Где есть две столицы, там есть вялотекущее противостояние (умеренно кстати – я слышал о семье, где проживала собака с вялотекущим бешенством). Будучи патриотом Москвы, в первые 20 визитов я относился к тогда еще Ленинграду с легким предубеждением. Но потом смутное обаяние города на мерзлом болоте стало брать своё.
Особенно когда москвич настолько осваивается в городе на Неве, что не боится отойти от Невского проспекта. Мне особенно мил Петербург узких улиц и доходных домов; если в культурных координатах – скорее Петербург Достоевского, чем Пушкина. Кстати, Москва подарила младшему брату Пушкина и Достоевского, не говоря уже о Петре I. Питер отдарился Путиным и Медведевым. Но уж ладно, не будем расчесывать эту тему.
Город встречает нас мягким зимним воскресным утром. На каждом столбе вблизи Московского вокзала типовое объявление: некая Люба предлагает свои услуги для «несерьезных отношений». Вызывает изумление работоспособность Любы – впрочем, возможно, имя нарицательное и за этим лейблом стоит целый комбинат.
У нас есть подобие дела – вечером мы даем что-то вроде литературного представления в мини-отеле в самом центре города, в двух шагах от Адмиралтейства. Один из нас ввиду легкого недомогания бронирует номер в этом мини-отеле. Номер оказывается декорирован картинами и гравюрами на тему Пиковой дамы. И не напрасно – окно выходит прямиком на дом, где жила старуха графиня. Ну, прототип. Не знаю, как вас, а меня каждый раз поражает встреча не с авторами даже (видали мы авторов), а с литературными героями. В юности я видел сына той самой Тани, которая громко плачет. Один мой знакомый лично знал альтиста Данилова.
Петербург – город тапок. Еще в поезде нам выдали красные тапки по смехотворной цене. В номере - синие тапки.
Нам светит встреча с петербуржцами. Петербуржцы невероятно милы и по-хорошему расслаблены. Они не говорят о политике и не выясняют, чья столица круче. Забегая вперед – вечером на наше представление пришла целая дюжина петербуржцев и лишь укрепила первое впечатление. Надо признать – они доброжелательны, умиротворены, сами движения их плавны и достойны. Мы были такими до декабря прошлого года, пока нас не окунули носом в то, во что окунули. Что ж, будем учиться у культурных соседей.
В середине дня наши пути временно расходятся. Кто в кино, кто в музей, я – просто шататься по улицам без особых целей. Впрочем… назавтра, уже в Москве, я планирую посетить день рождения товарища. Можно присмотреть подарок. Например, лет 20 назад в Питере были кувыркающиеся собачки, которых тогда не было в Москве. Не то чтобы моему товарищу позарез нужна была кувыркающаяся собачка, но принцип ясен.
Крупный-крупный падающий снег. Пытаюсь уловить его фотоаппаратом. Странное чувство – что не уловлено, то вроде как было наполовину.
Спрашиваю скучающего продавца:
- Есть у вас что-нибудь такое, чего нет в Москве? Не в вашем даже магазине, а вообще?
- Откуда я знаю, что есть в Москве? – отвечает он, не переставая скучать.
Логично.
Ближе к вечеру я встречаю гнездо типично питерских сувениров. Они удручающе похожи на нью-йоркские и московские. Удивительно сходство знаков отличия. Мысленно обобщаю это суждение шире сувениров. Получается.
Прекрасный обед в ресторане «Москва» (клянусь, это не реклама). Название ресторана привожу лишь потому, что оно не случайно. В сочетании с качеством еды оно вызывает гордость за две столицы одновременно.
Представление проходит успешно.
Ужин на пути к вокзалу. Собственно вокзал. Своеобразная местная ориентация составов: вместо привычных «с головы» или «с хвоста» - «со стороны Москвы» и «со стороны Петербурга».
В купе трогательно интересуются, что мы будем кушать утром – омлет, блины или кашу. И, конечно, красные тапки! На сей раз они входят в стоимость билета.
Наутро нам приносят две каши в мисках нормального размера, блины в кювете чуть больше спичечного коробка и омлет в пенале размером с хорошую настольную игру. Обладатель омлета смеется над обладателем блинов. Вскрыв пенал, он продолжает смеяться, но уже иначе: пенал разделен на множество секторов, отделений и карманов; в одном из них стыдливо прячется небольшой омлет.
Постепенно настает Москва.
Вот мы и пережили еще одну долгую московскую зиму, с добавочным високосным днем. Что сказать? Обычно я падаю ровно 1 раз за эти календарные три месяца. На этот раз обошлось – потому что я очень не хотел упасть, поэтому ходил небыстро, аккуратно и смотря под ноги. Старею. В глазах остался миллион кадров московского асфальта. Обледенелость его – на среднем уровне. Бывало и лучше, и хуже.
Это, впрочем, относится и к зиме в целом. Одно отличие – никогда так не воспалялось мое гражданское чувство. Хочу ли я, чтобы это воспаление вылечилось и прошло? Нет ответа. То есть, естественно, я хочу, чтобы вылечился его внешний источник, это понятный романтизм. А хочу ли я отвлечься от этого джаза, как удавалось раньше? Не знаю. Или так: да, но без самообмана. Сфокусироваться всерьез на том, что важнее.
Удобнее, конечно, когда то, что важнее, фокусируется на тебе. Я не имею в виду личные потрясения. А то, что я имею в виду, вряд ли мне удастся выразить яснее.
