Выходя из подмосковной электрички, мой друг как-то заметил по поводу умных турникетов, срабатывающих на штрих-код и не выпускающих безбилетников: вот, казалось бы, достижение прогресса, а все равно похоже на зону. Ситуация в России заключается в том, что сами собой все инструменты ввиду соответствующей традиции заточены на поддержание власти с помощью насилия. Поддержка эта слабая и бесперспективная, но для того чтобы опереться, наоборот, на право и доверие, следует бежать в два раза быстрее: в сфере, например, экономической деятельности сейчас достаточно способов для того, чтобы в массовом порядке привлекать граждан к уголовной ответственности. Даже без специального приказа сверху, по инициативе регионов и отдельных силовых и чиновничьих корпораций.
Это очевидная линия фронта – массовые экономические отношения. Вроде бы даже президент решил - вероятно, почувствовав слабину власти и разумно убоявшись революции, - пойти навстречу гражданам и, в частности, бизнесу: объявил о сокращении срока давности по приватизационным сделкам, облегчил законодательство о наследовании и т.п. Но последние события, например, решение Конституционного суда по налоговым срокам давности (как, впрочем, и слишком компромиссная возня вокруг “налогового администрирования”) эту историю перечеркивают полностью. Тем более что судьи, которые смеют становиться на сторону налогоплательщика в споре с государством, снимаются со своих должностей (см. увольнение Влады Близнец, утвердившей ряд арбитражных решений в пользу ЮКОСа). Конечно, это объяснимо войной с ЮКОСом и экономическими интересами по перехвату активов в нефтянке, но побочные эффекты, как всегда, хуже прямых.
Еще одна очевидная линия фронта, где есть большие как реализованные, так и еще не реализованные ресурсы массового насилия, – это армия. Ресурсы увеличения насилия вплоть до прямого преследования – это призыв в структуру, которая на самом деле не армия, а специальная форма тюрьмы или профилактической угрозы заключения. Эта угроза вполне может быть использована и в политических целях.
История с сокращением числа военных кафедр в вузах кажется локальной, ее можно комментировать в реалистичном жанре, а не только в рамках глобального противостояния между правом и насилием. Например, непонятно, почему деньги за услугу откоса от армии получают члены приемных комиссий, а не военкомы. Это – какой-то дополнительный перекос в устройстве российской жизни. Тем более, что выпускники военных кафедр действительно редко становятся настоящими офицерами, сами преподаватели смешны и анекдотичны, а расходы есть.
Если верен список из 30-и ВУЗов (добытый “Коммерсантом”), где военные кафедры все-таки останутся, то налицо сговор между Министерством обороны и ректорским лобби, представляющим крупнейшие вузы страны. Дело в том, что в нынешней ситуации и в перспективе резкого сокращения числа абитуриентов по демографическим причинам крупнейшие вузы заинтересованы в резком сокращении конкуренции. А с другой стороны, армейское начальство заинтересовано в некотором перенаправлении теневых потоков денег, ну и в “живой силе”.
Вообще-то наплевать, как и кто делит взятки, не в этом главное содержание российской жизни. Проблема в том, что в 90-е, так же, как и сейчас, было велико различие между законодательными нормами и практикой (например, между военной обязанностью и реальным призывом), но было понятно, что государство слишком слабо и к тому же декларировало либерализацию, свой уход из разных сфер жизни. Сейчас же репрессивные средства вполне могут быть применены по всему спектру разрывов между неформальными правилами и законом. Поэтому само существование разрывов и, следовательно, слабость правовой позиции граждан – это первая опасность. Если эту ситуацию не поменять, то все равно, какой будет в России президент. Все равно будет похоже, с одной стороны, на зону, а с другой - на поле революционной борьбы.
В качестве выхода в части проблемы призыва все 90-е обсуждался вопрос о переходе на полностью контрактное комплектование армии. И это, при всей своей либеральной привлекательности, - не очевидное, не полное решение. Контрактная армия не может быть целью, это просто некая техническая схема, одна из возможных. Вопрос - это схема чего, за что боремся?
Не исключено, что при содержательном обсуждении окажется, что при российской демографической ситуации, проблеме с безопасностью и границами, объеме вооружений России вообще необходимо иметь очень большой мобилизационный потенциал. Правда, из этого не следуют тюремные порядки в войсках, кирза и хамство, а также то, что действующая армия (а не потенциал мобилизации) должна быть слишком большой и непрофессиональной.
Кроме того, примеры одного друга из Германии и другого с Украины, которые работали вместо военной службы один - помогая московским старушкам, другой – сельским учителем физики, показывают, что вообще-то если не военная, то общественная служба - неплохая вещь. Есть в этом что-то житейски правильное.
Нужно бороться не за всеобщий закос от обязанностей перед страной, а за равные и житейски справедливые права и обязанности. Наверное, если бороться за это, а не за низкую цену взятки, то окажется, что действительно военных кафедр нужно мало, ровно столько, сколько специфически образованных офицеров надобно армии. И кафедры должны быть не средством избежать армии, а, наоборот, инструментом конструирования карьеры в армии, то есть способом пойти служить офицером.
Что касается обычной срочной службы, то все, что касается обучения уставу и строю, можно сделать вообще в рамках школьной программы и краткосрочных военных сборов – не велика наука. Профессиональная же военная подготовка, соответственно, должна быть достаточно короткой и компактной для выпускников вузов (точно не больше года), чуть дольше, но включая обучение какой-либо гражданской специальности - для остальных призывников.
Если говорить о действительно всеобщей обязанности, то распределена она должна быть удобно по времени, месту и возможности продолжать работать на карьеру. Точно должен существовать простой выбор между альтернативной и военной службами. Причем альтернативная служба должна быть не фиктивной, а очевидно полезной – социальные службы, детские дома, сельские школы - и длиться не многим дольше военной. Армия должна уметь конкурировать в том числе и по моральной мотивации к службе – пусть будет и такой стимул к реформе.
У военной службы должны быть и дополнительные удобства по сравнению с альтернативной – служба вблизи места жительства, возможность возвращаться домой на выходные или вообще жить дома, продолжать работу по специальности или над диссертацией в свободное время.
Смысл службы должен быть с самого начала определен, а Минобороны должно создать ясный запрос на количество и квалификацию мобилизационного резерва. Казарменный режим должен быть максимально коротким и умещаться во время обычных академических каникул.
Главное – это известное количество прав, для чего точно нельзя давать возможность запереть рядового в расположении части слишком надолго. Офицеры должны знать, что у рядового-выпускника есть время на занятия, возможность позвонить, работать в библиотеке, что он достаточно часто ночует дома. А может пойти не домой, а прямо в прокуратуру или в суд, и поэтому его нельзя будет пытать или заставлять работать не по прямым обязанностям. Примеров и приемов организации не людоедской военной службы в мире достаточно.
Думается, что в этом должна быть цель, а не в том, чтобы сохранить способы “серого” уклонения от службы. Потому что любой разрыв между законом и практикой в любой момент может обернуться государственным террором.