Комментариев по поводу современенной версии «ответа Чемберлену» (конгрессу США) было сделано так много, что трудно в чем-то не повториться. При этом хочется избежать нравственных оценок, которые в данном случае выглядят совершенно неуместными – в присутствии покойника не говорят о похоронах. Единственный аспект темы, обсуждение которого может иметь хоть какой-то практический смысл, – это взгляд на «антимагнитский закон» как на индикатор некоторых объективных политических процессов, на которые раньше обращалось меньше внимания, чем они того заслуживали.
1. Действия Кремля становятся все более идеологически мотивированными. Знаменитый «путинский прагматизм» остался далеко в прошлом. Это свидетельство раннего политического старения, признаком которого является «атеросклероз власти», о котором я уже имел возможность писать. Не дожив до возраста «кремлевских старцев», Путин приобрел свойственные им политические недуги. «Сиротский указ» - это сегодняшняя версия ввода «ограниченного контингента» в Афганистан. Даже стоя на краю пропасти, Кремль не может поступиться ложно истолкованными принципами и обязан во что бы то ни стало в эту пропасть прыгнуть, увлекая за собой всю страну. Потому что совершенно очевидно, что Путин и его ближайшее окружение не имеют никаких иллюзий по поводу существа дела Магнитского, они прекрасно осведомлены и о систематических хищениях бюджетных средств, и о расправе над Магнитским. Несмотря на это, ими по чисто идеологическим соображениям принято принципиальное политическое решение – освободить от ответственности лиц, причастных к этому преступлению и, напротив, «дожать» до конца всех тех, кто пытался выступать в роли «разоблачителей», в том числе посмертно - самого Магнитского. И дай Бог, чтобы самой глубокой на пути Кремля была «яма Магнитского». Потому что в состоянии неадекватности власть может сигануть в такую «черную дыру», из которой Россию потом долго придется выковыривать.
2. Кремль решил развестись с элитами. Он полагает, что элиты – это нечто совершенно функциональное, этакая «слизь на теле власти». Их можно время от времени «счищать» без всякой жалости в расчете на то, что тут же нарастут новые. Чисто эмпирически эта гипотеза Кремля находит вроде бы свое подтверждение. Стоило вытряхнуть из Кремля Суркова и освободиться от тяготевших к нему интеллектуалов, как на его месте образовался Володин и его настырные парни. В Кремле разницы не почувствовали. Более того, там даже испытали серьезное облегчение.
Власть искренне полагает сегодня, что без элит править гораздо проще. Ей нравится «прямое» общение с массами, через инструменты пропаганды. Ведь масса, лишенная элиты, напоминает пластилин, который приобретает всегда именно ту форму, которую ей желает придать правитель. А раз так, то рефлексия по поводу ворчания элит, в том числе и в связи с «делом Магнитского», выглядит избыточной тратой политического ресурса. Элиты не стоят сегодня того, чтобы власть обращала на них свое внимание.
3. Кремлю больше не нужны политические прокладки. Он переходит к жесткой и бескомпромиссной схеме управления страной. Парламент, суд, правительство, не говоря уже о суррогатах вроде уполномоченных по правам ребенка или уполномоченных по правам человека, теряют всякую, даже иллюзорную, самостоятельность и превращаются в технические приводные ремни.
Раньше автономии тоже не наблюдалось, но была определенная забота о приличиях. Боковые ветви власти «нагибали», но старались при этом не «опускать». Теперь все условности отброшены – опозорить не зазорно. Политический класс приучают к унижению, публичному и повседневному. Ему на смену приходит политический обслуживающий персонал. Он-то и «обслужил» Кремль по первому разряду, безропотно протолкнув через законотворческие горнила «сиротский указ».
До какого-то момента такая услужливость крайне удобна и экономна. Лишние люди не путаются под ногами, на них не надо тратить время. Недостаток лишь в том, что ни у кого не остается иллюзий по поводу того, кто в доме хозяин и с кого надо будет спрашивать, когда придет час «Х». Надо быть очень большим историческим оптимистом, чтобы не принимать последнее обстоятельство в расчет. Но, похоже, в Кремле снова окопались мечтатели, которые всерьез поверили, что конец истории наступил.
4. Основной же вывод состоит в следующем: Кремль сегодня не боится противопоставить себя не только собственной, загнанной под плинтус общественности, но и всему мировому общественному мнению. У руководителей России случилось «газовое затмение». Они полагают, что находящиеся под их контролем ресурсы позволяют им диктовать свои условия любому собеседнику как внутри страны, так и за рубежом, пренебрегая общепризнанными нормами морали. Они считают, возможно, не без оснований, что наличие ядерного оружия в сочетании с выручкой от продажи сырья позволяют безнаказанно называть белое черным и наоборот. И случай Магнитского является частным, лишь отражающим общую тенденцию.
В этой связи российским руководителям хотелось бы напомнить слова другого «кремлевского мечтателя»: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Что хорошо для исторического спринта, не работает на длинных дистанциях. Ядерно-газовый потенциал режима сильно переоценен. В связи с этим, как заметил бы «кремлевский прагматик», сменивший «кремлевского мечтателя», у некоторых лидеров наступило «головокружение от успехов». В такой ситуации очень важно трезво взвешивать свои силы, думая о перспективе.
