1 марта — день, когда милиционеры превратились в полицейских. Как они к этому отнеслись и что изменилось? Рассказывает Маша Федоренко.
Первый встреченный мной милиционер, постовой ГАИ, работающий на Смоленской площади, сразу сказал:
— Ничего не изменилось, и полицейским меня никто не называл. Рано же еще!
Двое на метро Смоленская пробурчали, что все ответы знает их пресс — служба, а на Библиотеке имени Ленина то же самое мне хором прокричала дружная стая милиционеров, чинно сидящих на лавочках внутри стеклянной будки.
Только на Тургеневской удалось разговорить рассудительного милиционера. На мой вопрос об отношении к реформе он ответил так:
— Я положительно отношусь. Появилась надежда на изменения к лучшему.
— А обращался к вам уже кто — то "Господин полицейский"?
— Нет, так никто обычно и не говорит "Товарищ милиционер", просто задают вопросы, и все.
Самые интересные собеседники встретились мне недалеко у памятника Грибоедову. Там как раз привезли автобусы для наведения порядка на пикете защитников Химкинского леса — один с милиционерами (надписи на куртках остались прежними), другой — с ОМОНовцами.
Я спросила первых двоих ОМОНовцев, которые мне встретились:
— А вы ощущаете себя полицейскими?
— А мы отказались!
— Как это?
— А так! — тот, что повыше, широко улыбается.
Чуть поодаль стояла группа омоновцев из шести человек, окружившая улыбчивого мужчину с прозрачными голубыми глазами.
— Как вы относитесь к тому, что вы теперь полицейские? — спросила я их. "Главный" ответил за всех:
— А я ко всему хорошо отношусь!
— Так не бывает!
— Бывает. А вы знаете, чем милиция отличалась от полиции в царской России? — спросил он меня, в свою очередь. Я покачала головой, и он рассказал:
— Милиция — это если вы просто возьмете оружие и пойдете на улицу. А полиция — это официально. По функциям мы полиция.
— Так это возвращение к старым порядкам?
— Да. Так что дедушка Ленин зря старался.
Я немного подумала и спросила:
— Я сегодня собираюсь на пикет защитников Химкинского леса. Там будет безопасно?
— Я вам очень не советую туда идти! — вдруг очень серьезно сказал мой собеседник.
— Почему?
— А зачем?
— Ну как же, Химкинский лес.
— Лучше не ходить, мало ли что, попадете под раздачу, — сказал он. — Я вам, конечно, не могу запретить...
Фото Маши Федоренко
Около трех часов у памятника Грибоедову собралось человек пятьдесят чудаковатых бабушек, стареньких дедушек, людей с флагами ЛДПР, неформальной на вид молодежи и журналистов. Площадка вокруг памятника была огорожена металлическими заграждениями, и милиционеры проверяли сумки на входе. Омоновцы кружили неподалеку от места проведения пикета.
Пока лидер Движения в защиту Химкинского леса Евгения Чирикова давала интервью телевидению, окруженная слушателями, я поговорила с другими участниками пикета.
Фото Маши Федоренко
— Стрельченко — император химкинского режима. Посмотрите, это местный пахан! — возмущается суровый старик с плакатом "Спасем Химкинский лес".
— Деревья своими корнями перерабатывают космическое зло, — убеждает всех энергичная женщина с постером, изображающего Владимира Стрельченко. — Они по ауре своей идентичны человеку. Вы вспомните, друиды ходили, у каждого было свое дерево. Каждое дерево помогает человеку развивать определенные способности. Допустим, дуб дает силы богатырские, липа — женщину милой делает. Это все давно знают и всегда хранили леса. Дубраву рубят — люди болеют, потому что это все, как у человека — волосы, руки, ноги, и попробуй по частям. Почему говорят — природа? Она рождается и при родах существует. Деревья перерабатывают космическое зло — это точно. А человек такой способностью не обладает.
Я осторожно удаляюсь от собеседницы и спрашиваю стоящего рядом молодого человека в косухе с октябрятской звездочкой.
— Вы тоже волнуетесь за Химкинский лес? — спрашиваю я.
— Дико волнуюсь. Мне вообще нравятся деревья, я считаю, что лучше убить человека, чем срубить дерево, например. Потому что от человека один вред, он паразит.
Я решаю поговорить с очень стареньким дедушкой в больших очках, который отвечает на вопросы очень медленно.
— Я часто хожу на пикеты, я состоял в социал — демократической партии — был в центре правого крыла левоцентристской партии.
— А почему вы Химкинский лес хотите защитить?
— Так чтобы не губить природу. Это наша проблема вечная.
— Кстати, если бы когда — то тут не срубили деревья, то мы не стояли бы сейчас на этой мостовой, — неуместно иронизирую я. Он в ответ засмеялся и сказал:
— Тогда другую бы нашли, наверное.
— Мы пришли на митинг, потому что мы хотели заявить о репрессиях против наших активистов. Я Ярослав Никитенко, я сам сидел двое суток, и знаю, как неприятно общаться с Химкинской милицией.
— Вы думаете, участие в митинге поможет?
— Да, потому что, во — первых, мы используем только законные методы, во — вторых, у нас нет выбора, и в-третьих, мы три года боролись, и это принесло результаты. Медведев все — таки сначала отменил первый вариант трассы, потом передумал, но он может опять все изменить. Мы видим, что у него все меняется, как настроение фактически.
В заключение я спрашиваю загадочно молчащего человека, часто ли он ходит на пикеты. Он отрицательно качает головой и добавляет:
— В этом случае пришел.
— А вы не боитесь, что омоновцы вас заберут в отделение?
— Это их дело, — ответил он.
Фото Маши Федоренко
Мирно выходя из — за ограждения вместе с остальными, я спрашиваю у милиционера:
— Что же вы, совсем никого не заберете?
— А кого брать? Некого.
Я спрашиваю у них, называли ли их сегодня полицейскими, и девушка откликается:
— Да, меня называли.
— Вам это понравилось?
Она улыбается и кивает. Я спрашиваю разрешения ее сфотографировать, но стоящий рядом коллега вдруг расстраивается:
— Знаете, как все это неприятно? Вон, видите, пошел человек с фотоаппаратом, в синей куртке? Он приходит специально, чтобы нас провоцировать, снимает это, и потом — на стол Колокольцеву. А у нас неприятности.
Участники пикета уходят в сторону бульвара, а полицейские идут греться в автобусы. Холодно все-таки, хоть и 1 марта.
