Тогда Алексей Алексеевич сочинил революционную песню и, завидя на улице человека, способного по мнению Алексея Алексеевича подать милостыню, делал шаг вперед и, гордо, с достоинством, откинув назад голову, начинал петь:
На баррикады
мы все пойдем!
За свободу
мы все покалечимся и умрем!
Даниил Хармс "Рыцарь"
На заканчивающейся конференции «Модернизация экономики и выращивание институтов», организованной Высшей школой экономики, произошло интереснейшее событие. Во вторник экономическая общественность услышала идеолого-концептуальную исповедь Михаила Зурабова, которого многие (в том числе представители партии власти) называли главным виновником «монетизации льгот».
Чтобы дать читателю возможность оценить театральное достоинства произошедшего, попытаюсь пересказать серьезно-шутливую перепалку Михаила Зурабова Александра Шохина:
Зурабов. … От бизнеса мы уже пять лет подряд не слышим ничего, кроме требований снижения налогов… Если действовать разумно, то снижение ЕСН следовало бы увязать с заключением трехстороннего договора между бизнесом, государством и профсоюзами об адекватном увеличении легальной зарплаты. Правительство все еще предполагает, что бизнес будет действовать как нормальный экономический субъект. Но он не ведет себя как нормальный экономический субъект.
Шохин. Я должен вступиться за бизнес в качестве представителя координационного совета деловых организаций России. Бизнес больше не требует снижения ставок налогов. Он требует восстановления нормальной атмосферы в отношениях между предпринимателями и властью, в частности в сфере налогового администрирования. Мы ведем активный диалог с правительством, и нам даже что-то обещают. Но не выполняют. Бизнес был бы рад выполнять свои обязательства, в частности по зарплате, но затруднительно исполнять свои обязательства, когда партнер по переговорам не является договороспособным.
(здесь следует вопрос из зала – пропускаем)
Зурабов. Александр Шохин, вот, зря меня перебил. Когда недавно выступал Фидель Кастро, то это продолжалось четыре с половиной часа, и его никто не перебивал.
Шохин. Хотел бы я посмотреть на того человека, который бы осмелился перебить Фиделя...
Зурабов. А я видел такого человека. Им является заместитель главы РАО РЖД, который однажды заявил Фиделю Кастро: «К сожалению, Фидель, мы не можем вас дольше отрывать от важнейшей задачи руководства страной».
Шохин. Ну что ж, Михаил Юрьевич, мы не можем Вас больше отрывать от важнейшей задачи работы в правительстве.
Зурабов. Я знал, что Вы воспользуетесь, предоставленной мною возможностью пошутить.
Когда Михаил Зарубов покинул зал, научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин выступил в защиту социального министра: «Вы все видели, человеку надо было выговориться. Сейчас на него вешают всех собак. И когда это делают представители «Единой России» типа Любови Слиски, хочется стать на сторону министра. Не худшего министра между прочим. Мы же с вами видели, кто занимал эту должность в прошлом…»
Действительно, Михаил Зурабов, как и пересказывали нам разные источники, выглядит убежденным, энергичным и компетентным человеком, не без живого интереса к реальной ткани жизни, что в выгодную сторону его отличает от многих других членов правительства. Тем более что таким образом кризис управления в России нам предстает не в наивной персональной форме («министра – на мыло»), а как институциональное явление.
Михаил Зурабов, возможно, первый реформатор, который рассказал, что он понимает, что вся сфера социальных налоговых реформ, проблема собственности – это один большой клубок, который нельзя распутать, дергая за какую-то одну ниточку. Это можно понять, как результат медитации над провалом пенсионной реформы. Бессмысленно вводить накопительную пенсионную систему при таком уровне легализации зарплат, невозможно легализовать зарплаты только одним снижением ЕСН и т.д.
Он также понимает некоторые черты «низовой» жизни социальной сферы, например, что организовать выдачу льготных лекарств, то это существенно снизит нагрузку на больничные стационары (что можно использовать для реструктуризации сети больничных учреждений): многие пенсионеры ложатся в больницы, именно потому, что там лекарства дают бесплатно.
Некоторые его выкладки, правда, страдают то ли наивностью, то ли заражены самооправдательным пафосом. Так, например, он как положительный эффект монетизации льгот оценивает то, что только от 3 до 11% льготников на выплаченные им компенсации купили льготные проездные билеты, и что доходы транспортных кампаний упали. Если целью реформ было бы сокращение транспортной сети и удержание пенсионеров по домам, то все хорошо. Если же, как и говорил Зурабов, целью было активизация потребительского рынка, то можно было, не мучаясь, просто поднять пенсии и зарплаты. Есть еще, скажем, принципиальное и очевидное замечание, высказанное Евгением Гонтмахером (выступал оппонентом), совершенно непонятно, почему именно пенсионеры должны были стать тем передовым социальным отрядом реформ, которых в первую очередь следовало вовлекать в денежные отношения с государством. От себя добавим, - да еще у них не спросив.
Впрочем, из выступлений членов правительства на конференции, стало понятно, что социальные реформы пойдут сейчас со страшной силой и напором (например, план реформы науки будет согласован через месяц, а никто вообще ничего не знает об этом). То есть теперь не только пенсионеры, но и все остальные будут сетовать (и вряд ли только сетовать): «что с нами делают». Потому что, несмотря на заверения представителя Минобразования и прекрасную речь Министра здравоохранения, о приглашении экспертов и «гражданское общество» в обсуждение - этого ничего нет, просто потому, что у правительства нет институтов коммуникации с населением, а сами они настолько приблизительно понимают очертания будущих реформ, что ничего толком объяснить не смогут.
Михаил Зурабов, например, понимает, что объектом реформы здравоохранения должны стать отношения между пациентом и врачом: пациент должен перестать быть материалом медицинского вмешательства, а стать клиентом сферы медицинских услуг. Но дальше сразу провал в голую схему: деньги должны идти за клиентом. А это суждение, взятое само по себе – катастрофа.
Будет искусственное завышение количества услуг, многократное и бессмысленное увеличение расходов, неконтролируемое закрытие ряда медицинских учреждений и т.п. Это при том, что мы пока не услышали, на какой список медицинских услуг в расчете на человека хватит денег, кто и как будет управлять реструктуризацией сети учреждений – а это минимальные, профилактические требования к началу реформы.
Медицинская сфера, как и образование, наука, система социальной защиты требуют как минимум планового (наподобие советского), а по-хорошему – проектного похода (как в инженерной деятельности, например, при строительстве дома, только в социальной сфере придется еще иметь дело с живыми социальными и политическими институтами). Между прочим, отличная для своего времени и общественного строя советская система здравоохранения была построена именно как проект. А правительство (в смысле – современные реформаторы) все еще, похоже, действует в той логике, что можно что-то такое (раз!) ковырнуть (например, устроить конкуренцию поликлиник или укрупнить университеты), а потом система сама как-нибудь найдет новое благополучное равновесие.
Очень хорошо, что Высшая школа экономики работает над привитием логики «выращивания институтов» в правительство. Аппарат институциональной экономики может дать какие-то полезные мыслительные инструменты. Теперь главное эту тему не замусолить: а действительно строить способы работы с живым социальным телом и вовлекать население в реформы, которое оно должно осознать как справедливые.
Есть минимум два не противоречащих требования строительству адекватных социальных институтов в России. Первое – они должны быть культурно адекватными, то есть новые общественные институты должны иметь образцы в культуре и истории (Виталий Найшуль). Второе – в успешных случаях их можно растить из уже имеющихся неформально сложившихся механизмов.
Грубо говоря, реформа милиции может начинаться с построения института русского выборного шерифа, и к этой задаче можно подобрать культурный прототип, который укажет на существенные черты нового инстиута – участковый Анискин, или, возможно, дальше – сельский староста. А реформа школ, с возложения на и так везде существующие родительские комитеты (вариант – попечительские советы) части официальных полномочий по управлению расходами (повышение зарплат или ремонт?).
В медицинской сфере кроме институтов, которые будут управлять сетью учреждений и должны быть мотивированы предоставить больше услуг лучшего качества за те же деньги, должны быть институты от общественности данного региона или муниципалитета, которые бы могли останавливать, условно говоря, «управляющую компанию» тогда, когда она захочет закрыть невыгодное, но общественно важное учреждение. И неплохо бы для начала обсудить, как эти институты строить.
Но самое то главное, все социальные реформы – это клубок, в центре которого совершенно еще не обсужденные основания жизни в России: задачу повышения легальных доходов граждан нельзя отделить от задачи переустройства медицины, а задачу легализации собственности от задачи формирования социальных бюджетов.
Реформы будут провальными и катастрофичными, если мужик на улице будет недоумевать «что они с нами делают?» Значит должен быть построен институт общенационального обсуждения, да еще такой, где с одной стороны будут орать: «а ну, богатеи, где деньги на социальную сферу», а бизнес отбиваться: «если брать больше налогов, то экономика рухнет».
Все вышесказанное, можно было сократить до слезного и уже не нового призыва: спору нет, реформы остро необходимы, но, дорогие министры и эксперты, пожалуйста, не надо выходить (по крайней мере, без адекватной подготовки) на баррикады нового русского бунта.
