22 ноября (нов. ст.)1605 г.в столичном Кракове на площади Рынка в двух соседних домах – ксендза Ферлея иМонтелуппи – состоялась торжественная церемония бракосочетания дочери сандомирскоговоеводы Ежи (Юрия) Мнишка – Марины и царя Московского Дмитрия Первого.
Церемония это былаво многом своеобразна, ибо сочетала в себе противоположные, по сути, вещи:публичность и приватность. В самом деле, все было весьма приватно – ибопроисходило в частных домах, а не в Вавельском замке и не в кафедральномкостеле. И, с другой стороны, - публично, ибо присутствовали на нейсоответствующие персоны.
Вот они: король РечиПосполитой Сигизмунд Третий, его сын Владислав (будущий король Владислав Четвертыйи несостоявшийся русский царь Владислав Первый, которому присягнет Семибоярщинав 1610 г.),шведская принцесса Анна – родная сестра Сигизмунда, лютеранка повероисповеданию, папский нунций Клавдий Рангони, представители, как бы сейчассказали, дипломатического корпуса, знатные польские и литовские сенаторы,канцлер Великого Княжества Литовского Лев Сапега, краковский кардинал БернгардМацеевский, который и должен был проводить церемонию венчания, а такжепридворные поэты и прочие подобающие случаю лица. Не было только одного –виновника торжества, русского царя Дмитрия, совсем недавно победоносновступившего в Москву и не имевшего пока возможности покидать свою столицунадолго. Вместо него сторону жениха представлял полномочный посол, прибывший сприличествующей случаю свитой в 200 человек – глава Посольского приказа думныйдьяк Афанасий Иванович Власьев.
Таким образом,бракосочетание должно было состояться в форме in procura, то есть по доверенности – вполне законная ипризнанная в Западной Европе практика, довольно частая при оформлениидинастических браков. Достаточно сказать, что подобным же образом был потом вВене заключен брак между Наполеоном Бонапартом, которого представлял один изего маршалов, и дочерью австрийского императора. В этом случае представительотсутствующей на церемонии стороны как бы выступает от лица своего доверителяполностью, произнося требуемые словесные формулы так, как если бы он сам былнастоящим женихом (или невестой). Важно, что в русской традиции и русском праветакого не было – клятва, произносимая за другого человека, все равно считаласьданной именно тем физическим лицом, которое ее произносило: это проявится,например, в незабвенном 1610 г. при насильственном пострижении в монахи бывшего царяВасилия Шуйского – обеты за него давал князь Тюфякин, которого после этогопатриарх Гермоген упорно считал иноком. Впрочем, к 1605 г. и Москва уже имелаопыт знакомства с этим европейским обычаем. Именно подобным образом – in procura – с участием московского посла Джана Баттистаделла Вольпе (Ивана Фрязина) 1 июня 1472 г. в Риме были обручены Иван Третий,Великий Князь Московский, и Софья Палеолог, племянница последнего византийскогоимператора. Кстати говоря, Софья, как и Лжедмитрий, ранее перешла в католицизм,однако этот факт в обоих случаях на Руси не афишировался – скорее дажескрывался.
Как бы то ни было,задача, возложенная на дьяка Власьева, была вполне прецедентная и он с ней, вцелом, справился, хотя кому-то со стороны это так могло и не показаться.
Итак, дочьсандомирского воеводы подошла к алтарю – она "была убрана драгоценнымикамнями… но более всего отличались жемчужные нитки, вплетенные в распущенныеволосы княжны… составлявшие также корону на макушке ее красивой головки".Марина и впрямь обожала жемчуга – зная это, ее суженый не скупился на подаркипо этой части…
Наступил чередпроизнесения торжественных речей – сперва к собравшимся обратился с краткимсловом Власьев, затем говорил Сапега (представляя короля), его сменили другиеораторы, а в заключение выступил кардинал Мацеевский. Началась месса. Хор запелVeni Creator - и все находящиеся в зале католики преклонили колени (из знатных персонлишь Власьев и принцесса Анна остались стоять, должно быть…)
И вот наступилмомент официальный – неизбежное столкновение русского и католического права. Власьевупришлось отвечать на вопросы, задаваемые "жениху": "Не обещалсяли великий царь кому другому?" – вопрошал кардинал. "Разве я знаю;царь ничего не поручал мне на этот счет", – отвечал на это посол и лишьпосле беспокойных намеков сопровождающих добавил: "Если бы он дал обещаниедругой девице, то не посылал бы меня сюда". Кардинала это вполне устроило– тем более что затем Власьев четко и ясно произнес вслед за ним положенныеслова клятвы от первого лица: "Я.."
И, тем не менее,стороны, участвовавшие в церемонии, придавали ей принципиально разный смысл:для поляков это было полноценное бракосочетание – и в юридическом, и всакральном смысле. Для русских же людей – всего лишь помолвка, допускающаяпоследующее расстройство и требующая непременного полноценного венчания поправославному обряду в Успенском соборе Московского Кремля.
Далее был обменперстнями. "Когда пришлось давать перстни, то посол вынул из маленькогоящика алмазный перстень с большой и острой верхушкой, величиной с большуювишню, и дал его кардиналу, а кардинал надел его невесте на палец, а от невестыпосол взял перстень не на палец и не на обнаженную руку, но прямо ввышеупомянутый ящик". Со стороны эта московитская щепетильность, наверное,выглядела смешною – но Афанасию Власьеву было не до шуток: жизнь в России былачревата всяческим поворотами, и послу важно было не дать повода для обвинениясебя в неучтивом обращении с царицей (и тем более – Боже сохрани! – в попыткахпричинить ей вред колдовством либо небрежением). А по сему – исключалсяполностью физический контакт с будущей царицей – даже на уровне прикосновенияладоней. За 100 червонцев Власьев даже выкупил коврик, на котором во времяцеремонии стояла Марина – чтобы он не остался у чужаков и не стал орудиемколдовства!
Затем было вручение свадебныхсувениров – здесь русские были на высоте: сорок москвитян несли подаркинемыслимой красоты и стоимости, вплоть до "павлина с золотымиискрами", "серебряного пеликана, достающего свое сердце для птенцов",Дианы на золотом олене, а также "большого бюро, произведения немецкого илифламандского мастера, из черного древа, с серебряными вызолоченными фигурами инесколькими каменьями, внутри него были колеса со звоном, а наверху – слон счасами, вставленными в его корпус, и разными вокруг него предметами зверинойловли, что все приходило в движение посредством внутреннего механизма".
"По поднесенииподарков стали садиться к столу". Здесь, однако, возникло предсказуемоезамешательство: Власьев наотрез отказывался сесть рядом с царицей – исогласился на это лишь после крайне настойчивых просьб Юрия Мнишка. Уклонилсямосковский посол и от участия в церемонии мытья рук – не зная, как будетвпоследствии истолкован факт умывания одной водой и вытирания одним полотенцемс царицей. За столом Власьев не ел, почти не пил и затем напрочь отказалсятанцевать с Мариной.
Еще один тонкиймомент имел место, когда, подначиваемая отцом, Марина на глазах у всех"бросилась к ногам" Сигизмунда в припадке благодарности – впрочем,ситуацию разрешил сам король, не забывший об этикете: быстро поднявшись сосвоего места, он поднял русскую царицу на ноги, затем снял шляпу и произнесдовольно проникновенную напутственную речь – чем инцидент и разрешился.
Уезжал с пира Власьевв королевской карете – Юрий Мнишек провожал его до крыльца. В общем, всезакончилось почти без недоразумений – впрочем, некоторые дворяне из посольскойсвиты перепились и вообще "ели очень грязно, хватали кушанья руками изблюд". При этом – сами же и пострадали: "потому, что наши негодяи",– писал об этом польский свидетель, – "поотрезывали у них ножи, покрали уних лисьи шапки и две, кажется, шапочки, усаженные жемчугом, но посол приказалсвоим молчать".
23 ноября Власьевбыл с официальным "ответным визитом" в Вавельском замке у короляСигизмунда – здесь все прошло в традиционных рамках русско-полькихдипломатических прений: нескончаемые споры о правильном титуловании главгосударств, неконкретные взаимные обещания по части борьбы с турками… А затем,уже после отъезда Марины из Кракова в отцовский Самбор, дьяк Афанасий вкачестве посла соседней державы принял участие в еще одних свадебныхторжествах. На этот раз женился сам Сигизмунд Третий – вторым браком наКонстанции Австрийской. Здесь у Власьева уже не возникло серьезных протокольныхзатруднений…
Покинуло веселыйКраков русское посольство 18 декабря по новому стилю.
