Президент и патриарх РПЦ МП вместе посетили Троице-Сергиеву Лавру в день юбилея со дня обретения мощей великого православного святого и великого человека Древней Руси игумена Сергия Радонежского. «Игумен земли русской» остается, вероятно, самым известным древнерусским святым, имя которого связано с героической эпохой в истории Московской Руси и с созиданием настоящей и большой аскетической традиции в лесах и болотах Русского Севера. Не знавшие христианской проповеди города, веси и целые народы получили ее благодаря ученикам Сергия. Они стали повсюду проповедовать и строить монастыри. Некогда Федотов заметил, что у нас колонизация была монастырской – сначала строили обители, а затем земли вокруг них обживались.
Вместе с тем древнерусская святость, которую патриарх назвал образцом для всех русских людей, и сама история Древней Руси до сих пор существуют в режиме прерванной истории. Дело в том, что разлом 17 в., называемый Расколом, отломил новую петровскую Россию от ее древнерусского корня. Порядки и обычаи старорусские были объявлены «дикостью», и в эту «дикость» совсем не хотелось возвращаться. О той эпохе вспоминали разве в связи с Куликовской битвой, которая была символом освобождения от «монгольщины». А что же преемство? Как можно формализовать то, что было в свое время отвергнуто и оплевано – ту самую среду «дикой подмонгольской Руси», в которой жил и существовал знаменитый игумен? Западнический выбор, кажется, поставил крест на той траектории Европы, которая пролегала через Византию и частью которой был Сергий. Правда ли, что существует только бинарная логика: или монгольская «дикость» - или переливание западноевропейской крови в сосуды русского народа?
На этот вопрос можно ответить так: нет, такая бинарность необязательна и да, такой способ есть, однако он довольно сложен. Он означает отказ от реставрации и самоизоляции и установку на саморазвитие и договоропригодность. Вкратце это значит, что надо не реставрировать, а строить, не обижаться, а договариваться и не искать, кто украл у нас, а развиваться и производить смыслы. Это и есть путь Сергия, если смотреть на него под углом примера для народа. Он заключается в трех правилах, извлекаемых из жизни Сергия: неутомимом учении, смирении и созидании. О стремлении Сергия к учению свидетельствует известный эпизод с дарованием ему еще в детстве способности постигать науки, несмотря на «неспособность». Эта установка на преодоление «неспособности» исключительно важна в выстраивании нашей национальной стратегии. Что касается смирения, то в житии 1-й Сергия Пахомиевской редакции есть такой эпизод:
Бе бо обычай добраго и мудраго пастыря: в глубокий вечер исхожааше и обхожаше болныя и посещая братию по кельям, хотя увидети коегождо деланиа; его же слыша бдяща и молящяся, или божественое писание почитающе, или рукоделие безмолвием делающе, от сих тихо отхожаше, благодаряше Бога о нихъ, а его же обрящет неполезно творяща, о семь негодоваше, но с молитвою ударяя, назнаменуя, прохожаше.
Проще говоря, Сергий, даже видя, что кто-то ведет себя неправильно, удерживался от обличения, а реагировал лишь постукиванием в било и молитвой. Когда митрополит Алексей уговаривал его принять епископство, Сергий оказывался, понимая, что власть – это бремя и тяжесть. Он не искал своей корысти, всегда уходя на новое место, если поднимались страсти и интриги из-за власти или имуществ. И наконец, Сергий строил, придумывал, изобретал новые обители. Он разрешил построить инокам баню в монастыре, что ранее считалось «негой», т.е. слишком роскошной жизнью, которая не подобает монахам. Но Сергий понимал, что человек нуждается в заботе, и чистота внутренняя связана у нас сильно с чистотой внешней. Это все-таки креативность и поворот сердца к человеку. Без такого поворота в русском человеке остается холодный бездушный характер.
Путь Сергия, если его правильно понять, есть не просто путь возвращения к исконному пути, а путь строительства будущего. Нам нужно преодолеть комплекс колонизированных аборигенов. Русские – не аборигены, колонизированные Петровскими немцами. В нашем прошлом есть европейские ценности, оформленные как «русская святость», надо только отказаться от мысли о том, что у нас в прошлом одна дикость. В исламском богословии есть такое понятие «джахилийя» (дни невежества). Этот просветительский концепт означает, что было все плохо, но пришло просвещение (Коран и Мухаммед) и началось все новое. В роли просвещения у нас выступает пресловутый западный выбор, заставивший Россию в значительной степени отвернуться от своего древнерусского прошлого.
Солженицын давно написал: «И сегодня в Сергиевом Посаде при стечении верующих идет вечная неумолчная служба над мощами преподобного Сергия Радонежского, — но богослужебные книги, по которым молился святой, мы сожгли на смоляных кострах как дьявольские. И это непоправимое гонение — самоуничтожение русского корня, русского духа, русской целости — продолжалось 250 лет (не 60, как сейчас) — и могло ли оно не отдаться ответным ударом всей России и всем нам?»
К этому нечего по сути прибавить. Когда я думаю о следовании по пути Сергия, мне видится не возвращение в прошлое, а строительство большого и глубокого европейского российского будущего. Но на этот путь надо встать.
