31 мая на заседании Совета министров обороны (СМО) СНГ в Баку были утверждены основные направления и мероприятия по реализации концепции военного сотрудничества государств - участников СНГ до 2010 года. Однако помимо ритуальных заверений о стратегическом характере военно-политического партнерства стран Содружества, а также протокольных церемоний в фокусе внимания участников Совета оказалась проблема урегулирования нагорно-карабахского конфликта. Такое внимание вряд ли можно считать случайным. На фоне подготовки к встрече президентов Ильхама Алиева и Роберта Кочаряна в Бухаресте карабахская тема оказывается востребованной не только в Баку и в Ереване, но и в других столицах стран СНГ.
На заседании СМО в Баку министр обороны России Сергей Иванов выступил с серьезным политическим заявлением: «Что касается Нагорного Карабаха, то я не исключаю, что в обозримом будущем там могут появиться миротворческие силы для гарантирования выполнения всех политических договоренностей, которые рано или поздно будут достигнуты». Подобного рода миротворческие заявления российского военного министра появляются уже не впервые. Первый раз Сергей Иванов обратился к теме миротворчества в Нагорном Карабахе накануне встречи Алиева и Кочаряна в Рамбуйе 10 февраля 2006 года. За несколько дней до того, находясь с трехдневным визитом в Азербайджане, Иванов заявил журналистам следующее: «В первую очередь необходимо заняться политико-дипломатическим урегулированием конфликта, после чего можно говорить о миротворческой операции, в том числе с возможным участием вооруженных сил России, но первое — это необходимо урегулировать конфликт». «Россия выступает за урегулирование армяно-азербайджанского конфликта политико-дипломатическими средствами, путем прямых переговоров между двумя странами», - подчеркнул Сергей Иванов.
И тогда в феврале, и сейчас в мае заявления Сергея Иванова сопровождали крайне милитаристские тезисы его азербайджанского коллеги Сафара Абиева. В феврале 2006 года Абиев заявил следующее: «Если переговоры по Карабаху будут безрезультатными, Азербайджан принимает все меры для восстановления своей территориальной целостности, включая Нагорный Карабах. Сейчас идут переговоры. Если они будут безрезультатными, Азербайджан будет делать все для возвращения своих территорий». В мае 2006 года заявления Абиева было столь же безапелляционным по своей тональности: «Пришло время занять принципиальную и объективную позицию, признать Армению агрессором, потребовать от нее выполнения норм международного права и покинуть оккупированные территории. Жизнеспособность СHГ во многом зависит от того, в состоянии ли эта организация урегулировать конфликты на территории Содружества. Азербайджан не смирится с оккупацией своих земель и для восстановления целостности своей территории воспользуется всеми мерами, представленными международным правом». Таким образом, Азербайджан так же, как и Грузия, напрямую связал эффективность СНГ с проблемой восстановления своей территориальной целостности. Будучи проводником «политики качелей», официальный Баку стремится к сохранению взвешенных и конструктивных отношений и с оппонентами Москвы. На заседании Совета СМО Сафар Абиев обсудил проблемы создания совместных миротворческих подразделений с министром обороны Украины Анатолием Гриценко.
Таким образом, идея проведения миротворческой операции в Карабахе начинает овладевать умами на постсоветском пространстве. Россия же заявила о своей готовности принять бремя миротворчества в зоне армяно-азербайджанского противоборства. Именно Нагорный Карабах является на сегодня единственной «горячей точкой» Южного Кавказа, где миротворческие операции (российские или под эгидой международных структур) до сих пор не проводились. Режим «прекращения огня» держится на джентльменском соглашении конфликтующих сторон. Поддержанию такого режима содействует и оккупация силами обороны непризнанной НКР (при поддержке Армении) семи районов за пределами собственно карабахской территории. Для Азербайджана это «оккупированные территории». Для НКР (и Армении) — «пояс безопасности», снять который ни один политик в Степанакерте не готов.
Однако инициативы международных структур (той же ОБСЕ, ООН или неправительственных организаций типа Международной кризисной группы) далеки от адекватности. Чего стоят, например, предложения по возвращению беженцев в места их прежнего компактного проживания! Такие идеи применительно к Нагорному Карабаху выдвигаются с завидным постоянством. Между тем трагический опыт Косово и Сербской Краины уже продемонстрировал, что отождествление гуманитарных последствий конфликта с его урегулированием приводит к новым волнам беженцев и этническим чисткам. Таким образом, эффективное российское миротворчество могло бы стать определенным этапом в урегулировании карабахской проблемы. Другой вопрос — каким должен быть формат этого миротворчества? Есть ли острая необходимость в размещении российских «голубых касок» в зоне конфликта? Учитывая все реальности именно армяно-азербайджанского противостояния, ответы на эти вопросы не очевидны.
Инициатива Сергея Иванова не вытекает из какого-то стратегического плана Кремля. Более того, именно Карабах (в отличие от Южной Осетии или Абхазии) традиционно был на втором плане у отечественных дипломатов и военных. Карабах не имеет с Россией общей границы. Экономическая активность российского бизнеса в этом непризнанном образовании к концу 1990-х гг. стала фактически нулевой. И вдруг — такое заявление политика, принадлежащего к первому кругу российской элиты!
Тем не менее нельзя не заметить, что идея о размещении миротворцев в зоне армяно-азербайджанского конфликта появилась как реакция на инициативы главы ОБСЕ и ведущих европейских политиков, озвученных в первые месяцы 2006 года. Сам российский военный министр по поводу инициатив ОБСЕ отзывался скептически: «Лично я не считаю ОБСЕ очень эффективной организацией. Это мое личное мнение». Но сути дела личное мнение Сергея Иванова не меняет. Его заявление лишний раз продемонстрировало реактивный стиль российской внешней и оборонной политики. Главной целью такой политики является не предложение своего плана, а «засвечивание». Если кто-то (ООН или ОБСЕ) выдвигает какой-то миротворческий план или проект по «освоению СНГ», нам следует немедленно отреагировать. Желательно, если по части миротворческой риторики мы превзойдем самих инициаторов. В этом контексте заявление российского министра обороны — просто образец политкорректности. Министр высказал мысль, что говорить о введении миротворческих контингентов для урегулирования азербайджано-армянского конфликта в Нагорном Карабахе преждевременно.
Российские дипломаты и военные находятся в рамках дискурса ОБСЕ, предусматривающего миротворческий оптимизм как необходимую составляющую. Однако тот же Иванов не готов рискнуть заявить то, что понятно каждому, кто хотя бы раз побывал в Нагорном Карабахе.
Необходимо констатировать, что главная проблема урегулирования — это не беженцы и не недостаток демократии. Главная проблема — это поиск доверия между конфликтующими сторонами. Все остальное, включая и размещение миротворцев, — задачи второго плана. Почему Степанакерт (столица непризнанной НКР), превращенный в 1991— начале 1992 гг. в "Сталинград", заново отстроен, а населенная до конфликта преимущественно азербайджанцами Шуша нет? Потому что Шуша — тактически господствующая над Степанакертом высота, а армяне опасаются «мирного урегулирования» в виде возвращающихся «шушалары» — шушинских азербайджанцев. Почему армянская сторона так упорно не желает освобождения «оккупированных территорий»? Потому что никакие миротворцы (особенно европейские) не удержат полмиллиона азербайджанских беженцев от возвращения в родные города и села. Считать же, подобно главе ОБСЕ Карелу де Гухту, что за демилитаризацией «оккупированных территорий» и введением туда миротворческих контингентов не последует массовое возвращение беженцев, мечтающих свести счеты с армянскими «оккупантами», нет никаких оснований. Если же миротворцы начнут реально сдерживать этот процесс (а есть основания полагать, что россияне, в отличие от голландцев в Сребренице, это сделают), то российско-азербайджанский конфликт станет реальностью. Для России же сегодня «грузинизация» отношений с Азербайджаном была бы крайне нежелательна.
Поэтому появление россиян в качестве миротворцев в зоне армяно-азербайджанского конфликта возможно только при согласии обеих конфликтующих сторон на нашу арбитражную роль. При этом под второй стороной было бы правильнее понимать не Армению, а непризнанную НКР. Эту роль бессмысленно ожидать, за нее необходимо бороться, даже навязывать. Но главное в получении этой роли — достижение минимального уровня доверия (хотя бы на уровне элиты) между сторонами конфликта. Иначе наше участие в миротворческой акции может обернуться грандиозной «подставой» для наших военнослужащих и падением авторитета страны в целом. Чтобы избежать этого, российской дипломатии нужна самая малость — отказаться от следования в хвосте у профессиональных миротворцев из ОБСЕ и соревнования с ними в псевдодемократической риторике, элиминировать «миротворческий прогрессизм и оптимизм» и действовать на опережение, а не в реактивном режиме.