Операция по увольнению Скуратова. Дубль 2. Генпрокурор уже сделал все что мог.
Первая операция по увольнению Скуратова была проведена Кремлем столь бездарно, что сильно осложнила все дальнейшие усилия в этом направлении. Вместо того, чтобы выступить с изящным заявлением: «Мол, нам стало известно, что на прокурора давили. Не исключено, что давят и сейчас. Разве можно прокурору исполнять обязанности в обстановке такой травли-», каковое заявление с большой вероятностью скушал бы Совет Федерации, Кремль, рассчитывая на общественное негодование, санкционировал показ злополучной пленки. Увы, как показывают опросы, общественность прониклась к прокурору еще большею любовью, не высказывая никакого недовольства его оплаченным досугом.
Суть сегодняшнего заседания Думы заключалась в публичных прениях между Скуратовым, вместе с Государственной Думой полагающим незаконным отрешающий его от должности указ президента, и Степашиным, выступающим в роли ответчика со стороны Кремля. Степашин дал понять в своем выступлении, что держит речь не только в качестве министра внутренних дел, но и как член спецкомиссии по Скуратову, учрежденной еще при Бордюже.
Сначала выступил главный прокурор Москвы Герасимов, который рассказал, как его заместитель Росинский отправился глубокой ночью в Кремль, где подписал постановление о возбуждении уголовного дела в отношении своего федерального начальника. Герасимов посчитал такое поведение своего непосредственного подчиненного «недостойным ни с правовой, ни с этической точки зрения» и как будто сообщил Госдуме то, что ей и надобно было услышать. Однако же Герасимов не забыл упомянуть вскользь, что после вызова Росинского на ковер дело было передано военному (почему, спрашивается, военному?) прокурору, а сам он, Герасимов, отменить вышеупомянутое постановление не в силах, во-первых, потому что не располагает материалами дела, каковые материалы необходимо в этом случае проверять-перепроверять, а, во-вторых, чтобы не накалять обстановку в стране и обществе. Иными словами, Герасимов сообщил депутатам, что поделать уже, увы, ничего нельзя, и несчастного Скуратова на службу не вернешь.
Степашин, говоря от имени комиссии по Скуратову, сказал, что да, процедура отстранения от должности генпрокурора не отрегулирована, а потому генпрокурор, будучи, в конце концов, чиновником, подчиняется общему правилу и может быть отстранен от должности на время следствия. Отстранить же прокурора может только тот, кто его назначил - президент и Совет Федерации. Поскольку Совет Федерации не заседал в тот день, когда было возбуждено следствие, отстранить Скуратова пришлось президенту, «в качестве промежуточной меры», до следующего заседания СФ. Любопытным можно счесть пассаж Степашина о сотрудничестве органов России и Швейцарии в деле обнаружения преступников. Степашин дал понять депутатам, рассчитывающим, защитив генпрокурора, получить от него побольше фамилий и номеров счетов, что затеянная Скуратовым в последнее время игра - чистый блеф, и даже Карла дель Понте, с которой генпрокурор носится как с писаной торбой, весьма официально заявила ему, Степашину, что никакой информацией о счетах она не располагает.
Выступления Скуратова, ставшие в последнее время регулярными, навевают скуку, поскольку абсолютно идентичны. Скуратов поблагодарил депутатов за поддержку, за то, что им небезразлична его судьба «как человека и как генерального прокурора», дав понять, таким образом, что впредь готов посвятить всю свою служебную деятельность выполнению исключительно их, депутатов нижней палаты, пожеланий, вплоть до пива в соседнем магазине. Не очевидно, впрочем, что депутатский корпус, несмотря на всю явную поддержку генпрокурора в его вялой и трусливой войне с Кремлем, проникся такой готовностью - поскольку знает о таких же словах в адрес Совета Федерации, а, учитывая странные истории с многократными заявлениями об уходе по собственному желанию, может предположить ровно такое же поведение Скуратова по отношению к Кремлю, разве что не столь публичное. Затем Скуратов вылил праведный гнев на «явных и скрытых пока коррупционеров всех мастей», отравляющих жизнь ему и государству. Назвать их имена, равно как и ответить на вопрос «было или не было?» Скуратов, к сожалению, не может, поскольку привык работать исключительно «в правовом поле». Ну и, натурально, сообщил, что возбуждение уголовного дела и отстранение его от должности имеет целью не дать ему предать правосудию «коррумпированное чиновничество», под которым Скуратов подразумевает обитателей Кремля и их друзей - по крайней мере, именно так читает этот текст Государственная Дума. Возбуждение уголовного дела, конечно, незаконно. Сам же Скуратов, как ему кажется, недавними действиями прокуратуры продемонстрировал свое рвение по обеспечению депутатов пивом и прочими удовольствиями, и потому рассчитывает на понимание и поддержку.
Эти полуторачасовые прения, в ходе которых Скуратов и Степашин отвечали на вопросы благодарных депутатов, закончились ничем - Дума не приняла никакого постановления, зато проголосовала за закон о контроле за порнографией, что больше напоминает издевательство. Поскольку на требования депутатов назвать еще хоть какую фамилию генпрокурор по-прежнему невнятно бурчит - а ведь называть фамилии уже пора бы, а своими служебными записками и добровольными отставками демонстрирует крайнюю нечеткость позиции, он, похоже, Думе уже без надобности. Готовность Скуратова посвятить всего себя исключительно чужим заботам депутатам, конечно, приятственна, однако ж у них явно появились определенные сомнения относительно возможностей прокурора в этой области.
Кроме того, Скуратов все равно уже за пивом сбегал, и даже немного больше - с помощью грассирующего прокурора стая еще на шаг приблизилась к вожделенной жертве. А это ведь не так просто как кажется - страшно ведь.
(МФ)
