Приблизительно через десять минут после начала антракта раздались выстрелы. Кто-то закричал: "вооруженные люди на сцене, прячьтесь по гримеркам!" Я с другими родителями находилась в гримерке и ждала своего сына, который в этот момент репетировал. В гримерке была железная дверь. Мы закрыли ее на засов.
Через какое-то время из коридоров донеслись выкрики на арабском или чеченском языке. Судя по звуку шагов, по коридору бегали люди в тяжелых ботинках. Нам было любопытно, что же происходит, но открыть дверь и посмотреть мы не осмелились. Одна из родительниц связалась со службой спасения и сказала, что вооруженные люди захватили «Норд-Ост». Террористы стреляли по дверям соседних гримерок v позже я своими глазами видела, следы от пуль. По нашей двери, к счастью, не стали стрелять v мы сидели очень тихо.
Все это время меня не покидал вопрос: «Где же мой муж?» Я знала, что у него слабое сердце. Мне показалась, что одна из очередей донеслась из зеркального зала, где он находился. В тот момент я больше волновалась о муже. Я надеялась, что сын с другими актерами, подобно мне, сможет укрыться в одной из служебных комнат. У моего мужа не все в порядке с сердцем. Я боялась, что у него может случиться еще один инфаркт.
Мы затаились под столами в неудобных позах, все затекло, болело. Шаги и беготня за дверью через какое-то время прекратились. Мы увидели, как из гримерной взрослых актеров, которая располагается на втором этаже, начали спускаться люди. Им помогали эмчеэсники. Они увидели и нас v одна из женщин подошла к окну и просигналила с помощью экрана мобильного телефона. Нас заметили и дали понять, что позаботятся о нас. Позже МЧС разрезали решетки на окнах и освободили нас. Нас посадили в РАФик и отвезли в штаб. Мы спрашивали, где наши дети, нам сказали, что дети ждут в штабе. Однако когда мы приехали туда, то увидели не детей, а сотрудников прокуратуры.
Во второй половине 25 числа нас перевезли в дом 1 по улице Мельникова. Там я и провела все время до штурма в волнении о судьбе моего мужа и сына. Все эти ночи у здания на Дубровке я не смыкала глаз. У меня ухудшилось зрение. Доктор Рошаль сказал, что видел моего сына в зале и что у него проблемы с дыханием. В половине пятого утра мы услышали взрыв со стороны театрального центра. Стало ясно, что начался штурм. Были слышны выстрелы. Какое-то время было тихо, но потом мимо здания стали проезжать автобусы, нагруженные людьми. Они сидели на сиденьях. То, что кто-то лежал на полу, с нашей точки наблюдения было не видно. Мы пытались разглядеть там своих родственников, но тщетно. Сына удалось обнаружить в 26 больнице 26 числа во второй половине дня. 26 поздно вечером нашелся и отец. На следующий день я передала им передачу, удалось поговорить с ними по телефону. Судя по голосу, их состояние было очень плохим.
Когда выписали сына v он был сине-зеленого цвета. На следующий день у него поднялась температура. Правый бок у него сильно болел. Врач поставил ему воспаление легких. На похоронах Кристины и Арсения мы увидели доктора Рошаля. Он поговорил с нами и взял сына лечится в НИИ педиатрии.
Все эти дни были очень тяжелыми для меня. Сперва я чувствовала, что обязательно должна дождаться родных из больницы, потом v что должна вылечить их. Мне часто снятся кошмары v во сне мне говорят, что сын и муж погибли. Пока я находилась в здании «Норд-Оста», я наслушалась выстрелов. Теперь боюсь даже звука петард. Все праздновали Новый год, а я сидела и вздрагивали при каждом звуке.
Психическое состояние моего сына таково, что он ничего не хочет рассказывать о «Норд-Осте» даже нам.
