Проверено не раз и не два: если вывесить в соцсети фото тучного моего кота Тихона (который красив, разумеется, как и все коты), то среди комментариев про ми-ми-ми и ути-пути почти обязательно найдется хотя бы один, в котором мне сообщат, что котикам, прячущимся от бомбежек в подвалах, сейчас не так хорошо.
И добро бы комментатор просвещал меня из Киева — это вполне понятно. И такое случается, впрочем, но чаще просвещают из Бишкека. Или из Алматы. Или даже из Лондона (остались и там соотечественники). А то и вовсе из Москвы. И всегда мне почему-то обидно. Не за себя — к себе у меня претензий куда больше, чем может придумать любой злопыхатель, честно. Обидно за Тихона, который уж точно не отвечает за происходящее вокруг. Хотя печалится по-своему, чувствует, что в его людях что-то сломалось.
Или вот: читаю переписку двух российских политологов, обосновавшихся за пределами богоспасаемого отечества. Один говорит, что надо бы придумать каких-нибудь правильных русских. Такую какую-нибудь социальную группу, которую можно будет продавать белым господам в качестве творцов нормального будущего. Конечно, говорит, нет таких сейчас, но это и не важно, важен дискурс и мы — свободные создатели его. А второй отвечает: пустое всё, нечего ждать, им там теперь (то есть нам тут теперь) одно остается — спиваться да морды друг другу бить в подворотнях. И так лет на сто, а потом посмотрим.
Это, конечно, всё пустяки. Для меня пустяки — я толстокожий. Но людей, которых такое по-настоящему задевает, тоже знаю. И дело ведь не в самозваных судиях — хватает и того, который внутри головы. Который всегда с тобой, и который не устает напоминать, что нет у тебя больше права на нормальную жизнь. Когда говоришь с любимыми или с друзьями, гладишь кота, любуешься картиной на выставке или просто после тяжелого дня грустишь над заслуженной рюмкой в баре.
От этого, который внутри, никуда не деться, и он даже прав кое в чем. У жизни теперь привкус гари и горечи. Но распря — которая не границами даже определяется — между теми, кто кается достаточно, и кто недостаточно, готовность, вскарабкавшись на воображаемую табуреточку, поучать, отравлять и без того отравленную жизнь — она смешная и вредная.
Среди поехавших, слава Богу, мало таких, которые с высоты своего положения клянут рабов кровавого тирана. Среди моих друзей – ох, много уехало друзей, и не хватает друзей; интернет создает, конечно, иллюзию, будто они, как и раньше, рядом, вот только врет интернет, — таких нет. Они понимают, что я тут не одичал немедленно после их отъезда, я понимаю их выбор. И давлю желание пошутить что-нибудь про «белые польты» — во-первых, это глупо, во-вторых, несмешно, в-третьих, ранит. А зачем нам друг друга ранить, когда все вокруг и так происходящим контуженные? Может, мне, конечно, повезло просто. Ну, хоть в чем-то.
Однако есть ведь эти люди на табуретках, без греха — или настолько глубоко в осознании собственного греха, что всё равно без греха. И там, и здесь, хотя здесь это совсем уж нелепо. Кидаются обвинениями, стремятся зачем-то добить остатки чужой (моей) нормальности. И образуются в ткани бытия прорехи, и глядит на нас из этих прорех жуткая бесцветная пустота.
Я бы и не стал это всё писать, если бы не знал, не видел, что не только меня эта пустота стремится пожрать. И всем, кто понимает, о чем я, хочу сказать совсем простые слова: держитесь. Держитесь за котов, за картины на выставках, но главное — друг за друга. За друзей и любимых. Не поддавайтесь соблазну убить в себе человека — расчеловечивая других или, наоборот, себя. В последнем, кстати, соблазна-то, пожалуй, еще и побольше. Есть своя порочная сладость в бесконечном покаянии. Зря что ли у нас Достоевский Ф.М. национальный гений?
Это не призыв спрятать голову в песок, перестать замечать происходящее, перестать думать, перестать сострадать, перестать помогать тем, кому можно помочь, перестать искать ошибки — и в первую очередь, свои, благодаря которым в ткани бытия появились дыры. Напротив. Это всё — обязательно, если хочешь человеком остаться. Это теперь наша главная работа. Просто — несмотря на привкус гари и горечи — право на человеческую жизнь у нас тоже осталось. Не верьте гражданам, взобравшимся на воображаемые табуретки. Политрук всегда врет, какими бы соображениями он ни руководствовался.
На Полит.ру есть проект «После» — там мы с коллегами расспрашиваем разных интересных людей про нестрашную Россию будущего. Но ведь, по большому счету, вариантов всего три. Или мы разведемся окончательно с Европой, и они пойдут дальше, в человеческую жизнь, а мы — в какую-нибудь Вьюжную Корею. Сейчас этот вариант выглядит самым реалистичным, но случаются, знаете ли разные странные вещи. Вдруг и мы вслед за Даниилом Ивановичем Хармсом сможем однажды воскликнуть: «Значит, жизнь победила смерть неизвестным для меня способом»? Точно нет никакого смысла заранее лишать себя любой надежды.
Или все-таки Россия очнется, и попытается — да, это будет трудно, — в человеческую жизнь вернуться.
Или кончится вообще всё — техническая возможность есть.
Но про последний вариант пусть спорят тараканы — им там жить, нам нет. А вот два других (да, и первый, который страшный, тоже, может быть, даже в большей степени) предполагают возможность… Нет, не возможность — необходимость остаться людьми. И в том, что теперь стало главной человеческой работой, и в том, что работой вроде бы не является, но без чего человека нет.
Берегите себя. Все-таки не исключено, что мы друг другу еще пригодимся.
