Область идей, задействованных в обсуждении политической реформы в России серьезно больше, чем публично объявленные “назначаемость губернаторов”, переход на пропорциональную систему выборов в Госдуму, и создание т.н. общественной палаты. Но концептуально все эти реформы выглядят чудовищно наивно.
В частности, среди проектов пока непублично обсуждается проект Совета Федерации о введении прямых выборов представителей этого органа, который, впрочем, опубликован в том числе и на сайте Сергея Миронова. Но, как и всякая инициатива по усилению отдельных органов власти и административных структур, она должна вызывать в том числе и жесткую настороженность в Кремле. Борьба рефлексов самосохранения – один из важнейших феноменов нашей общественной жизни.
Смысл феномена в следующем. И в обществе, и со стороны президентской власти, очевидно, возрастает недовольство целым комплексом беспорядков, появившихся в системе власти за последние годы, вместо беспорядков времен Ельцина, и имевших другую природу. Этому соотвествуют "коридорные" слухи как о роспуске Думы, так и о недовольстве Сергеем Мироновым. Смысл этой тенденции в том, что увеличивается количество институтов, которые не имеют государственной функции, а представляющие их чиновники и политики вылезают далеко за пределы своих номинальных полномочий и строят цели по захвату и расширению политической и административной ниши. Такие структуры иногда уничтожаются, что логично, – например, налоговая полиция, но на их месте неизменно появляются новые.
Классический пример – это Совет Федерации, который быстро становится административным суррогатом второго порядка. Функцию согласования элитных региональных интересов, “боярской Думы” частично взял на себя сначала Госсовет, а в скорости, в процессе реформы региональной власти, наверняка нужно будет придумывать новый институт. И если в самом Совете Федерации есть группы лоббистов и законодателей, отрабатывающий отдельные локальные проекты и линии, то руководители подобных структур очень быстро теряют ориентацию в пространстве, начинают строить свою политическую карьеру и соответственно представлять опасность для институтов власти, которые наделены какой-то определенной функцией.
Кстати, Случай Сергея Миронова - тяжелый, поскольку формально он возглавляет ветвь власти, имеет собственную партию, но ни имеет ни функции, ни самостоятельного политического содержания. В таких ситуациях естественным стремлением является попытка захвата большей власти и полномочий. Подобный случай был с Верховным Советом, который в начале 90-х потерял управление по вертикали советской власти, но сохранил амбиции. Сейчас сам институт не может иметь похожих амбиций, но его лидер, очевидно, не может ограничиться только защитой вымирающих выхухолей, как это было в кампании “Партии жизни”. Борис Грызлов объективно все-таки не так сильно раздираем противоречием между функцией и статусом в виду той роли, котрая в в управлении и в разговоре с элитами имеет партия власти
Властный кризис, очевидно, имеет не личностную, а системную причину, отражающую кризис управления и политики вообще. Можно быть сколько угодно лояльным президенту, но объективная потребность властного института защищать и расширять полномочия в условиях, когда функции государственного управления существуют отдельно от органов власти и параллельно им, порождает внутриадминистративные оппозиции.
Тенденция усиливается тем, что старые члены управленческой элиты остаются в управлении, а не уходят писать мемуары или готовиться к суду по фактам их деятельности, возглавляя структуры с неопределенными функциями и полномочиями типа Госнаркоконтроля или Министерства регионального развития.
Таким образом, проекты типа “назначаемости губернаторов”, реформы правительства или способа избрания Думы и Совета Федерации невозможно оценивать вне анализа всех завалов, образовавшихся в российской административной системе. Следует различать два типа управленческих коллизий.
Во-первых, органы, которые наделены важной функцией, но оформлены в отдельный формальный институт власти, с законодательными ограничениями полномочий и независимой легитимностью (типа отдельных подразделений Администрации президента – “министерства политики”, Генпрокуратуры или Госсовета). Оздоровление управления требует либо придачи этим структурам легитимность и общественный вес, подобающий функциям, либо переноса этих функции и перевода исполнителей в другие органы, где бы их деятельность была бы ограничена законными и политическими механизмами.
Во-вторых, органы, которые наделены большим формальным статусом, но теряющие функцию, функциональную оспособленность и авторитет – типа большинства правительственных ведомств после реформы, милиции или современного российского парламента (элитные интересы он больше не согласовывает с одной стороны, а с другой – не являются и трибуной разных общественных мнений). Здесь необходимо либо пересмотреть функцию и конструировать такой способ формирования этих органов, который бы сделал их способными к исполнению своих задач. Либо научиться закрывать такие структуры (строя новые ровно под функцию), а “отработавших” чиновников удалять за пределы управленческих органов.
Продолжение данного кризиса управляемости приведет к тому, что на следующем этапе политическая власть окажется в руках тех, кто вообще ни в какой степени не способен к управлению страной, и ничем не ограничен в своих безумствах.
