Вчерашнее выступление Владимира Путина на Совете Безопасности по поводу отношений с Грузией демонстрирует, что политическое руководство России адекватно понимает ситуацию и сохраняет здравый смысл. Ключевое слово выступления – «провокация». Когда понимаешь, что тебя провоцируют, стремятся втащить в драку, есть цель не поддаваться, не втянуться, планировать ответные меры так, чтобы не ввязаться в войну.
Надежда на то, что цели понимаются именно так, подтверждается поручением президента по результатам закрытого обсуждения в Совбезе продолжить вывод российских войск с территории Грузии. Если понимать главный интерес России в том, чтобы избежать горячих конфликтов вблизи наших границ и с нашим участием, то было бы прекрасно, если бы наших военных в Грузии уже не было. Они – главный объект провокаций последнего времени. Провокации на линии между непризнанными республиками и грузинской территорией, с точки зрения угрозы конфликта, опасны, но имеют другой статус – не прямой конфликт Грузии и России, а миротворческая работа, санкционированная ООН, то есть «зона возгорания» может быть каждый раз локализована.
Грузинское руководство и силовики пытаются спровоцировать Россию на ошибочные или необдуманные действия, вынудить ее дискредитировать саму себя. Беда в том, что это сделать возможно. Что и в России полно тех, кто и рад был бы «быть спровоцированным», включая и политиков, и военных, которые у нас (а, наверное, и везде) в любом сложном ландшафте видят только линию фронта. Идеология военных и в начале 90-х, и сейчас чрезвычайно проста, и они были бы рады, если бы на месте сложны статусов и международно-юридических проблем был выдан простой приказ – например, вроде того, что «защищаем абхазов и осетин и воюем против грузин».
Обсуждать детали шпионского скандала в Грузии, в результате которого находятся под арестом четверо российских офицеров и четырнадцать граждан Грузии, кажется бессмысленным. Смысл происходящего именно в том, чтобы «активизировать» наших военных, а там можно с большой вероятностью ожидать, что они наломают дров вместе с нашими дипломатами и чиновниками разных уровней, чья квалификация часто плачевна. Поэтому и «удачно», что объект провокаций – военнослужащие.
Грузинскую шпиономанию последнего времени следует обсуждать как политический метод. Наверное, кто-то там даже действительно шпионит, но доказательств не предъявлено, они и не существенны. Развивается шпиономания в жанре политической кампании. Министр внутренних дел Грузии Вано Мерабишвили заявил: «Я считаю, что в Грузии должны начаться обсуждение и активная работа с теми людьми, которые в течение многих лет привыкли и открыто сотрудничали со спецслужбами иностранных государств. Хочу сказать, что число таких людей в Грузии очень большое... Хочу сказать вам, что львиная доля в поражениях, которые пришлось нести Грузии за последние 15 лет, на совести именно грузинских предателей». Враг найден, причем и внутренний тоже.
Понятно, что если предателей много, то и объем для работы внутренних органов – тоже, как и объем власти, строящейся на насилии. Режим Саакашвили, к сожалению, вовсю переживает процесс известного злокачественного перерождения. В России ведь тоже время от времени выплескивается шпионская мода, и мы хорошо понимаем, каких демонов это будит.
В принципе, даже социологически объяснимо, почему Грузия развивается так. Все это естественные следствия национальной и националистической мобилизации. История знает множество примеров мобилизации на основе реваншизма, боли потерянных земель и национализма. Это всегда хорошо работает на временное усиление власти, дальше дракон требует жертв. То, что Михаил Саакашвили идет по этому пути, было ясно еще в 2003 году, но после смерти Зураба Жвании в грузинской власти, кажется, нет никаких сдержек, кроме внешних.
Что же касается внешнего влияния, то поначалу казалось, что революционное грузинское руководство все-таки кое-чему научилось у США. Так, скажем, присоединение Аджарии было возможно только потому, что удалось в риторике и политике разделить руководство республики и ее народ: руководство было объявлено уголовно-преступным, а народ своим. Так удалось снизить риторику аджарской автономии.
В отношении Абхазии – особенно в связи с годовщиной кровавых событий в Сухуми – этого и близко нет. То есть в риторике как бы есть, но она абхазов совсем не трогает, потому что агрессивная и неискренняя. Соображения национальной и военной мобилизации выдвигают в Грузии на первый план мифологию, заменяющую здравый смысл. Здравый смысл требовал бы от грузин не только памяти о жертвах и беженцах-грузинах, но и о жертвах-абхазах, требовал бы оценки националистической политики и практики Звиада Гамсахурдиа, а не только «руки Москвы». Успешная политика требует рефлексии, оценки своих прошлых действий, а не только внешних обстоятельств, которые всегда непреодолимы, когда политика плоха.
И здесь у России есть возможность как-то продвинуться в коммуникации с грузинским обществом и все-таки разделять диктаторское милитаристское правительство и дружественный, действительно братский народ, ни в коем случае не допуская антигрузинской риторики – в этническом и гражданском смысле. Другое дело, что наш опыт в этой части негативный: российское государство ввиду внутренней аполитической (в том смысле, что административно-вертикальной) структуры плохо умеет общаться с народами, с обществом – хоть со своим, хоть с чужими. Но надо учиться, иначе – дела плохи.
Владимир Путин вполне прозрачно намекнул на сомнительную роль США во всей этой истории. Здесь приходится подозревать политику на поддержание конфликтов, которую разные империи в разное время применяли на отдаленных территориях. Потому что если цель – мир и демократия, то следует одергивать «своего сукина сына» не только абстрактно риторически, но и в действии, и не вооружать армию, которая на грани того, чтобы начать локальный конфликт.
Но в любом случае – и России тоже следует заниматься прежде всего собой и анализом своей политики, хотя и понимая внешние обстоятельства и риски. Главный риск для России – это вовлечься в горячий конфликт, который оттянет силы от решения внутренних проблем, потребует милитаризации власти и надолго снимет с повестки для задачи модернизации экономики, общественного уклада и демократизации.
