Тот факт, что Октябрьский районный суд Новороссийска удовлетворил иск транспортной прокуратуры города и признал экстремистской книгу известного азербайджанского религиозного философа Эльмира Кулиева «Смысловой перевод священного Корана на русский язык», свидетельствует о нескольких интересных вещах. Во-первых, подобно случаю с запретом Свидетелей Иеговы «за экстремизм», наши суды не понимают, что такое религия и как с ней быть. Во-вторых, ни у судов, ни у общества в целом нет понимания, что такое «другой», не такой, как они, и от этого непонимания происходит агрессивное отталкивание. И наконец, ни у кого нет понимания, что священные тексты авраамических (как, впрочем, и других) религий были написаны в отдаленные времена и их нередко нельзя понимать буквально, как если бы они были написаны в наши дни.
Как известно, у Корана нет «официального» перевода, а те, что имеются (включая знаменитый текст И. Ю. Крачковсого) нельзя назвать официальными. Они суть «переложения смыслов», потому что арабский язык оригинала очень своеобразен, но главное – текст не имеет аналогов, его не к чему привязывать. По крайней мере, так считают корановеды. Есть теория Люксенберга, согласно которой, у Корана был сирийский христианский оригинал, нечто вроде лекционария, однако у этой гипотезы немало и противников. Одним словом, текст 7 в. написан туманно и загадочно, это профетический свод изречений и коротких историй, смысл которых нередко остается скрытым, как для верующих мусульман, так и для ученых специалистов. В это время в Аравии, точнее говоря на Хиджазе, соперничали несколько религиозных учений или систем: иудаизм, христианство, арабское язычество Химьяра... Ислам появился и «встал» поверх всего этого, впитав от них некоторые черты. Одной из этих черт был энтузиазм, присущий авраамическим религиям изначально, и который потихоньку выветрился из них к концу ХХ в.
Вообще говоря, любая религия предполагает определенный внутренний конфликт (этический или социальный) внутри верующего. Он должен принять некое воззрение, конфликтующее с его прежним или с окружающим. Именно такой конфликт переживает сам Авррам (что хорошо объясняет Р. Лаут), такой конфликт имеют в виду пророки Ветхого Завета, обличающие своих сограждан в «теплохладности». И конечно, такой конфликт имеет в виду Христос, когда призывает «оставить отца и мать» и следовать за ним. В Евангелии это называется «обоюдоострый меч».
Помыслить, что основатель ислама отнесется мирно к конкурирующим религиям в Мекке и Медине VII в. также невозможно. Язычники были его врагами, а иудеи и христиане – извратителями Писания. Ожидать толерантности от книги, написанной посреди жестокого состязания мировозрений, значит не видеть ее специфики. Толерантность выстрадала Европа, но она – не в самом тексте Священного Писания, а в его интерпретации. Любая религия авраамического типа претендует на исключительность, она предполагает жесткое вытеснение конкурирующих религиозных форм.
То же самое можно сказать и об «экстремизме». Предлагая верующим религиозную интерпретацию истории, религия нередко ставит их в позицию как бы экстремистов в отношении Бога и истины, ибо многих истин с религиозной т. зр. не может быть. Слово «экстремизм» все чаще применяют в этом смысле – как «нетолерантность». Но кроме «экстремистской» природы религии судебное решение содержит еще два заблуждения. Решение предполагает, что все религиозные системы построены на идее гуманизма и доброделания. Это принципиальное заблуждение. Гуманизм возникает там, где религия переживает кризис своих оснований, проходит через точку модернизации и переосмысливает себя.
В этом смысле христианство переосмыслило иудаизм в себе, а ислам отказался от этого переосмысления и вернулся к архаическому простому дуализму «свои-чужие». Но это не делает религии архаизирующего, не гуманистического типа античеловеческими или чудовищными. Если в Коране написано, что христиане предали Христа, это как раз значит, что исламская религия видит в христианстве недостаточно харизматизма, но при этом требует архаического дуалистического подхода. Проще говоря, христианину проще увидеть правду в исламе, чем мусульманину – в христианстве. Христианство – монистично, они видит своего в чужом. Плохо то, что этот христианский подход никак не влияет на судей, несмотря на христианские корни русской культуры, на общегосударственную демонстрацию приверженности церковным принципам.
Запретить Коран нельзя, ибо он крепко и давно вписан в мировую культуры. Разделить интерпретации «смыслов Корана» на экстремистские и «мирные» тоже едва ли возможно ввиду непонимания языка Корана судьями без переводчика. Поэтому единственный путь суда – обращаться за консультацией к сообществу религиоведов. У них есть и дистанцирующие интерпретации священных текстов прошлого, и способы понять другого, и объяснения разницы между «экстремизмом» многовековых религий и бесчеловечным оправданием терроризма.
