Последние недели меня не оставляет ощущение лжи, все больше пропитывающей отечественную политическую риторику.
После Беслана Владимир Путин сообщил, что нам объявлена война. Теперь это уже превратилось в общее место. Наш противник до сих пор остался неназванным, скрываясь под достаточно абстрактным псевдонимом «международный терроризм». Но террор - это инструмент, а не цель, что вполне подтвердил и президент. Он даже попытался обозначить цели: оторвать кусок от нас, мол, хотят. Субъект «хотения» (явно не намного более похожего на цель, чем сам теракт) тоже остался не прояснен.
Но дело не в субъекте; предполагаю, что его еще просто не назначили, посмотрят, как кто из мировых игроков будет себя вести, тогда и определятся. А пока эту неопределенность можно очень хорошо продавать, устраивая соревнование: кто же выкажет нам большее сочувствие и меньшее осуждение.
Ложь в том, что никто нам в августе-сентябре 2004 года войны не объявлял. Ничем принципиальным трагедия Беслана не отличается от трагедии «Норд-Оста» или Буденновска. Единственное – все стало еще страшнее. Не больше нового и в московских взрывах. Вот подобных взрывов самолетов до того у нас вроде бы и правда не было, но каждая из террористических технологий когда-нибудь да применяется впервые.
Для того, чтобы дистанцировать происходящее сейчас от прошлых волн терактов, применяется фигура умолчания о чеченской проблеме. В речи после Беслана она не упомянута ни разу, в речи на расширенном заседании правительства – размазана среди социально-экономической проблематики Северного Кавказа.
Но в докладах прокуратуры все равно всплывает Басаев (а заодно с ним и Масхадов). И строить цепочку к «Аль-Каиде» придется через все тех же известных всем нам персонажей, с которыми у нас уже 5 лет как идет… нет, не война.
В свое время наши власти делали все, чтобы избежать этого слова. При том, что оно дало бы хоть какие-то юридические рамки происходящему. Можно было придумать какой-то другой юридический статус… Проблема в том, что это бы каким-то определенным образом связало бы нам руки, а пока там идет непонятно что, действовать можно непонятно как.
За эти годы многое изменилось. Войну стало возможно провозгласить потому, что идет она непонятно где. К тому же общество и правящий класс куда больше, чем 5 лет назад, готовы санкционировать вполне легальное ограничение его прав (говорят, что если к мышьяку приучаться с малых доз, постепенно из увеличивая, он перестанет быть ядом для данного организма).
Но откуда вдруг идея провозглашения войны пришла в кремлевские головы? Единственное, что можно сказать определенно: не с Кавказа.
В науке принято различать разные типы менеджеров. Одни предпочитают подобрать команду профессионалов и делегировать им максимум полномочий, оставив за собой определение стратегии и четкие процедуры контроля, другие любят во все вникать сами, проявить себя лучшим экспертом в каждой из областей. Одни пытаются наладить ровный ритмичный процесс, планируя развитие, другие надеются на мобилизацию всех возможных рабочих ресурсов в ситуации катастрофы – или ощущения таковой.
По последней классификации президент и его команда очевидно относятся ко второму типу. Уже в начале 2003 года Владимир Путин стал говорить о необходимости постановки масштабных задач, а не развития «медленным шагом, робким зигзагом». В Послании 2003 года Федеральному Собранию прозвучали две ведущие ноты: необходимость консолидации всего и вся и огромное количество угроз, перед которыми мы стоим (Маша Гессен тогда назвала свою колонку об этом послании «Президент страха»).
Для чего нужна консолидация да еще и в ситуации обступающих угроз? Для мобилизации. Для того чтобы страна могла совершить «большой скачок», а не плестись нормальным темпом. Для того чтобы меньше было тех, кто сомневается в правильности направления и форм движения.
Дальше вопрос уже был в том, как использовать происходящее для того, чтобы этой мобилизации добиться. Атакой на ЮКОС (в которой явно сошлись самые разные цели и интересы) власть дала знак: наша политика не зависит о толстосумов, и вообще мы с народом (а значит, и народ должен быть с нами). Заменой Касьянова на Фрадкова ознаменовали переход от постепенного развития к готовности делать резкие движения, колебаться вместе с генеральной линией и добиваться эффективности пересаживанием министров со стула на стул.
Серия терактов (когда уже не надо было сохранять предвыборную приглаженность и стабильность) стала хорошим поводом для объявления о том, что мы ведем войну. Со всем отсюда вытекающим: «Все для фронта – все для Победы», «Одной борьбе, единой цели посвящены мы до конца, И мы на фронт и тыл не делим свои советские сердца».
Теперь можно будет говорить не только о неуместности противопоставления частных эгоистических интересов общим, но просто о дезертирстве, «пятой колонне».
Если раньше государственная политика во многом сводилась к маргинализации полюсов, то теперь создается новая, искусственная поляризация. Когда есть «мы» – те, кто вовремя осознал ситуацию войны, «они» – войну объявившие, и немногочисленные идиоты, пока не определившиеся с кем они – с Россией (в смысле – с президентом) или против нее (него). Идет целенаправленная маргинализация нового центра. Это гарантирует обрубание пути к отступлению в сторону взвешенности мысли.
Провозглашенная Бушем борьба с мировым терроризмом тоже пришлась как нельзя кстати. Несмотря на то, что Запад до сих пор остается одним из реальных претендентов на роль «стоящих за» международным терроризмом, антитеррористическая мобилизация Штатов и начавшаяся еще до провозглашения независимости всегражданская борьба Израиля за выживание ставятся нам в пример.
Чужой пример – дело опасное (всегда есть своя специфика), но и полезное (лучше учиться на чужих ошибках). Однако есть важное условие, без выполнения которого вред всегда больше. Условие это – достоверность и полнота информации.
Прежде чем опираться на опыт достаточно жесткого «Патриотического акта» в США, следует принять во внимание, что он оказался самой сомнительной, хотя и оперативной частью реакции на 11 сентября. Куда большую роль сыграло создание (под мощным давлением общественности) комиссии по расследованию 11 сентября. Комиссии, принципиально созданной не из профессионалов, включившей на паритетных началах представителей «правящих» республиканцев и «оппозиционных» демократов. Комиссии, чьи выводы вот-вот реализуются в таких принципиальных отношениях как, например, устройство разведсообщества США.
Прежде чем рассказывать о том, какие меры порой пытаются в Израиле применять против семей террористов, следует узнать, что там есть Верховный Суд справедливости, в который эти самые семьи или сочувствующие им могут обратиться, куда могут обратиться и противники общегосударственного проекта строительства Стены безопасности и т.д. Суд, который в значительной части случаев станет на сторону жалующихся на государство: запретит высылать семьи или изменит маршрут стены.
Верны слова о том, что абсолютное большинство граждан Израиля едины в неприятии террора, в желании ему противостоять, но это не значит, что в стране нет тех, кто этот террор оправдывает – наряду с гражданами Израиля арабского происхождения, состоящими в «традиционных» израильских партиях, в Кнессете вполне присутствуют арабские радикалы, сомневающиеся в праве Израиля на существование и гораздо больше сочувствующие шахидам, чем их жертвам.
Не слишком удачной будет и попытка внедрять, опираясь на израильский опыт, милитаризацию общества. Там-то скорее армия «обобществлена, не существует единой политической позиции «генералитета». Более того, его представители рекрутируются в руководство партий самой разной направленности – от самых левых до самых правых.
Не склонность к мобилизации как универсальному средству, а готовность допустить ее тогда и в той степени, когда и в какой степени этого действительно требует ситуация, в паре с инструментами проверки того, действительно ли ситуация этого требует, наличие многочисленных противовесов желаниям власти, опора на реальную общественную инициативу, которая обязательно время от времени должна власти противостоять, - и делает эти страны настолько прочными и сильными, чтобы отвечать на реальные угрозы.
Мы же, подменяя реальную политику воинственной риторикой, путая понятия и стремясь к мобилизации ради мобилизации, оказываемся в иллюзорном мире с вечно напряженными пальцами на кнопке. А это значит, что руки скоро затекут и перестанут подчиняться мозгу, реальных же проблем и опасностей мы просто не заметим.