17 января судья Мосгорсуда Марина Комарова приговорила Зару Муртазалиеву к 9 годам лишения свободы в колонии строгого режима. Ощущение несправедливости и опасности, грозящей нашему обществу в связи с беспрецедентным цинизмом, "кровожадностью" прокуратуры и суда, сопровождавшими это дело с момента его зарождения и до вынесения приговора, не дает мне покоя. Почему? Ведь это не первое и не последнее дело, сфабрикованное российскими спецслужбами и проштампованное Мосгорсудом. Попробую объяснить.
21-летнюю чеченскую студентку обвинили в подготовке к совершению акта терроризма, вербовке сообщниц и в хранении взрывчатых веществ. В обвинительном заключении, большая часть которого благополучно перекочевала в приговор, Зара Муртазалиева представлена "активным противником российского конституционного строя". Следствие, а теперь и суд утверждают, что она виновна в негативном отношении к антитеррористической операции в Чечне и в формировании положительного образа шахидок в сознании своих подруг. Суд признал доказанным, что мировоззрение Даши Вороновой и Ани Куликовой под воздействием подсудимой изменилось настолько, что они были готовы совершить акт терроризма. При этом в деле нет ни одного конкретного доказательства того, что сама Муртазалиева хотела и могла стать террористкой-смертницей. Если не считать таковыми фотографии торгового центра "Охотный ряд", полудетские разговоры о чеченской войне, об исламе, о мужчинах. Если не считать доказательствами дневники девушек, которым они поверяли свои сокровенные мысли. И справку об уничтоженном при экспертизе пластите, который якобы был обнаружен в сумке Зары Муртазалиевой при ее задержании. Пластите, на котором нет отпечатков ее пальцев. История преступления Зары Муртазалиевой -- это история от начала и до конца сочиненная в кабинете следователя. Но это еще и история, в которой причудливо переплелись дружба, любовь, предательство и благородство.
Муртазалиева познакомилась в московской мечети с двумя русскими девушками, принявшими ислам, Дашей и Аней. Три подруги поселились в общежитии, которое им предоставил Саид Ахмаев -- сотрудник московского ГУБОП. Этот "благодетель" вошел с Муртазалиевой в "доверительные отношения" (как выяснилось впоследствии, по заданию своего руководства). Он намеренно поместил трех девушек в квартиру, нашпигованную подслушивающей аппаратурой. Через месяц, когда санкция суда на прослушку закончилась, у Зары в сумке нашли 196 г пластита и, несмотря на все ее возражения, предъявили обвинение в хранении взрывчатки. Ее арестовали 4 марта 2004 года, за месяц до выборов президента России. Пригласили телевизионщиков и отрапортовали о поимке очередной чеченской террористки. Потом задержали Аню и Дашу. Напугав девчонок, что, если они не расскажут о том, как чеченка вербовала их в шахидки, то сами окажутся в тюрьме, следователи добились от них нужных показаний.
Казалось, дело "сшито". Но мать одной из подружек -- Валентина Куликова не выдержала. Она обратилась к правозащитникам и рассказала, что ее дочь заставили оговорить подругу. Рассказала и о том, что еще до ареста Муртазалиевой к ней приходил сотрудник ФСБ, который спрашивал о Заре, провел обыск и заинтересовался фотографиями торгового центра "Охотный ряд". Валентина Куликова дважды приходила на суд, безрезультатно пытаясь объяснить, что подсудимая не вербовала ее дочь в шахидки, а, наоборот, влияла на нее положительно. Она буквально кричала суду, что Аню, как и Дашу смертельно запугали следователи, что Зара - невиновна. Эта женщина совершила на суде очень важный поступок: не желая, чтобы имя ее семьи было запятнано предательством, она преодолела страх.
Русская женщина сделала то, чего не смог сделать главный участник этой драмы -- чеченец Саид Ахмаев. Он на суде так и не появился. Ежедневно присутствуя на слушаниях, я видела, как разваливалось дело, "сшить" которое не очень-то и старались. Но не зря процесс был поручен Марине Комаровой – судье со стойкой репутацией "второго прокурора". Комарова известна как судья, специализирующаяся на шпионских процессах. Именно она вынесла обвинительные приговоры Валентину Моисееву и Игорю Сутягину. Будучи хорошим профессионалом, Комарова не могла не понимать, что дело Муртазалиевой - юридически ничтожно, что нельзя считать приготовлением к акту терроризма негативное отношение к чеченской войне и рассматривать в качестве серьезного вещдока песни чеченского барда об "аллахе" и "джихаде". Но она позволила прокурору в течение получаса искать на аудиокассете именно эти слова. И отказала стороне защиты почти во всех ходатайствах. Комарова отмахнулась от одного из главных вопросов, поставленных защитой: “Если Муртазалиева в течение трех месяцев была под неустанным наблюдением спецслужб, то почему они не знают, кто передал ей 196 граммов пластита? Почему они не поймали преступников с поличным?”
Почему? Очевидно, что Комарова, никого не стесняясь, решала конкретную задачу -- она должна была прикрыть чудовищную фабрикацию следствия и наказать "террористку". Причем наказать примерно, чтобы в дальнейшем глава ФСБ смог приводить дело Муртазалиевой в списке побед спецслужб, "предотвративших массовую гибель людей". А раз так, значит все позволено. Позволено закрывать глаза на нестыковки в обвинениях и на отсутствие доказательств.
По данным социологов, более 50% российского населения негативно относятся к чеченской войне и хотели бы ее прекращения. Значит ли это, что все они подлежат "оперативной разработке" и в случае ведомственного желания могут быть посажены в тюрьму?
Слушая приговор, который судья Комарова читала мягким, хорошо поставленным голосом, я вспомнила другой приговор и другой суд. В 1983 году судили мою мать Зою Крахмальникову. Ее обвинили в "антисоветской агитации, пропаганде и подрыве существующего советского строя". Она издавала на Западе сборники христианского чтения "Надежда". И в ее деле, кроме религиозных текстов, разговоров на "антисоветские темы" и фотографий расстрелянных священников, ничего не было. Правда, ей дали год тюрьмы и пять лет ссылки. Похоже, времена тогда были вегетерианские.
См. также:
