В горах продвигайся медленно, нужно ползти – ползи.
Величественные издалека, бессмысленные вблизи
Горы – суть форма поверхности, поставленная на попа
И кажущаяся горизонтальной вьющаяся тропа
В сущности, вертикальна: лёжа в горах – стоишь,
Стоя – лежишь, доказывая, что лишь
Падая, ты независим. Так побеждают страх,
Головокруженье над пропастью, или восторг в горах.
Иосиф Бродский, “Назидание”
Не знаю, откуда он это взял, – собственный опыт или гениальное озарение. На первый взгляд кажется – скорее дань форме, чем смыслу. Но на поверку все именно так, ни одного неточного слова.
По грунтовому серпантину легковая машина не проедет: только уазик, и то – при хорошей погоде, а если прошли дожди, можно даже не пробовать: безнадежно. Паводок – стихийное бедствие. Горные села могут быть подолгу отрезаны от большой земли. И люди будут идти, точнее, ползти по горам, - 15-20 километров в один конец, - чтобы купить пару килограммов сахара и муки. Больше за раз не дотащить. Здесь нет электричества, водоснабжения, газа. Нет не потому, что война, а просто никогда не было. Лампочка Ильича в этом углу не возгоралась.
В этих местах глохнешь от тишины. И когда она взрывается шумом вертолета, происходящее кажется особенно нереальным.
Шаройский район – один из наиболее труднодоступных в республике. Райцентр – село Химой – гнездится в лощине на берегу реки Шаро-Аргун на высоте более 1000 метров над уровнем моря, между двумя хребтами абсолютной высотой под две тысячи. Административная граница с Дагестаном – в двух шагах, и государственная - с Грузией - неподалеку. В районе 11 населенных пунктов, а жителей всего-навсего 3400 человек. Ведут натуральное хозяйство. Основной источник существования – скотоводство. И тут очень некстати спорадические обстрелы с воздуха. Из-за низкой плотности и рассредоточенности населения человеческие жертвы невелики, но животина гибнет с удручающей регулярностью. С другой стороны, в плане безопасности район считается едва ли не самым благополучным в неизбалованной этим благом Чечне -- здесь не пропадают люди, нет внесудебных казней.
Когда в ночь с 3 на 4 июля пять человек в камуфляже ворвались на один из химойских хуторов и расстреляли Гилани Эльмурзаева и его сыновей, местные жители запаниковали. Сразу поползли слухи: федералы отстреливают наших мужчин, пытаются заставить нас покинуть дома, спуститься на равнину; федералы хотят, чтобы горные села обезлюдели…
Слухи расползались, как и положено, быстрее скорости звука. Четвертого июля об этом говорили во всех относительно близлежащих селах. А тут еще того же четвертого числа в соседнем Итум-Калинском районе, в крохотном Зумсое, и так почти обезлюдевшем за последние несколько лет, при странных обстоятельствах убили главу сельской администрации.
Пятого июля нехорошие новости уже вовсю обсуждались в Грозном: наверное, это часть одной схемы, многоходовой игры военных; наверное, людям дают понять, чтобы они выметались, пока живы… Зачем это может быть нужно армии? Ответ напрашивается сам собой: горы в большой степени контролируются боевиками. То есть армией они почти не контролируются, а боевики по горам ходят. И населенные пункты – пока они населённые – дают боевикам возможность подкормиться, разжиться медикаментами, отогреться по необходимости…
И все-таки не верилось. Слишком хорошо продуманная получалась схема. А искусство долгосрочного четкого планирования нашему государству не присуще. Умели бы думать и планировать, не было бы того, что получило название “чеченский тупик”. Не бормотали бы в кулуарах чиновники, растерянно разводя руками: “С этой чеченизацией совсем бардак какой-то. Жуткие проблемы! Сами не рады. Но как же мы теперь от нее откажемся, когда у отморозка Рамзана Кадырова столько оружия?” А ведь сами дали ему это оружие, сами… Но тогда казалось – так легче. А просчитать на два шага вперед, понять, какую проблему создаем на свою голову, укрепляя кадыровскую вольницу, заранее не удосужились. Как старая, хромоногая кобыла на скачках: “Извини, не шмогла…”.
И вдруг – последовательное выдавливание жителей с высокогорья с помощью серии убийств – чересчур хитро. Впрочем, гадать – последнее дело, лучше посмотреть и проверить.
Уазик военного образца ползет через перевал в толще молочно-белого облака. Клочья тяжелого, сырого тумана просачиваются в приоткрытые окна машины. И вдруг, сотней метров выше, вырываешься к одуряющей голубизне неба и необъятным альпийским лугам. По мясистой, неправдоподобно зеленой траве рассыпаны голубые, желтые и белые пятна – васильки, лютики, ромашки. А еще – красные маки. И крупные темно-лиловые фиалки. И что-то совсем уже неправдоподобное, неизвестное, нежно-розовое… По этому разноцветью можно ехать целый час, не встретив ни одной живой души.
Иногда на дорогу выходят вольноотпущенные коровы, такие же жирные, как их швейцарские товарки, разве что чуть более шерстистые и менее ухоженные. Смотрят удивленно на приближающегося урчащего зверя с квадратной лупоглазой мордой и лапами колесом: какой такой автомобиль, не знаем никаких автомобилей… Лениво взмахивают хвостом, разваливаются в грязи и ни с места. Если легонько пнуть скотину бампером, встает с возмущенным мычанием и нехотя ковыляет в сторону.
Здесь неожиданно понимаешь, что такое дикая, ничейная земля. Земля в себе. Или земля для себя?.. И еще лучше осознаешь, что если вот там, за этим поворотом, ждет человек с оружием, ты сделаешь все, что он скажет. Если умеешь выживать в этих горах, в них легко раствориться и скрываться месяцами. Но мы, люди равнины, тут совершенно беспомощны.
По склонам разбросаны древние башни. Идеально круглые озера - как искрящиеся чайные блюдца. Хищная птица, широко раскинув крылья, камнем ныряет из голубизны в облако. К дороге по камням скатывается водопад. На то, чтобы проехать по горам какие-то 80 километров, у нас ушло четыре часа. Водитель считает, что повезло. Ему виднее - он всю жизнь прожил на высокогорье; никто другой сюда бы не поехал.
Добравшись до Химоя, не без труда находим жилище Эльмурзаевых. Ведь здешнее село – это несколько десятков хуторов, стоящих на приличном расстоянии друг от друга. Наконец сориентировались. Долго стучимся в калитку. Неужели пусто? Поддеваем щеколду, проходим в пустой двор, поднимаемся на веранду. Никого. В комнатах – разбросанные вещи, следы поспешных сборов. Стоим в недоумении, не знаем, что делать дальше. К счастью, вскоре появляется закутанная в темный платок соседка – она живет на хуторе повыше Эльмурзаевского, увидела нас сверху и пришла взглянуть, что за люди. Оказывается, жена и мать погибших Зайдат Эльмурзаева с двумя маленькими дочерьми уехала к родственникам на север Чечни – в горах без мужчин ей не выжить. Соседка сбивчиво рассказывает, как убивали хозяина с сыновьями, с равными интервалами прерывая свой монолог ритуальным плачем. Со слов Зайдат она знает все подробности. Только вот почти не говорит по-русски, и наш водитель добровольно берет на себя роль толмача.
Пятидесятипятилетний Гелани Эльмурзаев был человеком всеми уважаемым, очень достойным. И его старшего сына в селе любили – добрый парень, хороший, душа общества, а пел как, а танцевал… В милицию собирался идти работать, как раз 18 ему исполнилось. С младшим, Израилом, сложнее было: хитрый мальчишка, все ему не сиделось, в разные места лазил, что-то темнил. Годам к 15, кажется, связался с “бородачами”, чуть было не ушел к ним. Его даже задерживали милиционеры, но отдали родителям на поруки. Отец отсылал его в Наур, на равнину. Но, вроде, все наладилось потихоньку. Израил вернулся в село. Ему только недавно 17 исполнилось. И тут – так страшно, так страшно… Около 3 часов ночи к ним в ворота стали стучать. Хозяева открыли. Стоят пятеро мужчин в камуфляже и масках. Эльмурзаевы договориться хотели по-хорошему, в дом их провели, чай предложили. А те по-русски говорят, мол, проверка документов. А у одного на поясе рация, так из этой рации чеченский говор слышен. На паспорта взглянули и Израилу сказали, чтобы с ними шел. Увели его. Они без машины были. Ногами шли. Полчаса где-то прошло. И вдруг возвращаются. За Гилани со старшим сыном. Гилани попытался надеть галоши - вечером дождь прошел, и грязь непролазная. А они его торопят: “Не нужны тебе галоши, собирайся быстрее!” Хозяйка в мужа вцепилась. Оттолкнули ее: “Пусти, женщина. Мужа своего в конторе найдешь!”, в смысле - в администрации села.
Зайдат не сразу решилась на улицу выйти. Темно было, и перепуганные дочки плакали навзрыд. Как их оставить? Но через полчаса побежала все-таки к соседке, привела ее домой. Они помолились вдвоем, и после 4 утра, на рассвете, Зайдат дочерей на соседку оставила и пошла мужа с сыновьями искать. У калитки увидела следы. Они в две стороны расходились: направо, к селу Цеси, и налево, к центру Химоя. Сначала пошла направо и в ста метрах от дома, там, где тропинка заворачивает, нашла труп своего старшего, Жабраила. А еще через метров 50-60 – младший лежал. Поплакала над мальчиками и побрела в противоположном направлении, в администрацию, чтоб тела дотащить помогли, похороны сделать. И на полдороги наткнулась на труп мужа. Все трое убиты выстрелами в грудь. И - контрольные выстрелы в голову. Зайдат уже потом вспомнила, что ночью, как увели мужчин, слышала какие-то сухие щелчки на улице, но тогда не поняла, что это из винтовки стреляли.
Другие соседи подтвердили – да, так оно и было.
И мы двинулись в РОВД узнать, что милиция обо всем этом думает. Административный центр села – как маленькая крепость. За глухим забором и администрация, и РОВД, и казарма с койками для 15 милиционеров. Молодые парни с автоматами, сгрудившиеся около ворот, посмотрели с недоумением – откуда взялись такие? Но к начальнику провели. Хумид Сусаев, крепкий курчавый мужик лет сорока, говорил живо, охотно: “Вы что, из города к нам? Откуда? Из Москвы? Ничего себе гости! Да у нас здесь за последние семь лет никого из чужих, кроме военных, не было. Вы – первые! Что привело? А, Эльмурзаевы… И до вас дошло… Нехорошее дело. Это оперативная информация, я сейчас раскрывать всего не могу. Но это точно сделала банда. Федералы и наши спецслужбы здесь ни при чем. У мальчишек Эльмурзаевых есть сводный брат по отцу, Зелим. И он еще раньше с бандой связался. А за ним стал к бандитам ходить и маленький, Израил. Еду им носил, еще что-то. Мы его в 2004 за это задержали, но он такой молодой был… В общем, никуда не сообщали, матери отдали, “смотри, чтоб в лес не убежал”. Его родители тут же к родственникам отправили, в Наур. Он там пробыл 2 месяца, а потом приезжал-уезжал, жил то в Калиновской, то здесь. И в Науре с “Востоком” [входящий в 42-ю дивизию батальон спецназа ГРУ под командованием Сулима Ямадаева] сдружился. Стал помогать, схроны оружия сдавать, бандитскую медицинскую базу. И его сводный брат где-то тогда из банды ушел. А старший, Жабраил – золотой парень, к нам на работу стал проситься. Отец так доволен был – вот его и убили за то, что одного сына убедил оставить банду, а второго в милицию отдать хотел… И еще в это время у нас рядом проходила спецоперация, федеральные вертолеты летали. В общем, боевики как бы двух зайцев убили – пусть люди думают, что это федералы”.
Значит, боевики коллаборационистов порешили… Все сходится. Федералы бы по этим горам пешком не лазили. А “кадыровцев” тут днем с огнем не сыщешь.
Эльмурзаевы, видно, сразу поняли, в чем дело. Попытались договориться с ночными гостями. А потом отдали им Израила. Все равно был обречен. Остальную семью, думали, спасти удастся, если парнем пожертвовать. Все-таки сдавал боевиков он один. Но те, как мальчишку расстреляли, и, по здравому размышлению, других двух мужчин тоже прикончили. Так спокойнее. Очень похоже на правду.
А со спецоперацией прав милицейский начальник: местные-то, несмотря на очевидные приметы, все же на федералов грешат. Рассказывают, как 2-4 июля над районом кружили военные вертолеты. А один житель села даже видел вечером 3-его числа пятерых незнакомцев в камуфляже и с оружием невдалеке от дома Эльмурзаевых. Он тогда решил, что это русских на вертолете за каким-то делом доставили, и о посторонних в РОВД сообщать не стал. А после гибели Эльмурзаевых рассказал про это односельчанам, и тут же поползли слухи, что убийцы на вертолете прилетели и следующим утром их тот же вертолет подобрал. Как их подбирал вертолет, естественно, не видел никто, но слухи на то и слухи…
А тут еще 4 июля, когда все мужчины окрестных сел пошли на похороны Эльмурзаевых, в соседнем с Химоем селении Кири, где и живет-то всего 173 человека, высадились из 5 вертолетов несколько десятков военных. Они обыскали все дома от чердака до подвала, ничего особенного не нашли. Но забрали запасы сухих продуктов. И еще взорвали склад с медикаментами – “Вы тут боевиков лечите!”. Наконец, углядели единственного остававшегося в селе молодого мужчину – одноглазого инвалида Хаважи Исальдибирова - и попробовали увезти его с собой. Не уходить же с пустыми руками! Но тут женщины озверели. Бросились на вояк с палками. Те пустили в ход приклады. Не помогло - бабы своего инвалида отбили. А крик такой стоял, что в горах начался камнепад…
Вообще, шаройцы на редкость хорошо владеют навыками самозащиты. И в этом одна из причин относительной безопасности в районе. Тот же начальник милиции, Сусаев, с гордостью рассказывал, что за всю войну в районе не было ни одного похищения. “Что? Совсем ни одного? Ни разу силовики у вас мужчин не пытались забрать? А как же этот инвалид, которого едва в вертолет не затащили?” -- “Ну, так это ж не считается! Он ведь целый-невредимый, дома сидит! Конечно, военные нет-нет, да что-то выкинут. Ну и спецслужбы. Бывает, что днем-ночью наших людей увозят, но мы их всегда освобождаем. Люди мобилизуются, и РОВД, конечно, в первых рядах. Недавно вот еще одного отбили, а полковнику ФСБ, который той операцией руководил, объяснили, что если исчезнет кто из наших, ему отвечать придется... Мы своих в обиду не даем. У нас здесь каждый человек на счету. В общем, людям, чудящим неправовое, здесь чудить неохота”.
И действительно, людей мало, у каждого свои обязанности. Одного похитят, кто же вместо него скотину на выпас погонит? А если это не будет сделано, как село выживет? В такой ситуации все друг с другом повязаны, и за своих стоят горой. Да и дороги такие, что похитители далеко не уедут. Куда там… И что остается “людям, чудящим неправовое”? Вертолеты просто так гонять? Или не просто так, а с риском получить “двухсотых” и “трёхсотых”? Сложно это и накладно. И ещё бабы такие агрессивные, орут, палками машут…
Возвращаясь к нашим баранам, такой уровень сплоченности и самоорганизации населения, в принципе, мог бы подтолкнуть военных к вытеснению людей из горных сел. Но это, опять же, требует вдумчивого планирования. А с планированием, тем более – вдумчивым, у начальства из рук вон плохо. Тройное убийство в Химое - не звено в сложной схеме федерального центра, а единичная операция боевиков, показательный акт возмездия. Только вот “мирнЫе чечены” так устали от регулярных обстрелов, низко летающих вертолетов, конфискаций припасенного на черный день “быстросупа”, попыток похищений и других художеств военных, что автоматически подозревают федералов в самых дурных намерениях.
Полная рассогласованность действий силовых структур разного подчинения. Постоянная вялотекущая конфронтация местной милиции и населения с военными и спецслужбами. Неудивительно, что жители Шаройского района, столкнувшись с жестоким преступлением, автоматически приписывают его федеральным силам, игнорируя целый ряд обстоятельств, ставящих эту версию под сомнение. Почти все, с кем удалось поговорить в Химое и соседних селах, настойчиво давали понять, что убийство Эльмурзаевых и проводимые спецоперации с обстрелами являются частью некоего общего федерального плана по вытеснению людей из труднодоступных горных селений Чечни: “Они хотят, чтобы мы отсюда ушли. Они все делают, чтобы в наших краях никого не осталось. Этих сейчас убили, чтобы дать нам понять – здесь вам не жить, лучше сами уходите. Нас на равнину скинут, а свои военные базы, которые из Грузии выводят, здесь разместят. Что головой качаешь? Правда это!”
Давно знакомая, неоспоримая логика: “В зоопарке родился слонёнок” - “И что теперь они сделают с евреями?”
Но, отмахиваясь от местечковой горской конспирологии, невольно думаешь: как же нужно достать людей, перевернуть их сознание, чтобы они в любой ситуации видели только одно - намерение власти стереть их с лица земли?
