В нашей византийской и русской традиции развод царственного лица всегда имел оттенок скандальности, ибо нарушал идею аскетического служения самодержца. Но скандальность наступала не в случае развода, точнее говоря, не из-за развода, а из-за новой женитьбы. Именно новый брак становился формальной причиной считать властителя оступившимся. Брак – сакральный институт, который символически отражает брак земли и неба, гармонию стихий, равновесие сил. В Ветхом Завете мудрый царь Соломон оступился именно из-за множества жен, а царь Давыд впал в грех из-за Вирсавии.
Истории с императором Нового Рима Львом VI и его фавориткой Зоей Черноокой (Карбонопсиной), из-за которой Собор 920 г. запретил четвертый брак, а патриарх Никола встал в оппозицию царю, все же не были разводами в современном смысле слова. В Византии признавали развод только по серьезным каноническим причинам (слабоумие, длительное отсутствие одного из супругов). Это было зафиксировано в церковном праве и укоренилось в Древней Руси. Однако де-факто русские еще долго признавали «гражданский развод». т. е. непубличное прекращение супружеских отношений и общего хозяйства. Брак расторгался публично только для даяния потомству новой супруги своего имени и наследства. И разумеется, брак никогда не расторгался по инициативе жены.
Цари на Руси редко прибегали к разводу. В 1525 году великий князь Московский Василий III решил разойтись со своей женой Соломонией, урождённой Сабуровой, отправив ее на иноческое посление в Суздаль. Сын от нового брака, Иван Васильевич, по прозвищу Грозный, пошел по стопам отца. Царь, задумав развестись со своей третьей женой, созвал специальный церковный собор и клялся, что не успел вступить с ней в супружеские отношения, поскольку она была больна ещё до свадьбы. Собор наложил на него епитимью и разрешил венчаться в четвёртый раз. Анна Колтовская, пошла по пути своей предшественницы: царь развёлся с ней через полгода, по традиции отправив молодую жену в монастырь. Венчаться в пятый раз нельзя было уже нельзя и Грозный вступил в сожительство без благословения Церкви. Скоро жена умерла, а за ней умерла и шестая жена Грозного, Василиса. Марья Феодоровна Нагая, последняя жена Грозного пережила мужа, а их общий сын, царевич Дмитрий, погиб в Угличе в 1591 году при странных обстоятельствах.
Разводы Грозного были связаны не столько с похотливым нравом царя, сколько с необходимостью получить наследника. Алексей Михайлович женился во второй раз, когда овдовел, но с его сыном ситуация была сложнее. Развод Петра Первого с первой женой ради женитьбы на Скавронской имел уже несколько более светский харарктер. Но уже Петр завел себе разных «матрес» (любовниц), чему последовали и некоторые иные цари из Романовской династии. Началась десакрализация роли царя, который становился все более похож на западных владык, отягощенных сонмом любовниц и фавориток.
Наша ситуация немного иная. В случае нового брака развод Путина можно понимать как сигнал о завершении сакрального периода: аскетический брак завершен. Если за этим последует новая женитьба (вспомним слова «Людмила Александровна эту вахту отстояла»), то значит это десакрализация. Что такое десакрализованный властитель в наше время? Это европейский простой человек. Вроде Саркози или Олланда. Например, у американского президента нет обозримого личного пространства, в котором он мог бы развестись. Можно делать все что угодно в Овальном Зале, но брак президента нерасторжим. В Европе и в современной России брак трансформировался. Став «более человеческим» брак стал менее сакральным.
Но вероятнее другое. Если Путин останется один, то значит «там» решили дооформить институт первого лица, очистив его от европейской двусмысленности. Это уже будет прямой намек на священный брак правителя с Россией и практически иночество ради великой цели. Вместо просто человека у нас будет сверх-человек. Путин, кажется, обустраивается надолго у кормила правления и на высотах власти. Съездив на Афон или посетив Владимирскую Божию матерь в Третьяковке, он услышал или понял что-то, что прояснило его дальнейшие шаги. Аскетическое служение русского царя требует отказа от образа жизни европейского монарха. По-другому не получается.
