На Мироносинском кладбище Пскова 8 августа состоялись похороны священника Павла Адельгейма. Проститься с ним пришли не только псковичи, но и жители других регионов России и зарубежья, которые приехали специально на похороны.
Гроб с телом отца Павла доставили в храм Святых жен-мироносиц, в котором он служил много лет и в восстановлении которого участвовал, еще в среду, и два дня люди несли к нему цветы. Отпевание священника проходило под открытым небом, так как небольшой храм не смог вместить всех желающих проститься с ним. Похоронили отца Павла также у стен храма Святых жен-мироносиц.
75-летний Павел Адельгейм был убит в собственном доме вечером 5 августа на улице Красногорской в Пскове. В преступлении подозревается 27-летний москвич Сергей Пчелинцев, которого отец Павел приютил у себя дома. Как выяснилось, он нанес священнику смертельный удар ножом в живот во время беседы на религиозную тему. Впоследствии стало известно, что Пчелинцев страдал от душевного заболевания и к священнику его направили родственники, надеясь, что тот сможет исцелить его недуг.
Протоиерей Павел Анатольевич Адельгейм родился 1 августа 1938 года в Ростове-на-Дону. Он получил определенную известность благодаря своим проповедям в интернете. Кроме того, в последние годы отец Павел нередко выступал с критикой положения дел в РПЦ, а также стал одним из немногих священников, подписавших письмо патриарху Кириллу с призывом попросить власти о помиловании участниц Pussy Riot.
Комментарий эксперта "Полит.ру" Алексея Муравьева
Смерть священника от руки убийцы – всегда событие, выходящее за рамки обыденности. С одной стороны ХХ в. явил множество примеров таких убийств, и даже в массовых масштабах, но с другой стороны – те убийства были безличными, а произошедшее во Пскове в понедельник – особое. Обстоятельства убийства в целом довольно банальны – психически больной юноша обратил свою агрессию на ближайшего к нему человека. Схватил со стола нож и ударил. Так, в ситуации бытовой поножовщины с психиатрической подоплекой, закончился жизненный путь далеко не ординарного священника Павла Адельгейма. И перед лицом смерти вдруг оказалось, что смерть его не вписывается в обстоятельства, она завершает некоторый путь и придает новое звучание тому, что пытался донести в своих книгах, интервью и проповедях о. Павел.
Священник Павел Адельгейм не был диссидентом в простом смысле слова, он был церковным правдолюбцем, вроде Бориса Талантова, о. Глеба Якунина, ксендза Ежи Попелушко и других. В том смысле он отличался даже от убитого столь же ужасным образом и, вероятно, также сумасшедшим, о. Александра Меня. А именно такие правдолюбцы выполняют важную сигнальную функцию – они свидетельствуют о неправде или серьезных сбоях в работе института церкви. Отец Павел очень много и часто говорил о кризисе православия, о том, что церковь «кончилась», имея в виду, прежде всего, слияние церковного и государственного, альянс, разрушающий сакральное. И в этом смысле существовал как запрос на то, что он говорит, так и запрос на то, чтобы он замолчал. Такой запрос иногда формулировался прямо, иногда косвенно, но он был.
Епископ Псковский Евсевий прислал о. Павлу на подпись «покаяние». Тот не подписал и продолжил бороться за правду, за что на него посыпались церковные наказания. Теперь, после смерти о. Павла, забот у псковского архиерея и всех, озабоченных предотвращением выноса сора из избы, станет поменьше. Запрос на герметичность среды, на «невынос», очень заметен в наших институтах, находящихся в кризисе, которые не могут справиться с обсуждением своего состояния: в армии, в полиции, в школе. Везде есть стремление закрыть институт для обсуждения, но в церкви этому стремлению придают искусственный статус «защиты святыни». Отец Павел сломал этот негласный корпоративный договор и поставил под вопрос соответствие РПЦ МП своему социальному месту. Его последние интервью не оставляют в этом сомнений. Смерть о. Павла означает дефицит правды и критики в церкви, находящейся в структурном кризисе.
Запрос на то, чтобы он говорил - объективный запрос всего института на изменение, прежде всего, на деполитизацию и дистанцирование от власти. Процесс, на который указывал покойный священник, крайне болезненный, но результат затягивания его – расцерковление той части населения, прежде всего, интеллигенции, которая пришла в церковь в 1980-х - 1990-х на волне чаемого возрождения православия. Вместо возрождения началось превращение РПЦ МП в идеологического контролера и идеологического гаранта. Отец Павел указывал, что возрождается отнюдь не вера и не религиозная этика, а проект «политическое православие». Со смертью о. Адельгейма в РПЦ остается мало человек, способных столь же авторитетно и свободно говорить обо всем этом. Лагерник, поэт, писатель, церковный публицист – такого больше нет. Поэтому смерть о. Павла означает и критический дефицит кадров для обновления.
В том, что сумасшедший юноша убил приютившего его старика, как зверь, который неожиданно кусает гладящую его руку, нет ничего невиданного. Такие вещи, увы, случаются – и с животными, и с безумными людьми. Необычно другое – как быстро все осознали, что эта смерть становится в ряд других убийств священников и иноков. Тем самым общество, и в особенности думающее и говорящее общество, выстраивает некий смысл, некое послание. Получается, что некая слепая сила, которую можно условно назвать энтропией, уничтожает в церковном институте лучшее, оставляя конформистов и карьеристов. Сердце церкви тем самым помещается в убитых священниках. Это есть выражение глубокого пессимизма и разочарования.
Убийца Сергей Пчелинцев приехал к отцу Павлу за помощью. Но получить эту помощь он не смог, не захотел, и в конце концов больное сознание сделало адский выверт. Для того, чтобы получить духовную помощь, надо уметь ее получать. А этот навык, похоже, утерялся, и научить этому сложно. Поэтому смерть о. Павла означает еще и потерю обществом важных социальных навыков, которые тысячелетиями реализовывались через церковь, а теперь их непонятно как реализовывать. Непонятно, как каяться, как получать отпущение, как соединяться с абсолютом. Этому не учат, или учат недостаточно и неверно. А значит, смерть о. Павла – личная беда, указывающая на духовную беду куда более серьезного масштаба.
