетителей пялятся, как будто мы тут с вами вши, или блохи, или просто лужица маленькая -- био-масса…
– Аллё, – говорю.
– Яна Освальдовича можно?
– Он на работе.
– Это по жалобе. Вы жалобу префекту писали.
– Да. Две жалобы.
– Что ж это Ян Освальдович на работу ушёл? Вас предупреждали, что комиссия направлена?
– Предупреждали – с понедельника по четверг.
– Мы только по пятницам ходим. Раз Яна Освальдовича нет, мы не придём.
– Хорошо. До свидания.
– Что «хорошо»? Что «до свидания»? – завизжала телефонная трубка, -- комиссию не принимаете, а жалобы пишите!
– Муж жалобу написал, потому что он, несчастный, к вам ходил-ходил, а ему никто ничего не объяснял, и хамили …когда он в Мосжилинспекцию звонил.
– Ктооо? Я – Мосжилинспекция! Я – с ним говорила! Я – ему не хамила! Я никому никогда не хамлю, в отличие от …
Я переложила трубку к левому уху.
– Все люди как люди – граждане как граждане, все всё понимают, а Ян Освальдович спрашивает, спрашивает, – тараторила трубка…
«Интересно, – думаю, – какие граждане, когда там одни посредники, представители фирм…»
Фирм, которые документ вам любой сделают, перепланировку любую узаконят за штукарь баксов, или за два штукаря…
– Хорошо. До свидания!
– Что – «хорошо»? Что – «до свидания»?
И у меня заложило левое ухо -- от голоса канцелярской «мамзели», которая никогда никому не хамит.
«Ведь, точно, – думаю, – «мамзеля», не «мадама».
2
Припёрлись. К часу дня подползли. Аж пять особей! Две «носорогихи» скромные: с жирно подведёнными глазами и опухшими лицами -- из ДЭЗа, одна девочка маленькая – я её не рассмотрела, не успела рассмотреть – девочка в пустых бумагах расписалась и из тесной нашей прихожей свалила. Ещё – туша, потная с незастёгнутой ширинкой, потопталась и сгинула, нигде не расписываясь. А «мамзеля» в куртке модной – я такую куртку в «ZARA» за семнадцать тыщ видела – ниточками бровей высоко так повела: ни «здрасьте» мне не сказала, ни «здоровеньки былы», и ломанулась по нашей квартирке ухоженной, по ламинату, на шпильках десятисантиметровых.
– Вот вам тапочки ,– говорю, – нечего половое покрытие царапать, да и упасть можете: ламинат – это вам не паркетная доска.
– Даа, – протянули инженерихи, – ламинат – это дааа!
«Мамзелька» – у балкона.( На шпильках. ) Я с тапочками в руках – рядом.
– Окна меняли?
– Нет, говорю.
– Не меняли, не меняли. – залопотали инженерихи.
– Балкон? Лоджия?
– Балкон и лоджия остеклены, – говорю.
Одна туша на балкон выпорхнула, а другая – на лоджию вылетела. Кактусы в горшках зашевелились.
– Остеклены. Алюминий и вагонка, – оглушила летающая.
– Га у меня – дерево и вагонка, – гаркнула порхающая.
– Утеплены?
– Утеплены, – говорю, – а, простите, причём тут балконы? В БТИ сказали, что балконов они не касаются.
-- Так то – БТИ, а мы Мосжилинспекция, мы всего касаемся. У нас эскиз — видите? И балкон на нём помечен, и лоджия.
– Ааа! – говорю.
Но ничего не понимаю – всем муж занимался. И зачем он решил перепланировку узаконить? Один идиот на всю Москву! Законопослушный гражданин! Люди этой хиромантией занимаются, когда в наследство вступают, или квартиру продают. А мужу больше всех надо: всё должно быть чин-чин – всё по закону… По какому закону? Кто у нас в России законы выполняет? Ян Освальдович Гуревич. Ещё депутат Илюхин, ещё может судья какой, старой закалки, которого случайно на пенсию не отправили.
3
- Вдруг я завтра умру, а у нас после ремонта одной перегородки нет?
– Совсем что ли сбрендил? Почему это ты завтра умрёшь?
– Это я теоретически предположил. Умру, а ты в наследство не сможешь вступить. Тебя все дурят! Надуют чисто на хату. А у нас – сын. Ему женщин куда-то приводить надо.
– В своём ты уме? – отвечаю, – Лёве восемь лет, у него черепно-мозговая травма. Голову зашивали. Сынок наш примеры решить не может со скобками, читает по слогам. А ты – женщины!
– Это я чисто гипотетически предположил. В необозримом будущем Лёву примеры со скобками вряд ли интересовать будут.
– Не факт, – говорю, – не факт!
– Надо в план БТИ изменения внести, чтобы не волноваться, жить спокойно.
– Все живут спокойно без стен несущих. Спокойно, без всяких разрешений, в комнаты канализацию проводят, на балкон – интернет, и никто ничего не переоформляет! Забыл, сколько ты времени разрешение получал на слом перегородки? Ерундовой перегородки! Чтобы узаконить новый план квартиры отстёгивать придётся. Все говорят.
– Я никому отстёгивать не собираюсь: мне не к спеху. Потихоньку-помаленьку – месяца за три всё сделаю.
И началось, и поехало: «Того нет, сего нет. Да – теперь всё есть, а инспектор в отпуске. Да – отпуск закончился, но у вас теперь другой инспектор, но тоже скоро в отпуск уходит. Поторопитесь, потому что ещё одной справки не хватает – новые требования, новые подпункты, каждый месяц что-то в требованиях меняется. С сегодняшнего числа, например, на кондиционер разрешение требуется. У вас есть разрешение на кондиционер? Да не волнуйтесь вы так? Ну нет у вас кондиционера, ну и ладно. А разрешение всё равно необходимо получить, вдруг вы завтра кондиционер решите ставить? Да и еще обслуживание кондиционеров понадобится. Да не волнуйтесь, говорят вам, не кричите. Вот телефон – там вам помогут. Квалифицированные юристы. От двадцати пяти тысяч… Что вы мне бумажки в лицо кидаете, документы? Не хотите через фирму, и не надо. Потом жалеть будете! Да. Теперь всё есть, но справка БТИ просрочена. Новую делайте! Да! Сделали справку? Хорошо. А инспектора вашего нет – отпуск у инспектора начался!»
4
…Стадо уже в санузле. На потолок туши вылупились. На кнопку унитаза нажали:
– Ох! У вас без желобка! – вздыхают.
– Да. Без желобка. И слив воронкообразный.
– Ох! Слив воронкой! – вздыхают.
– Да, -- говорю, -- у нас все краны «Грое». И душ – с гидромассажем, самый дорогой!
– Ох! С гидромассажем! – вздыхают.
– И трубы у нас – медь. Медь на медь! – говорю.
-- Ох! Медь! -- вздыхают инженерихи – Медь на медь! Ох-ох-ох!
А Шпилька, цаца великовозрастная, пятнами-пятнами пошла, ниточки бровей на рот съехали – злится однорогая. Почему злится? Потому что мы потолок в санузле не снесли. Там, над потолком, пространство пустое, а выше – ещё потолок: нормальные люди потолок один убирают к ядрёной фене, а делать это категорически запрещено, ну просто категорически! И получается, что у Шпильки двойной облом: окна мы не меняли (на окна тоже разрешение требуется), потолок не снесли… И давай эта клава скакать по нашей квартирке: в эскиз зыркнет – на стены глянет – сличает: всё ли на месте?
– Вы по ламинату не цокайте! Тапки надевайте! – говорю.
А Шпилька, как не слышит, брови на шею сползли. Бычится, бычится тварь толстокожая. «Ну, – думаю, – сейчас рогом меня пропорит, распнёт на дверях наших межкомнатных «бук».
И вдруг бровки общипанные на место, природой предусмотренное, радостно взлетели:
-- А где дверь? Здесь по плану дверь должна быть!
-- Нет, говорю, двери. Убрали дверь.
Ниточки бровей -- в поднебесной, бантиком завязались, улыбочка такая фамильярная:
– Дверь-то у вас в перегородке была. Где перегородка?
– Не было, – говорю, – перегородки.
– Как – не было, когда в эскизе указана! Вот на слом перегородки в помещении номер «два» у вас, гражданка, было разрешение…
– Было, – говорю, – мы всё по закону делали!
– Правильно. А на снос перегородки в помещении номер «четыре» было разрешение?
– Какое, говорю, разрешение? Вы тапки наденьте! Не было никакой перегородки. Картонка, да была – я её рукой отодрала. К картонке-то дверь и крепилась.
– Это дверная коробка, – говорит летающая туша, – в этих домах…
И осеклась, потому что порхающая ей на ногу наступила – фикус на стеллаже подпрыгнул.
– Вы, гражданка, чертёж видите? Вот – от стены перегородка отходит? Видите? Видите – короткая линия перпендикулярно стене? – и чертёж мне прям в лицо раздражённо тыкает, и руки у мамзельки сигаретами благоухают.
– Да не вижу я ничего! Это кто-то неаккуратно начертил. Вот и кажется, что отросток от стены отходит.
А ниточки бровей меня дразнят:
– Какой отросток, в натуре? Вы гражданка, в своём уме? Вам, гражданка, в дом «хи-хи» не пора?
– Это оргалит, это не… – шепчет летающая.
А порхающая, смотрю, напарнице уже две ноги отдавила – фикус того и гляди со стеллажа скувыркнётся.
– Вы, гражданка, строительные чертежи читать не умеете, – спокойно так, даже с сочувствием, говорит Шпилька и рогом своим в меня чуть ли не тычит…
– Конечно, – говорю, – не умею. И чем только я в Строительном институте пять с половиной лет занималась?
– Значит, зрение у вас плохое.
– Конечно, плохое, – говорю, – на наш факультет только до минус одной диоптрии брали…
Бровки мне язык показали и опять бантиком завязались.
– Где тут сесть можно, чтобы акт проверки оформить в присутствии администрации и представителей Управы…
– Вот здесь. В этой комнате, – говорю, – актом занимайтесь. Вот на этом стуле, и на этом столе. И познакомьте меня с представителями Управы.
– Я – главный инженер ДЭЗа Пунина Нэ-Нэ, – говорит летающая.
– Вас, Наталья Николаевна, я знаю. Но сейчас я Управу хочу! Дайте мне Управу!
– Гя , – гакает порхающая, – гиз управы.
– Да что вы? – говорю, – а когда заходили, сказали, что инженер.
– Гя главный гинженер ГУПДЭЗ ЮЗАО Ивченко И-И! Гя с Управой контактирую ежедневно!
– А я, – говорю, – с мужем контактирую ежедневно.
Мамзелька за столом актом занялась, и на меня так зыркнула, когда я «ежедневно» произнесла… Так знаете по-женски: мол, ты – с тапками в руках, а я – на шпильках, ты – Ивановна, а я – в куртке из «ZARA» за семнадцать тыщ, и сигареты «Собрание» курю…
5
Вечером муж пришёл, я всё рассказала и копию акта показываю.
– Акт проверки… в присутствии жителя Гуревич Вэ-И, – прочитал муж…
– Ты про себя читай, про себя… Я их язык собачий не понимаю…
– А кто понимает, ё-моё? Они специально свой язык придумали, чтобы ты в юридическую консультацию почаще заглядывала – все со всеми повязаны, все друг другу отстёгивают. Три белых коня, ё-моё: юристы, паспортисты, финансисты. Ты смотри, чего пишут: «Восстановить планировку квартиры в первоначальное состояние…Так-так-так… Срок выполнения – шестнадцатое сентября ноль восьмого. Демонтировать остекление балкона-лоджии, либо разработать проектную документацию и согласовать её в установленном порядке, в том числе с пожарной инспекцией. Срок выполнения – шестнадцатое сентября ноль восьмого».
– Сейчас май. Ещё четыре месяца впереди, – обрадовалась я.
– Ты чего, Верочка, ку-ку? Ты смотри, чего требуют…
– Чего?
– Да ничего! Водки налей!
Выпил Ян мой. Закусил. Потом ещё выпил. Не закусил.
– А где Лёва?
–Ты чего, Ян? Спит Лёва. Городскую контрольную сегодня на «три» написал!
– Прогресс! – говорит муж, – Надо отметить!
И снова выпил. И опять не закусил.
6
Спустя две недели почтальон в дверь позвонил. В семь-тридцать. Почта России, ёлки. Мне -- письмо, Яну – письмо.
– А мне письмо? – обиделся сын, – так нечестно!
– Когда пятёрку за контрольную получишь, тогда и будет письмо.
И муж повёл Лёву в школу.
– Ян! – кричу, – а письмо-то, письмо прочитать!
– Вечером, до вечера! Ты, главное, водку купи. Подороже. И «минералку». Посолёней.
Сходила за водкой. И за минералкой. Села на кухне, канал «Культура» новости читает. И как-то мне некомфортно, как-то нехорошо – зуд какой-то.
Вскрыла конверт – прочитала.
– Так вот вы как! Значит: гав-гав, – говорю я Лысому ведущему с канала «Культура». А ведущий этот мне кивает. Вежливый такой молодой человек. В розовой рубашке, в сером пиджаке с иголочки. Улыбается, интеллигент…
– Так вот вы как. Значит, от подписи отказался. Значит, за перегородку, которой не было, – штраф. За балконы – штраф. Остекление разобрать! Перегородку восстановить! Иначе квартиру нашу с торгов продадите! Ну-ну! «Единой России» -- слава! А её лидеру – слава КПСС!
7
Лето – пора отпусков. Мёртвый сезон. Москвичи бросают родной город. Практически предают. Но Москва – мученица, страдалица -- не обижается: она верит, она надеется, она ждёт, и она дожидается. Столица принимает любого гостя. Ну почти любого.
Нет регистрации – и ради бога, и пожалуйста. Живи, только ментов обходи. А попался – денег дай чуть-чуть, однако. Нет денег? Какие проблемы? Москвичи отъехали – походи по гостям, друг, прочеши квартиры в советских панельных уродцах-клонах. В новостройки-монолиты не лазай, друг, – ведёт дома, однако, ведёт … Чисто, Пинзанская башня… Трансвааль—парк, думаешь, один такой? Ошибаешься, друг, однако.
Нет техосмотра – ну и пожалуйста, деньги подготовь маленько. На случай, если ДПС-ники тормознут. А если прав нет? Так и тут ничего страшного -- ничего, так сказать, криминального. Просто держи чемоданчик с деньгами. И усё! Как говорится – «просто добавь воды»…Наркотики-то, небось, привёз со своей чужбины? Вот и молодец! Вот и при деньгах…
В метро в час-пик сесть можно. Пробки на МКАДе чисто по пятницам и воскресениям. Детей нет. Детей на природу вывозят. Чтобы на весь год кислорода наелись… Чтобы кислород в жировой прослойке накопился. На весь год.
Замечательно летом в Москве. Празднично. Народ до полуночи по улицам шляется. С банками алюминиевыми. Спрайт там, тоник швепс, тоник джин, сидр там, рет-булл—возьми быка за рога, балтика девятый номер, водка лимон, ром-кола, бавария, старопрамен, козёл, ловенбрей… Ну и «Клинское», естейственно, куда ж без «Клинского»? Без «Клинского», господа, – никуды!
Вот только в присутствиях -- в помещениях, так сказать, государственных и окологосударственных: в нотариальных конторах, в палатах и судах, в разных там управлениях и хозяйствах, в инспекциях и отделах, независимо от времени года, клубятся потеют, задыхаются человекообразные, а носорогообразные их притесняют: давят, топчут, опускают – лишают, так сказать, невинности, добиваются кровотечения, обильного кровотечения, и облегчённо, с глубоким утробным стоном, выкладывают инструменты экзекуции на казённые полки. Дань же, взимающаяся с поверженных законопослушных граждан прячется в секретные места, в наисекретнейшие места: чисто в швейцарские банки… Носорогообразные, благоухающие «кензо» и «лё па», «хуго боссом» и « живанши», одетые в удобную одежду, пошитую у кроликоподобного, прости господи, кутюрье, потому как фигуры у толстокожих нетиповые – три подбородка, тридцать три животика и обхват плеча больше, чем у меня обхват бедра…
Носорогихи помоложе и пониже рангом – те, которые на побегушках и на других, древних как утренний моцион, услугах натягивают на себя шмотки с европейских распродаж: «Карштадт» там, или «С&А». Туфли, естественно, шпильки нам уже знакомые, и брючки такие из лайки, или такие, знаете, брючки рабочие, чтобы и стринги, если надо показались, и … ямка, такая, знаете, под копчиковой костью…
Чиновник вы думаете, это кто? Это, господа, небожитель: и пенсия у него больше, чем наша с вами зарплата, и коттедж в ближайшем Подмосковье за трёхметровым бетонным забором, с садовником и свирепой собакой без цепи… Чиновник -- это и путёвки в здравницы, и бесплатный проезд, и гарантии социальные, вплоть до неприкосновенности. «Кто инвалид? Я – ИНВАЛИД!». А вы все – симулянты, только выбить льготы хотите, только государство обмануть… Ну и что, что у артиста Невинного денег нет на операцию? Это ваши, господа, проблемы. Капитализьм, однако… Так-то вот.
8
Поимели, короче, Яна моего. Отымели. Отодрали. Пролопатили.
Но и муж их немножко приложил: уволили Шпильку. Ни ниточки бровей ей не помогли, ни куртка за семнадцать тыщ, не то, что цаца ента никогда никому не хамит… Доказал Ян всё таки, что не было перегородки в помещении номер четыре! Оказалось, что в эскиз ошибка закралась – как-то так случайно, как-то так ненароком, как-то так в БТИ строительный чертёж один вид имел, а в эскизе Мосжилинспекции другой -- с неточностью, с несуществующей в природе малюсенькой перегородкой.
В Управе Яна бояться стали. Явился он на приём к начальнику отдела ЖКХиБ Скворцовой Тэ Мэ. К той девочке, которая в пустом акте весной расписалась.
Ян пришёл узнать так, между прочим, между прочего: с какого это такого времени за остекление балконов из квартиры выселяют? Дождался очереди в душном коридорчике – на улице-то плюс тридцать. Заходит в кабинет. Все столы делами завалены, как будто тут сеятель прошёл и бумаги сеял - сеял, сеял – сеял, сеял-сеял… Все стулья -- в папках, весь пол – в стопках, и атмосфера в кабинете какая-то стопочная…
– Присаживайтесь, – поёт Скворцова.
– Куда?
– Куда хотите. На любой стул.
– Но на стульях, извините, – дела, папки, стопки…
– А вы уберите!
Тут телефон зазвонил и электронный голос цифири озвучил.
– Аллё? – Скворцова Тэ Мэ щебетать принялась, ворковать принялась и чирикать…
Ян потоптался, сплюнул на ближнюю стопку – вышел вон из самолёта. Но далеко уйти не дали – за белы рученьки обратно в стопочное царство ласково так втолкнули, так подпихнули, так впульнули…
– Что же вы, Ян Освальдович, – залилась трелью девочка, – что же вы ушли?
– Неловко себя чувствую, когда женщины по телефону щебечут…
– Ой! Ну что вы! О чём вы…
– Приём в неделю – всего два часа, а вы – чирикаете не по делу… Время тянете, чтобы перед очередью дверью хлопнуть…
– Так что у вас, Ян Освальдович? Какая проблема?
– Из квартиры выселить хотят. За незаконное остекление балконов. Бандитизм в государственном масштабе.
– Ой, ну что вы, Ян Освальдович, – замахала крылышками Скворцова, – причём тут государство?
Клюв свой Скворцова вдруг захлопнула, и зашипела:
– Вы что – не знаете какое у нас государство?
– Так вы – государство! Вы!
– Мы-ы? Мы – исполнительная власть, мы не государство!
– Девочка! Ты откуда взялась? Ты даже определение государства не знаешь, а начальник отдела! Два высших – три пониже… Схожу-ка я к Журавлёвой – Тэ Эл – замглавы Управы.
Ян, попрыгал через стопки – бег с барьерами, «весёлые старты». Обернулся – что-то ему в препятствиях странным показалась: форма что-ли… Да – форма! Изломанная форма – сумма углов эн-угольника. И не стопки это совсем, это пакеты а в них -- коробки, коробки, коробки – конфетки… Ну любят Скворцы конфетки, ну что тут поделаешь… Помощников депутатов и – конфетки! А пузыри, её богу, припрятали… Припрятали на чёрный день – не дарят ведь носорогам конфеты пустые, джентльменский набор – конфеты и ёмкость. Желательно «Мондоро», а ещё лучше --«Реми Мартин». Текилу не дарите! От Текилы толстокожие сильнее бодаются.
А Журавлёва – вот незадача – только что домой ушла, а на следующий день в отпуск улетела. Журавли – они птицы благородные: в плюс тридцать в Москве не сидят. Как они выглядят-то, эти журавли, вы, случаем, не знаете?
9
Звонок. В домофон.
– Кто там?
– Это Пожарная инспекция. Вы заказ делали…
«Странно, – думаю, – Ян ничего не говорил.»
Позвонила мужу: оказалось, Ян заявку оставлял в июне, три месяца назад.
Запрыгал фикус на стеллаже и ввалился мужик. Лоснящийся такой, на десятом месяце беременности: чисто масляничный блин, чисто блин со сметаной, конкретно на масле на коровьем замешан.
– Муу-зьсте, – промычал.
– Документы предъявите, что вы – Пожарная инспекция, – говорю, – много тут вас шляется с распоряжениями, уведомлениями, постановлениями – утомилась я от комиссий, болеть начала, кашлять и чихать…
– Му последние.
Улыбается телёнок и документ мне протягивает, и визитку.
«Вежливый, – думаю, – Аджиев И- Гэ…»
– Фамилия у вас – пламенная, -- говорю.
– Это точно. На то мы и пожарные. Из искры да возгорится пламя!
«Ленинец, – думаю, – может, примет балконы? Может, не будет бодаться…»
И пошёл Аджиев И-Гэ по квартире, хвостом махает – чисто мух отгоняет, копытцем притаптывает, пристукивает: двери изучает, потолок, окна открывает, вытяжку лицезреет… Фикус трясётся, шатается, дрожит…
– Балконы когда осмотреть изволите?
– Му балконов не касаемся. Пожарные только помещением мунимаются…
– Понимаете, Аджиев И-Гэ,– от нас Мосжилинспекция согласования требует с пожарной инспекцией…
– Мугласуем, согласуем, – и ещё выше хвостом замахал…
Притаптывает, пристукивает… И вдруг – хвать меня! Крепко так к себе Аджиев И-Гэ прижал, ну конечно с допуском: с допуском на выпуклость живота. Дышит мне в лицо телёнок этот, телец, бычонок, бычец. И кактусы в горшках зашевелились…
– Ноги, -- говорит, – му тебя красивые. Ноги! Рожа в прыщах – шлифовку можно сделать. А ноги не изменешь! Ноги – они от Бога! Кривым косолапым ходулям ни один косметолог не поможет, ни один пластический хирург.
– Да что вы, – отвечаю, – у меня ноги хуже рожи: все в варикозных венах. Варикоз поуродливей прыщей будет… Хотите посмотреть?
Отпрянул так от меня бычок жертвенный, а я, в ответ, хвать его, огненного, за место слабое незащищённое, за место которым каждый мужик дорожит.
– Му чего это?
– Да ничего, – говорю, – акт давай составляй. Достал зверинец ваш ! Всех в зоопарк! Всех за решётку! Или в террариум!
– Му, му… отпусти!
– Балконы! Балконы! Балконы согласовывай! Давай! Быро!
– Му зря вы так, му зря! С нами, с пожарными, опасно так разговаривать, ме положено!
И ручонки свои, детские такие ладошки, розовенькие, гладенькие, с пальцами—сосисками, с маникюром розовым ко мне тянет. А фикус -- кувырк со стеллажа, и -- бряк: на живот на трудовой, Аджиева И-Гэ приземлился, прилунился, приблинился, пристроился. Сняла я спасительный фикус с живота противника, в руках горшок держу, листики нервно глажу…
– Акт, – говорю, – пиши. Ща по яйцам горшком звездану!
И написал искромётный пламенеющий акт. И по акту получилось, что дверь наша входная, дверь наша дорогущая сейфовая не в ту сторону открыватся, и соседям, если вдруг пожар, эвакуироваться не даст – ну просто не позволит спастись! Демонтировать дверь! Ещё датчиков нет: в каждой комнате датчик должен висеть, датчик, так сказать, ДИФ-50М – пожар улавливать датчик должен, очаг, так сказать, возгорания, и тушить, и тушить, и тушить… Установить датчики! Чтобы везде – датчики! То есть, абсолютно везде датчики! Одни датчики, датчики, датчики…
10
Муж вечером водку не попросил – ко всему ведь привыкает человек, приспосабливается. Вот и Ян привык к борьбе, к носорогоподобным и к другим животным – к стаду, толпящемуся вокруг государственной кормушки, – ему даже казаться стало, что по другому и быть не может, что по другому и не бывает…
И пошёл Ян в Прокуратуру. В Прокуратуру города Москвы. Объяснил проблему, бумажки показал: акты, письма, постановления. Секретарша -- в кабинет, чисто к прокурору зацокала. И слышит Ян – в кабинете мат-перемат, норматив-ненорматив, ругань эмоциональная человеческая, а не собачья канцелярская. И пригласили Яна к прокурору. Без очереди! И расспросили обо всём. Ну обо всём! Прокурор остеклением балконов сильно заинтересовался…
– Пишите жалобу, гражданин Гуревич. Копии всех актов прикрепляйте… – перешёл прокурор на привычный собачий язык.
И написал муж жалобу, и почтальон принёс ответ из Прокуратуры. И ничего в этом ответе разобрать нельзя было, ну ничегошеньки, хотя слова все русские…
Внизу приписка: «Между тем Вы вправе самостоятельно обжаловать состоявшееся решение по делу об административном правонарушении в суд.»
Так вот, какие они прокуроры…
11
– Знаешь, Верунчик, ты только не нервничай, только поспокойнее… А остекление на лоджии, и на балконе придётся снять, и вагонку, и утепление.
– Только через мой труп, говорю, – только через труп. Давай судиться! Давай бороться!
– Сил нет, Верунчик. Надоело!
Проплакала я ночь, и решила не бороться – бесполезно бороться. Надо было сразу с посредниками сотрудничать – дешевле, чем демонтаж, чем датчики ДИФ 50-М на каждый квадратный метр… Всё -- Ян мой, всё -- Ян! Один на всю Москву! А теперь и денег не дашь – испугаются взять!
И опять – звонок.
Кто говорит?
Носорог.
Новый носорог, тот которого на место Шпильки утвердили.
– Алле! – говорит, -- придём через неделю к вам с комиссией. Чтобы остекления не было! И намёка на остекление чтобы не было!
– Хорошо, -- говорю, -- ждём с нетерпением!
И повесила трубку. И осенило вдруг меня! И снизошло в мозг, проникло в сердце и в другие все члены вдохновение! И включила я Интернет! И набрала я жалобу в Правительство Москвы, точнее просьбу… И в Префектуру набрала просьбу… И нашла ещё адреса почтовые… И по ним написала просьбы: и депутатам, и городничему, и в социальные разнообразные организации. Десять писем заказных отправила, заказных с уведомлением. «Люди добрые!, – написала, – Год Семьи, в натуре! А у нас ребёнок с черепно-мозговой травмой, и голову ему зашивали, и на учёте у психиатра ребёнок состоит! И расторможен ребёнок сильно… Разберём мы остекление, а сын возьми –да сигани с балкона, ведь он привык, что балконы закрыты, что балконы безопасны! В Год Семьи, носороги дорогие, да сиганёт по вине Мосжилинспекции! В Год Семьи – да и сиганёт! В порядке исключения, господа чиновники, ну чисто из человеколюбия христианского, разрешите не демонтировать остекление, узаконьте, умоляю вас, нашу перепланировку! И Бог вам в помощь! Да будет радость Вам, и детям Вашим, и внукам, и правнукам!»
И – молчок. И не пришли через неделю носороги.
А пожарник Аджиев И-Гэ позвонил, пыхтя как-то так подозрительно, и установку датчиков отменил, и дверь разрешил оставить, если соседи не возражают, если напишут, что наша дверь им не мешает, не мешает спасаться от пожара…
И получила я девять ответов, на моё письмо, которое нарекли «ходатайством». И сообщалось в них, что ситуация взята под контроль, что начальник Мосжилинспекции уволен, и что на его место назначен господин Объедков Вэ-И. А десятое письмо пришло от известного депутата Лисичкина. И пишет народом избранный, что переправил просьбу мою Объедкову… А Объедков написал, что переправил мои письма в Управу, а Управа в лице неуловимой Журавлёвой Тэ Эл написала, что ситуация взята под контроль, что срок демонтажа остекления переносится ещё на год…
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
– Аллё?
– Аллё! Это квартира Гуревичей?
– Да…
– Льва Яновича можно к телефону?
– А что, собственно, нужно? Вы кто?
– Я из Мосжилинспекции. Лев Янович мне нужен.
– Зачем?
– По поводу перепланировки.
-- Льву Яновичу девять лет. Я его мать.
– Ой! Ой! Извините! Перепутали! Лев Янович – это у кого травма, кто на учёте, мы не посмотрели, что это мальчик… Вы поймите – мы ведь всё для людей делаем, только для людей и стараемся…
– Я понимаю…
– Нет! Вы не понимаетете: население нам так мешает, так мешает… Уже двадцать один—ноль ноль, а мы всё на работе, всё дело ваше разбираем, разобрать не можем…
– Вы, простите, – интересуюсь, – когда нам эскиз утвердите? Когда перепланировку узаконите?
– Насчёт балконов подумаем, ещё не решили – на год вам отсрочили же демонтаж… Так что не волнуйтесь! А препланировку узаконить не сможем вот ещё по какой причине: у вас снесена неучтённая перегородка в помещении номер четыре…
И потемнело в моих глазах, и вылила я себе на голову последовательно: полтора литра воды газированной «Сенежская», поллитра воды «Есентукская целебная», литр воды сильногазированной «Ранова—колокольчик» и литр сока яблочного «Тонус». Сока яблочного с мякотью.
2008
