29 марта 2010 года два взрыва вмосковском метро снова актуализировали террористическую опасность в нашейстолице. Это не первая атака в столичной подземке. Однако взрывы в центреМосквы (а один инцидент произошел на станции «Лубянка» в непосредственнойблизости от Кремля, администрации президента и ФСБ) – это первый масштабныйтеракт после отмены режима КТО в Чечне (апрель прошлого года), многочисленныхзаявлений о стабилизации обстановки на Северном Кавказе и серии успешных«точечных ликвидаций» лидеров исламистского подполья. Среди тех, кто былнедавно ликвидирован, – Саид Бурятский и Анзор Астемиров. Оба – знаковые фигурыдля северокавказских исламистов. У обоих за плечами опыт масштабныхтеррористических атак (нападение на РОВД в Назрани и наступление на Нальчик),оба были не только мастерами тротила, но и опытными полемистами, проповедниками«чистого ислама».
Снова проблема террористическоговызова России оказалась в информационном фокусе. И хотя трагическиепроисшествия 29 марта 2010 года с точки зрения эволюции террористической борьбыне открыли ничего принципиально нового, они подтвердили несколько важныхвнутриполитических тенденций. Можно даже сказать, усилили их.
К сожалению (не только длягосударства, но в первую очередь и для всего российского общества), власти таки не сумели правильно идентифицировать сам феномен терроризма. Уже не первыйгод представители государства неверно определяют ту угрозу, которая нависла надРоссией, рассматривая ее не иначе, как «бандитизм». Как следствие – непониманиесоциально-политической природы террористической опасности, сведение действийгосударства к борьбе с криминалом. Отсюда и «повышенные обязательства»завершить «антитеррористическую операцию» в два месяца, недооценка сил,ресурсов, мотивации противника. В этом же ряду – и настойчивое стремлениеизменить порядок рассмотрения дел по терроризму либо посредством отмены судаприсяжных, либо путем передачи всех дел такого рода непосредственно в Верховныйсуд РФ, что создает коллизии с Конституцией, поскольку решение высшей судебнойинстанции нельзя обжаловать. В этой связи вряд ли могут считаться случайнымипоследовавшие сразу же после мартовского инцидента выступления многих близкихКремлю экспертов с требованием пересмотреть отношение к смертной казни.
Ключевая проблема здесь в том,что понимание характера современной террористической угрозы подменяется внешнежесткой риторикой. Разве в первый раз мы слышим следующие призывы: «Я уверен,правоохранительные органы сделают все, чтобы найти и покарать преступников.Террористы будут уничтожены»? Именно такую оценку ситуации после трагедии 29марта дал премьер-министр российского правительства Владимир Путин. Не слишкомотличным от него было и мнение президента Дмитрия Медведева: «Мы продолжим и операциипротив террористов без колебаний и до конца. Хотел бы, чтобы этимруководствовались все присутствующие здесь руководители правоохранительныхорганов и специальных служб – без всяких колебаний, до конца». Что-то похожееуже звучало из уст первых лиц страны в 1999 году во время контртеррористическойоперации в Дагестане, в 2001 году после успехов в борьбе с чеченскимисепаратистами, в 2004 году после инцидентов в столичной подземке и захваташколы в Беслане. Однако после этих (по сути своей правильных) заявлений криваятеррористической активности не идет вниз.
Причины такого пониманиятерроризма и террористов понятны. Высшие российские руководители, во-первых,стремились и по-прежнему стремятся максимально упростить идентификациютеррористов, не утруждая себя сложными терминологическими занятиями (чтобырядовому гражданину было понятно). Во-вторых, такое отождествление — результатинформационной кампании времен первой чеченской, когда некоторые восторженныежурналисты и политологи из Европы рассматривали Масхадова и Дудаева как «борцовза свободу и национальную независимость». Отсюда и жесткое противостояние такимоценкам: бандиты они, а никакие не борцы!
Наверное, для рядового гражданинанет существенной разницы между насилием обычного грабителя и насилием поборниковнациональной идеи. С обывательской точки зрения, мотивация самого факта насилия— вопрос, не имеющий никакого практического значения. Иное дело — оценкируководителей государства. Сведение терроризма к банальному бандитизмудиктуется, на первый взгляд, благородной целью — принизить мотивациюорганизаторов и исполнителей терактов, лишить их действия моральногооправдания. Однако при таком подходе игнорируется фундаментальный для любогоуважающего себя государства принцип: любые действия, направленные противединства и целостности страны, прав человека и гражданина недопустимы кактаковые. То есть бороться необходимо не только с набором криминальных методов,применяемых врагом, а с контуром его политических и идеологических целей.
Между тем российской власти ипять лет назад, и сейчас противостоят не безыдейные «бандиты», а сторонникиопределенного идейно-политического проекта (сепаратистского, а затемисламистского). Бесланский теракт сентября 2004 года стал последним масштабнымзнаковым терактом для чеченских национал-сепаратистов, сторонников отделенияЧечни от России и создания самостоятельного государства (сочетающего в себеэлементы светского образования с дозированным «инструментальным» использованиемэлементов исламской республики). После этого на Северном Кавказе в идеологииантигосударственной борьбы (и в терроризме как инструменте для реализации этойидеологии) идеи создания отдельной нации-государства не востребованы. На ихместо пришли лозунги радикального исламизма. Это принципиально изменило характеругроз в проблемном российском регионе. Теперь уже не только Чечнярассматривается как территория войны с российским государством – и даже непросто весь Кавказ. Радикальные исламисты видят свои цели гораздо шире. В этомплане показательны заявления бывшего «президента» сепаратистской Чечни ДокуУмарова о ликвидации «Чеченской республики Ичкерия», превращении ее в один из«вилайетов» Кавказского эмирата, а также объявление «вне закона… названия,которыми неверные разделяют мусульман… этнические, территориально-колониальныезоны под названием «Северокавказские республики…»
Таким образом, исламизацияСеверного Кавказа видится идеологами «Эмирата» только как предварительная цель.А значит, представление о том, что минимизировать террористическую угрозу можновведением на Кавказ трех-четырех дополнительных полков, не вполне адекватно.
В этой связи востребованнымявляется поиск адекватной общим государственным задачам антитеррористическойстратегии России. Во-первых, терроризм сегодняшняя власть понимает каксамодостаточную политическую практику и самоцель, а не как инструмент дляреализации какой-то программы или идеологического проекта. Во-вторых, происходитсмешение понятий (терроризм как публичное использование политического насилия,диверсия, партизанская война, банальный бандитизм, экстремистскаядеятельность). В-третьих, борьба с терроризмом мыслится исключительно каксиловая операция. Но ведь с отменой КТО терроризм как практика не ушел висторию. Между тем, история всех успешных антитеррористических мероприятийдоказала: террористы отступают только тогда, когда битыми оказываются теполитические силы, которые применяют методы террора. Но битыми они должны бытьне в смысле их перемещения в общественные туалеты известного типа, аидеологически.
Терроризм не сможет бытьэффективным, если политические силы, использующие его как инструмент, будутлишены моральной легитимности. Можно вводить сотни КТО, но «мнение народное»(как метко определил эту силу Пушкин в «Борисе Годунове») переломит лучшиесиловые структуры. Не сразу (поскольку терроризм – оружие слабых в том смысле,что у террористов нет ресурсов для фронтальной атаки на ядерную державу), носпустя годы. А для лишения врагов государства моральной легитимности самадержава должна выглядеть более пристойно. Только в этом случае недовольныепойдут вместе с властью против террористов, а не будут рассматривать их как«меньшее зло».
Национальный интерес вгосударстве должен быть выше конъюнктурного пиара (когда ради популярностиможно пренебречь реальными оценками ситуации в проблемном регионе). Терроризмнужно сделать политически и экономически нерациональным. В этой связи населениеСеверного Кавказа должно ощутить выгоду от поддержки и защиты России. Если ониэтого не увидят (а, напротив, увидят нарушение российских же законов и местной,и федеральной властью), то их симпатии вполне рационально (а не по причинеприезда бородатых саудитов) будут на стороне, как минимум, оппонентов власти.
И самое главное условие: любаяантитеррористическая работа должны быть в первую очередь заботой о стране, а нео сохранении выгодных отдельным личностям административно-бюрократических рент.Известный российский историк и общественный деятель Сергей Сватиков (вынужденныйв 1920-1942 гг. жить в вынужденной эмиграции) в своем актуальном и сегодняисследовании «Русский политический сыск за границею» (увидело свет в 1918 годуна «белом Юге»), подводя исторический итог работы царских «рыцарей плаща икинжала», написал: «Боязнь за неприкосновенность личности и за жизнь правящих,боязнь террора преобладала над боязнью за старый порядок».
Следовательно, чтобы нынешняяРоссия, как ее великая предшественница Российская империя, «не слиняла за тридня», государственный порядок надо любить больше, чем начальство. Бояться женадо не террористов (которые лишь инструмент в руках, пославших их), но тойсоциальной реальности, которая их порождает, делает кумирами толпы (иногдаскрыто, а иногда и открыто). Как верно отмечает известный российскийэтнополитолог Тимур Музаев, «силовые методы эффективны только во времяоткрытого вооруженного противостояния. В условиях идеологической, политическойборьбы эти методы не только бесполезны, они, может быть, даже вредны для самихфедеральных властей. Здесь нужны, скорее, меры политические, социально-экономические,но и они бесполезны без реального изменения ситуации на Северном Кавказе. Рядынезаконных вооружённых формирований на Северном Кавказе пополняются далеко невсегда в результате религиозного выбора. Как показывают исследования, естьгруппы людей, которые готовы к открытому сопротивлению власти, но это несвязано с какой-то ваххабитской идеологией и с каким-то единым координирующимцентром. Это, скорее, – люди, поставленные в безвыходное положение. Очень многомолодежи, не находящей себе места в той социальной структуре, котораясуществует в республиках Северного Кавказа».
Говорить о полном элиминированиисиловых методов не представляется возможным. Но они не могут быть единственнымив арсенале средств. Между тем, именно описанная выше реальность делаетвостребованным и экстремистский сепаратизм, и радикальный ислам, то есть теидеологии, которые практикуют такой инструмент, как терроризм. Чтобы успешновыигрывать идеологическую конкуренцию с теоретиками и практиками насилия, нужноменять окружающую действительность. И не с помощью не вполне юридическикорректных механизмов, а за счет институционализации государства. На СеверномКавказе – и не только.
