Открывая лекцию «Краткий курс российской истории через призму сатиры», Виктор Шендерович сразу признался, что никакого системного знания, которое можно было бы предложить студентам в качестве лекции, у него нет.
«Есть только некоторые соображения. Просто взгляд на историю, в котором очень много личной истории», - пояснил сатирик.
В конце восьмидесятых Шендеровичу случилось один день находиться в обучении у Леонида Лиходеева, вернувшего в Россию фельетон, исчезнувший «по понятным причинам» со времен Зощенко почти на 30 лет.
«Я вынес оттуда одну историю, очень короткую. Я что-то читал, и потом Лиходеев сказал: «Вот над этим смеялись, а над этим не очень, а вот над этим смеялись. Почему?» А я не знал почему. И он дал мне очень простую и гениальную формулировку: «Вот смотрите, Виктор, вот это правда, а это - нет. А смешно только то, что правда». Смешно всегда то, что правда - порой парадоксальная, неожиданная, поданная под каким-то новым углом, но всегда правда», - рассказывает писатель.
Поэтому сатира как заостренная разновидность правды, выходя на политическое поле, оказывается совершенно несовместимой с любым авторитарным режимом. И первое, что начинает делать любой авторитарный режим, – охотиться на шутку.
«Потому что шутка – это диагноз. Если люди рассмеялись, они признали правоту шутки. И если в суде можно осудить кого угодно и как угодно, то не дать рассмеяться невозможно. Поэтому политик, дождавшийся хорошего анекдота, – он приговорен. Все остальное - вопрос истории - когда, как, каким образом. Просто его погонят в результате выборов или повесят за ноги у бензоколонки, как Муссолини, это будут уже подробности», - утверждает сатирик.
Поэтому мы, например, не знаем фамилии ни одного северокорейского сатирика. Человека, который мог открыто пошутить над династией Кимов, разумеется, расстреляли вместе с семьей много лет назад.
По этой причине «Горе от ума» Грибоедова впервые было издано через 10 лет после написания в типографии при императорской медико-хирургической академии («История любит такие шутки», - говорит сатирик). Текст там был исполосован так, что сегодня в нем нельзя было бы узнать знаменитую комедию.
«Выбрасывались самые безобидные вещи. «Чины людьми даются, а люди могут обмануться» - не было! «Кричали женщины «Ура!» и в воздух чепчики бросали» - не было! От читателя 40 лет, до 1862 года, когда отменили крепостное право в России, скрывали, что Скалозуб – полковник!» - рассказывает Шендерович.
В итоге в комедии «Горе от ума» 40 лет не было слов «вольность», «власть», «бунт», «его величество». Слова вымарывались, оборванные строчки повисали в пустоте.
У поэта Безыменского была даже такая эпиграмма на Горького, обличающая цензуру, рвущую строки: «Клим Самгин неплохая штука, но боже мой…».
Естественно, что сатирики пытаются, иногда небезуспешно, обходить цензуру, как это было с пьесой «Дракон» Шварца. Но и она не звучала со сцены всерьез (ее ставили, и она быстро и тихо сходила с репертуара) до постановки фильма Марка Захарова в 1988 году.
«40 лет – не предел, - продолжает сатирик, - бывает, 50, 60, 70 лет русский классик ждет своей публикации на родине. Эта традиция идет от Чаадаева до Солженицына. Еще одна классика русской традиции – за тексты садились. В моем случае до заключения не дошло, но шесть ходок [к следователям] у меня было».
Именно поэтому, когда русская литература, на короткий обычно срок, вдруг раскрепощалась – результаты оказывались совершенно блестящими. Как это было, например, с «сатириконцами» - Аверченко, Дорошевичем.
«У Довлатова было, спустя почти век уже, - вспоминает писатель, - «Ничто не приносит нам такого счастья, как внезапное освобождение речи».
Но периоды такого раскрепощения всегда очень недолги («Либеральная газета «Вечность» просуществовала три дня», - пишет в своем фельетоне Дорошевич), и авторитаризм, как уже было сказано, таких вольностей не терпит («Сатира никогда не может пройти по конкурсу, потому что в жюри сидят ее объекты», - говорит Ежи Лец). Поэтому каждая авторитарная власть - и власть Советов, и власть Гитлера – первое, что делала, приходя к власти, - запрещала свободную прессу и прежде всего сатиру.
«И тогда снова начинаются списки, различный самиздат, как называла Ахматова, «догутенберговский период», - поясняет Шендерович.
В СССР, правда, была советская сатира, такая «девушка по вызову из администрации». Но, как сформулировал Мандельштам, «любовь – дитя свободы», и сатира в неволе не размножается, уходя в «подземные реки», в анекдоты, в народную молву.
«Есть даже такой анекдот, где Брежнев говорит Наполеону: «Если бы у меня была ваша гвардия, я бы завоевал весь мир!» Тот отвечает: «Если бы у меня была ваша пресса, никто бы не узнал про Ватерлоо», - к слову вспомнил Шендерович.
«Первая карикатура Михаила Златковского на действующего тогда президента страны Михаила Горбачева появилась в 1988 году на страницах газеты «Московские новости». Там Михаил Сергеевич пытается руками и ногами удержать льдину в форме СССР, которая трескается по границам союзных республик», - вспоминает сатирик момент, когда понял, что Союз обречен.
Также и весь политический путь Бориса Ельцина, первого президента России, можно без каких-либо изъянов поместить в два анекдота. В первом люди в масках и с автоматами вбегают в зал заседаний и кричат: «Ельцин здесь?» И когда показывают пальцами на Ельцина, они говорят: «Борис Николаевич, пригнитесь, пожалуйста». Во втором Ельцин выходит из церкви и обращается к женщине, которая просит милостыню: «Как же я тебе подам, бабка, ведь у меня ни мяча, ни ракетки?»
«В первом случае у людей была надежда, во втором они видят его как человека, который даже не понимает, чего от него хотят», - демонстрирует безошибочность сатирических оценок Шендерович.
И сейчас, когда начался «путинский период» современной истории, и «время снова прекратило течение свое», можно в сатире отменить несколько ключевых этапов политической деятельности Владимира Путина.
«Сначала было запугивание, потом удаление из медиапространства тех, кто все же считал, что может говорить свободно, а у остальных наступает замечательный и очень трогательный период самоцензуры»,
- говорит сатирик. - «Сейчас уже условно остались «в живых» даже не те, кто знают, как надо, а те, кто знают - и зарываются еще на полметра ниже. Те, кто знают, как гарантированно пройти под планкой».
Но в подводных реках анекдотов все равно, как ни зажимай рот, все уже идентифицировано. Анекдоты про Путина начали появляться только с 2004 года («Присматривались», - поясняет Шендерович), когда был обнародован первый приговор Ходорковскому. Тогда сразу же появился анекдот про водку «Путинку» (самой водки тогда еще не было, она появилась позже), которая вяжет не только рот, но и руки.
«И анекдоты, которые стали появляться со второго срока Путина, ложились ровно в три кучки. Первая – про вернувшийся страх (человек приходит в отдел кадров, говорит – «Я из Петербурга», ему в ответ – «Ну зачем же сразу пугать!»). Вторая – про нарастающую убогость (Путин со свитой в ресторане. Официант Путину: «Что будете?» - «Мясо» - «А овощи?» - «Овощи тоже будут мясо»). И третья – про коррупцию. А позже стали появляться анекдоты про преемника (На собеседовании с преемником президента Путин спрашивает: «Сколько будет дважды два?» - «Конечно же, Владимир Владимирович, один мне, три вам!»)», - рассказывает сатирик.
Анекдот всегда прав. И когда в 2010-м, за год еще до митингов на Болотной, появился новый анекдот – пробка, между машин ходит человек и стучится в окна, объясняя: «Захватили президента Путина, требуют денег или обещают облить бензином и сжечь. Вот ходим, просим дать, кто сколько может». Водитель из машины: «Ну, литров пять дам», - можно утверждать, что раздражение зафиксировано.
«Прошел всего год - и начались митинги на Болотной площади. Ушла надежда, что нарыв вскроется, и мы перейдем в какой-то другой исторический период. И теперь, когда появился анекдот про Путина и Медведева, которые в аптеке подходят к кассе и говорят: «Два гандона», а фармацевт: «Я вижу, брать что будете?» - понятно – наступил конец эпохи. После этого какое-то время они могут сучить лапками, что-то делать, что-то говорить, но приговор произнесен», - резюмирует Виктор Шендерович.
