Всю минувшую неделю в интернете усиленно обсуждался скандал, разгоревшийся вокруг одной из престижных московских школ – школы №57. Учителя этой школы обвинили в интимных отношениях с учениками. Более того, утверждалось, что подобные случаи имели место на протяжении 16 лет, в школе про это было известно, происходящее тщательно скрывалось.
Поводом для скандала послужил пост в фейсбуке журналистки Екатерины Кронгауз. Не называя номера школы и имени учителя, она сообщила, что уже много лет «учитель истории крутит романы с ученицами», и сейчас «наконец-то нашлись люди и силы», чтобы придать историю огласке.
Замешанный в скандале учитель уволен, директор школы Сергей Менделевич подал в отставку, в самой 57-й будет работать этическая комиссия, которая должна разобраться в случившемся.
Наш автор Юлия Пастухова, мать бывшего ученика школы №57, рассказывает историю своего сына.
Восемь лет назад, накануне 1-го сентября, мы с сыном, как обычно, поехали на рынок покупать букет цветов. На следующий день он шёл в 11-й класс той самой, 57-й, которую мы выбрали, когда сыну не было еще и года. Выбирали по разным критериям: историческим (это мой родной район, и, уехав оттуда вместе с армией "освободителей" своих квартир, выселенных под предлогом того, что "ваш дом завтра упадет" (а дома, отремонтированные и надстроенные парой-тройкой этажей, кстати, все еще стоят!), мне очень хотелось, чтобы сын учился там); территориальным (я не сторонница возить ребенка по московским пробкам два часа в один конец, хотя бы и в хорошую школу, а до этой нам было недалеко), рейтинговым (как человек ответственный, вместе с пеленками и распашонками я купила справочник "Лучшие школы Москвы" и штудировала его в перерывах между кормлениями), ну и, конечно, не последним аргументом было "сарафанное радио". Все знали: "номер пятьдесят семь" - это номер один. В общем, где-то в районе первого дня рождения сына я торжественно объявила мужу, что выбор школы завершен. Через шесть лет мальчик пойдет в 57-ю. Я мыслила стратегически. Мелкие вопросы типа "возьмут ли нас туда?" меня не интересовали. Их я оставляла мужу.
Нас взяли, и девять лет подряд 31 августа мы с сыном ездили на "свой" рынок к "своему" продавцу и забирали там "свой" букет. На десятый год случилось 31 августа 2008. Мы поехали за букетом, но по дороге мне позвонил муж и сказал, что букет не нужен, мы уезжаем из России. Через три часа у нас самолет.
В самолете больше всего думалось о том, что же будет с образованием ребенка. В Москве все было понятно: сын шел в последний класс 57-ой школы, занимался на подготовительном в МГУ и собирался туда поступать. Про систему образования Великобритании я знала два факта: во-первых, что она есть, и, во-вторых, что, видимо, она не так уж и плоха, раз все едут туда учиться. Это все. Было понятно, что устройство ребенка в школу - наша приоритетная задача, но как это делать и с чего начинать, мы не знали. Я с ужасом думала, что уделяла преступно мало внимания его английскому языку: сын постоянно колебался между "тройкой" и "четверкой", в конце четверти выруливая, конечно, в "четверку", но учиться на английском, как мне казалось, никак не мог бы.
В Лондоне первым делом мы позвонили нашим британским друзьям, которые имели детей школьного возраста и, по нашему разумению, должны были что-то знать. Итог разговора был "веселым": для поступления на уровень 16+ (а рассматривать более ранний этап образования было смешно, так как изучать четырнадцать предметов на новом языке, с моей точки зрения, были бы безумием) надо было обязательно иметь учебную визу (ее у нас не было), сертификат о сдаче английского языка на определенный балл (его не было), сертификат о сдаче экзаменов предыдущего уровня GCSE (его не было). Да, и самое главное! Ребенку должно было быть минимум шестнадцать лет! Нам было 15. И учебный год уже начался. Увидя наши опрокинутые лица, друзья посоветовали нам попробовать школу со спецобучением: в таких учатся дети с особенными потребностями, дети военных, внезапно меняющие школу посередине учебного года, дети, вынужденные пропускать занятия, и прочие, требующие по тем или иным причинам индивидуального подхода. Перспектива нам не показалась радостной, но, выбрав из списка таких школ наиболее рейтинговую, мы позвонили директору и записались на собеседование.
Первым шоком этого собеседования стало то, что единственным словом, которое смог сказать мой обычно предельно разговорчивый муж, было "Hello!". После этого ребенок аккуратно задвинул папу за свою спину и перешел на обсуждение с директором разных животрепещущих вопросов о школе и о жизни вообще. Естественно, на английском, а на каком еще?! Вторым шоком - то, что директор через десять минут общения сказал, оборачиваясь к нам: "У вашего сына удивительно хороший английский!". Третьим - то, что нам сразу предложили придти в понедельник на занятия. Выйдя из кабинета, я первым делом спросила сына, как вышло, что его английский «так удивительно хорош» при вечном колебании между "тройкой" и "четверкой"?! Он сказал: "Ну, я просто домашние никогда не делал, а за тесты-то у меня всегда "пять" было!".
Окрыленные (нас взяли! взяли!!), мы позвонили другим друзьям, теперь уже - русским. Друзья жили в Англии давно и имели троих детей. На мой взгляд, это было гарантией того, что об образовании они знали не понаслышке. Друзья тут же вылили на нас ушат холодной воды. Куда нас взяли? Куда?! Мы что, не слышали, что в Англии рейтинг школы - это все?! Мы что, не знаем, что от этого зависит то, в какой университет нас возьмут?! Мы что, не понимаем, что потом всю жизнь мальчик будет указывать эту школу и университет в анкетах о приеме на работу?! Мы о чем думаем?! Честно - мы не знали. Не понимали. Не слышали. А думали так и вовсе не об этом: когда ваша жизнь меняется так, как наша, поверьте: у вас есть о чем подумать...
Одним словом, друзья взяли нас под свое крыло: велели звонить в топовые школы Лондона и записываться на приемы, искать репетиторов, а тем временем немедленно сдать ребенка на сильные языковые курсы. Адрес дали.
В понедельник вместо спецшколы сын пошел на курсы. В четверг ему сказали, что он зря теряет свое время и наши деньги: он записался на высший уровень, а делать ему там совершенно нечего. В следующий понедельник мы пошли на собеседование в Хайгейтскую школу, прихватив с собой для храбрости многодетного друга. Сын ждал за дверью.
Несмотря на наш красочный рассказ о том, как хорош наш ребенок, как выгнали его с курсов за прекрасный английский, как моментально его согласились принять в спецшколу и в какой чудесной школе (Номер один в рейтинге! Номер один!!) сын учился в Москве, завуч, или как это тут называется, сказал нам простые вещи. Нам 15 лет. У нас нет учебной визы. У нас нет сертификата о языке. У нас нет сертификата о сдаче GCSE. Зато у них в школе есть очередь из 284-х учеников, которым больше шестнадцати лет, у которых есть виза, сертификат о языке и отлично сданные GCSE, и которых он не может принять, так как школа переполнена. Тем более что прием учеников в течение учебного года категорически запрещен. Так что, ребята, идите в свою спецшколу, она чудесная, сдавайте там GCSE, решайте визовые вопросы, ждите следующего дня рождения и через годик записывайтесь на вступительные экзамены в нашу школу нормальным путем в список к тем ждущим двумстам восьмидесяти четырем. И, как говорится, пусть победит сильнейший!
В общем, примерно этого мы с мужем и ожидали. Но тут наш приятель, не привыкший сдаваться без боя, сказал завучу: "Да, все хорошо, спасибо; а Вы не могли бы все это самому мальчику объяснить?". "А вы что, и мальчика сюда притащили?!" - спросил завуч. "Да, за дверью ждет". "Ну, хорошо, зовите мальчика!", - с тяжелым вздохом сказал тот. Мы запустили в кабинет ребенка и остались за дверью. Минут через сорок из кабинета вышел завуч с озабоченным лицом. "Все очень плохо, хуже, чем я думал, - сказал он. - Я реально не могу, не имею права его взять! Но я не могу его не взять!!! Сделаем так. Пусть он приходит завтра утром и сдает вступительные экзамены. Я соберу попечительский совет. Посмотрим". И ушел. "Вы о чем с ним говорили?" - накинулись мы на ребенка. "Да так, о разном... О Канте. О Платоне..."
Наутро мы дали сыну проездной на метро, карту города и двадцать фунтов на всякий случай, и он уехал. Мы поехали заниматься теми самыми пресловутыми визами, которых нам так не хватало для счастья. К вечеру ребенок вернулся выжатый, как лимон, и повалился на кровать.
- Ну?! Что было?!
- Сначала сдавал комиссии историю. Потом решал задачи по математике, штук двадцать. Штуки три, к сожалению, не решил. Потом еще разные вопросы задавали.
- Ну, хорошо, а какие-то эмоции на лицах у них были?
- Ну, какие эмоции, мам, это ж англичане! Ну, завуч один раз улыбнулся...
- Улыбнулся? Когда?
- А когда он дал мне три листа бумаги формата А4 и сказал, что на них надо написать эссе о реформации в Англии в шестнадцатом веке, а потом посмотрел на меня и спросил: "Is it OK?". А я ему ответил: "In my situation everything is OK". Вот тут он и улыбнулся.
- Ну, а ты?
- Я все написал. Но мне не хватило бумаги.
А через пару дней нам позвонили и сказали, что мы приняты и надо ехать оформлять документы к главному по учебной части. И мы поехали. Главный сказал, что он нас поздравляет. А то, что ребенок не решил три задачи по математике, так это не страшно, потому что на вступительных ему дали тесты с выпускного. Так что покупайте ребенку костюм с соответствии со школьными требованиями и приходите в понедельник в школу. Какой костюм? Ну, в старшей школе формы уже нет, так что просто строгий, традиционный костюм, темно-серый или темно-синий, вот примерно как сейчас на папе! В этом месте муж ощутимо вздрогнул: у них с сыном был один размер, и он понял, что над его любимым парадным костюмом нависла серьезная угроза...
А потом нам звонили друзья и говорили, что вот теперь-то они нас по-настоящему поздравляют. И что мы не понимаем, что - ЧТО!!! - мы сделали. Мы и правда не понимали. Ну, а что такого мы сделали? Подумаешь, в школу поступили. И довольно долго не понимали. Пока не сдали выпускные на А+, А, А, А. Пока не получили предложения от четырех из пяти выбранных сыном университетов. Пока не получили мастерскую степень в LSE. Пока не получили второе образование. Потому что после 57-й нам казалось, что нет ничего особенного в том, что мальчик беседует о Платоне и Канте. На английском, а на каком же? Потому что после 57-й нам казалось естественным, что для рассказа о реформации трех листов не хватает. Потому что после 57-й нам казалось нормальным, когда, придя в первый день на урок математики, наш сын за три минуты решил данные на уроке уравнения и стал рассматривать потолок, а на вопрос учителя - почему все решают, а он нет, ответил, что он давно все решил. Как? Ну, по теореме Виета, конечно, а как еще? Ее не проходят в школе? Только в университете? Правда? Надо же, а нам в седьмом классе Марина Георгиевна сказала: "Кто не сдаст теорему Виета, больше трех в четверти не получит!". Потому что после 57-й нам казалось обычным, что за два года колледжа, три года университета, год курса мастерской степени и два года университета со вторым образованием мы с мужем так и не узнали, почем же репетиторы в Лондоне. Говорят что, недешево... И поэтому нам показалось нормальным, что, когда года через три после нашего отъезда из России наш сын попал в Москву, то первым делом накупил букетов цветов и поехал в школу к учителям. И сначала - к учительнице математики, той, у которой он никогда не имел в школе выше "четверки".
Теперь, ровно восемь лет спустя, школа оказалась в центре скандала. Не собираюсь комментировать произошедшее и давать какие-то оценки. Это все очень тяжело, тяжело всем: неординарным учителям, которые ушли, неординарным учителям, которые остались, неординарным ученикам, которые вышли из колыбели этой школы, и тем, кто ещё там. И их родителям. В этой школе ничего не было ординарного. Скандал получился тоже необычайный..
Когда наш класс делал традиционный выпускной фотоальбом, уходящих учеников попросили ответить на два вопроса: "Что в вашей жизни значит 57-я школа?" и "Кем вы видите себя через двадцать лет?" Мой сын написал: "57-я - это второй дом. Но конкурирует с первым!". "Через двадцать лет я буду пятидесятисемитом. Мы все ими будем. Всегда."
Хорошо бы не кончались поколения учеников, которым хочется такое сказать.