15 марта 1765 года, возвращаясьс заседания Адмиралтейств-коллегии, на которой был утвержден окончательныйвариант инструкции Василию Чичагову – руководителю предполагаемой высокоширотнойэкспедиции, имевшей целью пройти от Архангельска наКамчатку через Северный полюс, – статский советник Михаил ВасильевичЛомоносов, академик Петербургской Академии Наук, член Академии художеств,почётный член Стокгольмской и Болонской академий наук, простудился, слег ировно через месяц – 15 апреля – скончался в своем доме на Мойке. Ломоносову вмомент смерти шел 55-й год, в принципе – довольно почтенный возраст для тоговремени. У полусотни членов Академии, избранных в первую четверть века еесуществования, средняя продолжительность жизни составляла 44 года. При этомстоит принять во внимание весьма нездоровый образ жизни Ломоносова – например,занятия экспериментальной химией в помещениях с плохой вытяжкой и обычаемпробовать субстанции на язык, нерегулярное и сумбурное питание, свойственноеувлекающимся работой натурам, злоупотребления горячительными напитками, а такжепредельно вспыльчивый и конфликтный характер, превращавший общение своегоносителя со многими коллегами в сущий ад. Особенно с учетом того, что и сами этиколлеги обладали столь же вспыльчивыми и конфликтными характерами.
Последние годы жизни Михаила Васильевича были для великогохолмогорца весьма невеселы. Все чаще давали о себе знать неполадки со здоровьем– в 1762 году ученый даже месяц находился между жизнью и смертью. К тому же смомента восшествия на престол Екатерины Второй весьма для него неблагоприятноизменилась и общая ситуация. И хотя человек, которого Ломоносов считал своиммноголетним врагом – И. Д. Шумахер, – скончался еще в 1761 г., лучше не стало: обаглавных покровителя Михаила Васильевича елизаветинских времен – фаворит царицы И. И. Шувалов и канцлер М.Л. Воронцов – были удалены от императорского двора. Впрочем, авторитет ученогобыл все еще достаточно велик – Екатерина однажды даже удостоила его лабораториюсвоим посещением. Как бы то ни было, Ломоносова даже и до последних месяцевжизни вполне можно было назвать главным научным экспертом главы государства –своего рода представителем Науки при Дворе.
Так или иначе, но умерший ученый был сочтен важнойгосударственной персоной, и, в рамках тогдашних представлений, эта важность игосударственность явились прежде всего в своей полицейской ипостаси. КабинетЛомоносова был немедленно опечатан, а его бумаги – изъяты. Они теперьпринадлежали государству, а никак не наследникам покойного.
Так начался непрекращающийся и поныне процесс изучениянаследия Ломоносова – взвешивание и оценка его вклада в русскую и мировуюкультуру. Процесс, выдававший "на гора" порой противоположныерезультаты – от признания холмогорца одним из выдающихся столпов мировой науки,до утверждения о крайней незначительности и местном характере его научных ипрочих достижений.
И при этом едва ли найдется внашей истории другая столь же консенсусная фигура – уже два с половиной векапредставители всех без исключения идеологических лагерей стремятся начертатьимя Ломоносова на своих знаменах. Его с легкостью объявляли величайшим научнымумом и беззаветнейшим патриотом, борцом с немецким засильем и, напротив,проводником европейских ценностей. Духовным отцом славянофилов и западников,предшественником русских революционеров и вернейшим монархистом. Причиной этомунаверняка является уникальное сочетание двух применимых к этому человекукачеств: неоднозначности и широты интересов.
Проще всего обстоит дело с оценкой Ломоносова-стихотворца.Говоря лапидарно, Ломоносов "изобрел" русский четырехстопный ямб,каковой для русского поэта является тем же примерно, чем для бургундскоговинодела – лоза шардонне. Более того, он был первым русским поэтом, от стиховкоторого и сегодня можно получать удовольствие, не будучиспециалистом-филологом. Ни его знаменитый предшественник Антиох Кантемир, нисовременники Тредиаковский и Сумароков не достигли подобного. Это, кстати,ничего не говорит о размерах поэтического дарования Ломоносова в сравнении стаковым у упомянутых персон – просто ему, опиравшемуся на работыпредшественников, выпал жребий доведения техники русского стихосложения допрактически пригодной степени.
В разные периоды своей научнойдеятельности Ломоносов занимался (в нашей современной терминологии) проблемамитермодинамики, геофизики, физики атмосферы, электричества, физической химии ихимии общей, истории и этнографии, и во всех этих областях в полной мереобладал знаниями, доступными тогдашней науке. Он поддерживал непрерывнуюнаучную коммуникацию с зарубежными коллегами (наиболее значительным ученым изего многолетних корреспондентов был Леонард Эйлер), публиковался в русских и(вопреки одной из расхожих легенд) зарубежных научных журналах. Причем, впервых – часто, а в последних, разумеется, – всегда на латыни либо на немецком.Был избран почетным членом Академии наук и искусств Болонского института, атакже почетным членом Шведской королевской академии наук.
Каких-либо значительныхфеноменологических открытий Ломоносов не совершил. Ряд сформулированных имконцепций в разных областях знания действительно нашел подтверждение в научныхрезультатах последующих эпох, однако Ломоносову это славы не добавило:недоказанная догадка имеет в науке ценность лишь в редчайших (большая теоремаФерма) случаях. Ошибочных концепций он также наплодил немало, однакополноправное участие в научной дискуссии – это уже много, ибо создаетнезаменимый для развития науки элемент – научную среду. Тем более важно длянас, что Ломоносов участвовал в этой дискуссии на русском языке – он,собственно, и создал русский научный язык, введя в оборот значительную долюпривычной для нас сегодня научной терминологии. Кстати говоря, не выдерживаеткритики приписывание Ломоносову открытие закона сохранения массы: никакихобобщенных закономерностей по этой части холмогорец никогда не формулировал, даи не мог формулировать, поскольку не мог их доказать.
Стоит также отметить, что 40-50-егоды восемнадцатого века – в принципе не очень богатое на научные открытиявремя. Бурное развитие любимых Ломоносовым химии и термодинамики – это ужесамый конец столетия, основные результаты в оптике и механике, напротив, былиполучены на несколько десятилетий раньше. Наверное, развивалась математика – ноей холмогорец специально не занимался.
Впрочем, один принципиально новыйфеномен Ломоносов открыть все-таки сумел. Речь идет об атмосфере на Венере –открытии в астрономии, которой Ломоносов практически не занимался. Более того,даже в не слишком насыщенной ученой среде Петербурга присутствовали астрономыболее искушенные, чем Ломоносов, Они к тому же пользовались лучшими, чем онинструментами, проводя в тот же день и час наблюдения того же самого явления:прохождения Венеры по краю солнечного диска. Нет сомнения, что и они видели то,что заметил Ломоносов, - рефракцию солнечного света в венерианской толще. Новот обратить на это внимание и объяснить увиденное не удосужились – возможно,для этого надо было взглянуть на дело шире астрономических абстракций,работающих с твердыми шарами и светящимися точками. Ломоносов же смог, причем,в отличие от А.С. Попова, А.Ф. Можайского, братьев Черепановых и прочих героевсоветского ультрапатриотического нарратива, довел приоритет своего результатадо положенной регистрации, опубликовав соответствующую статью (по-русски ипо-немецки) в русском научном журнале (Erscheinung der Venus vor der Sonnebeobachtet bey der Keyserlichen Akademie der Wissenschaften: Aus dem Russischenübersetzt. St. Petersbourg, 1761), рассылаемом по всем европейскимакадемиям. Тем не менее, никто не обратил на это внимания: венерианскуюатмосферу открыли заново несколько десятилетий спустя, причем два раза.Интересно, что и сам Ломоносов не слишком высоко ставил эту свою работу, непотрудившись даже вставить упоминание о ней в автобиографический список своихосновных научных достижений, составленный незадолго до смерти.
Теперь коснемся административнойдеятельности нашего героя. Ломоносов создал первую в России химическуюлабораторию. Он сыграл одну из ключевых ролей в создании Московскогоуниверситета. В структуре Академии наук он был администратором (в тех случаях,когда ему подобная роль поручалась) на общем фоне вполне вменяемым и дельным.Разработанный и "продавленный" им проект масштабных полярныхисследований начал осуществляться уже после его смерти. В ходе реализации этотпроект доказал ошибочность исходных предпосылок Ломоносова, но и это – научныйрезультат. Особняком стоит "мозаичный проект" – затея по возрождению(фактически воссозданию) в России производства стеклянных мозаик. ЗдесьЛомоносов потерпел фиаско, однако, не по своей вине. Он сделал, пожалуй, самоеглавное – разработал технологию и обеспечил первоначальный интерес"инвесторов" и "заказчиков". То есть создал потенциал –возможный путь, по которому должны были пойти другие люди. Увы, последователейне нашлось. Как не нашлось последователей во многих начинаниях Петра Великого,Пушкина – колоссов, ценных для русской культуры не только собственнымитворениями, но и созданием пространства для чужого творчества. В этом смыслеМихаил Васильевич Ломоносов действительно был похож на университет –учреждение, не столько самостоятельно развивающее науку, сколько создающеелюдей, способных делать это в будущем.
Впрочем, на заре своей академической карьеры, году так в1742, Ломоносов безусловно имел возможность выбора. Он мог, подобно другимученым в России и за ее пределами, сосредоточиться на тихих исследованиях вкакой-нибудь узкой области. Учитывая его безусловную, признаваемую и недругами,одаренность, надо полагать, что результаты наверняка были бы выдающимися – имяего вошло бы в анналы и хрестоматии. Однако это едва ли сделало бы его тем, чемон стал для русской культуры. Ибо значило бы – уклониться от ее главного вызова– необходимости создания комплексного описания России, соответствующего новойэпохе по содержанию и языку. Ее истории, географии и этнографии,законодательства и принципов общественной коммуникации. Нужно было создать нетолько это описание, но и сам язык такого описания. Это была героическая задача– ибо не подкреплялась необходимыми для ее решения ресурсами: денежными,людскими, интеллектуальными, пропагандистскими. Именно самоотверженностьдеятелей русского Просвещения в конце концов преодолела такой дефицит.
