Прошедший юбилей Победы и то, что вокруг него происходит, включая решения сейма Латвии, принятые 12 мая, дали новые поводы для того, чтобы задуматься над нашей исторической идентификацией и тем, что же из нее следует.
Гипотетически можно себе представить несколько основных вариантов решения этого вопроса:
1) принципиально новое государство, не отвечающее по обязательствам предыдущих, находившихся на той же территории,
2) государство, наследующее избранным местам предыдущей истории (только СССР, Российской империи, Московской Руси, Киевской Руси, даже Великому Княжеству Литовскому, каким то частям каждого из этих образований или причудливым их комбинациям),
3) государство, наследующее всей истории образований, находившихся на территории современной Российской Федерации.
При этом наследование, присвоение всей истории вовсе не означает принятия, “одобрения” всего в ней происходившего. Нынешняя Германия, сознательно наследующая Третьему Рейху, при этом крайне жестко работая с эти наследием, - пример тому.
В интеллектуальных утопиях чаще всего встречаются варианты избранных мест – от позднесоветскоинтеллигентской идентификации с дворянством Российской империи через среднеперестроечного желания вернуться в 1920-е и до совсем уж ретроутопиии Найшуля, пытающегося сконструировать отечественную политическую археструктуру, опираясь на дистиллят Московского Царства.
Кстати, на последней лекции Виталия Найшуля Глеб Павловский рассказал о том, как испугались в США варианта постулирования принципиально нового российского государства или хотя бы юридического отсечения советского периода (как поступили некоторые наши братья по лагерю): долги, договоры и пр. Трудно сказать, в какой степени на нашу историю повлияла позиция заокеанских партнеров, но никакого отсечения не состоялось.
Декларация о суверенитете Российской Федерации была принята в 1990 году. Реальной независимостью она практически обрела после провала августовского путча 1991 года. Формальную – в декабре того же года. При этом, в отличие от других республик СССР, Россия объявила о правопреемстве с СССР, взяв на себя международные обязательства Союза, зарубежные активы и пассивы, место в Совете Безопасности ООН и т.д.
Время от времени кто-то поднимает вопрос об участии в зарубежном имуществе СССР, но сразу же наталкивается на необходимость в связке с этим озаботиться долгами.
Вопрос о преемстве возник, разумеется, и в связи с происходящим внутри экс-СССР. Автоматически российское гражданство получили лишь те, кто на момент принятия соответствующего закона в 1992 году имел в России постоянную прописку. Был ряд поводов, существенно облегчавших принятие российского гражданства некоторыми категориями экс-советских граждан. В принципе это было возможно сделать и не попадавшим в эти категории, но порой достаточно кривым образом - вплоть до необходимости, находясь в России, ехать в республику постоянной прописки и либо принимать там гражданство, отказываться от него и получать российское, либо долго мотаться в поисках справки об отсутствии гражданства этой республика, а потом уже принимать российское. Странности доходили до отказа в признании гражданства у только-только уволившихся из российской армии или до того, что получения гражданства осуществлялось после постановки на российский воинский учет.
Фактически “сплошной” режим приема желающих в гражданство действовал лишь на проблемных территориях (непризнанные государства, государства Балтии). Впрочем, после первой путинской реформы законодательства о гражданстве все осложнилось, а часть выданных ранее документов стала признаваться недействительными. Вторая путинская реформа в этой сфере вновь отчасти ослабила барьеры.
Это отдельная сложная тема, но мы видим, что по отношению к бывшим советским гражданам вопрос решался отнюдь не из целостной концепции преемства.
Ничуть не более логичная ситуация сложилась с историей. Началось с того, что из школьных и вузовских курсов стали вырезаться части, связанные с историей бывших советских республик. Что-то урывочно могло попасть в историю всеобщую, но заведомо перестало считаться историей отечественной. Хотя, если исходить из идеи преемства с СССР, - наша история – это все, что когда-либо было на территории Советского Союза. А дальше уже вновь возникает вопрос, признаем ли мы при этом преемство, скажем, с Российской Империей, а значит, должны ли мы изучать в рамках отечественной истории, например, всю историю Польши до, скажем, советско-польской войны.
Но главные проблемы выявились на стыке истории и современной политики. Россия (как наследник СССР) была среди основных участников Второй мировой войны? Или можно говорить лишь о том, что народ России, как и другие народы СССР, могут себя чувствовать победителями. Если речь идет и о государстве, то тогда Россия же оказывается наследницей все того же Пакта Молотова-Риббентропа, а также всех преступлений, которые осуществлялись СССР.
Тут, правда, надо четко различать политико-юридические и политико-моральные аспекты. С сугубо юридической точки зрения, присоединение, скажем, Прибалтики было вполне корректным шагом, как и ввод войск в Афганистан (в отличие, кстати, от присоединения Западной Украины и Белоруссии). Ничуть не менее юридически корректным было пребывание советских войск в Восточной Европе (в отличие от некоторых конкретных историй – Венгрии 1956 года или Чехословакии 1968 года).
С этой юридической точки зрения, все время до обретения независимости страны Балтии просто были частью советского государства. Правда, поэтому, если Россия признает себя его наследником, она отвечает перед жителями этих стран по всем формальным долгам этого государства.
Что же это за долги?
Как справедливо заметил Путин, произошло присоединение нынешних стран Балтии отнюдь не в 1944 – 1945 годах, после войны произошло лишь возвращение. Другой вопрос, возвращение к какому состоянию. Что такое эти действия с политико-моральной точки зрения? Можно ли сказать, что имели место оккупация, геноцид и т.д.? Думаю, что нет. Значимо отличаясь от оккупационной политики Германии, СССР, присоединив страны Балтии (как и другие территории), сделал их жителей абсолютно равноправными советскими гражданами. Во всех смыслах – включая, разумеется, репрессии против несоветских элит, коллективизацию, разного рода специфически ограничения прав по всем возможным параметрам – то, что прочим советским гражданам к 1940-му году было уже давно известно.
Эта ситуация вряд ли напоминает оккупацию. Это скорее специфический вариант колонизации, в чем-то напоминающий традиционную для России ее версию (в России императорской было чуть больше специфики управления “окраинами”, но не обходилось без нее и в Советском Союзе).
Если исходить из такого взгляда, то за репрессии – самого разного рода Россия конечно, отвечает, но только не перед ныне существующими новообразованиями, а перед конкретными людьми и семьями. Правда, если считать нынешние страны Балтии правопреемниками межвоенных, ситуация выглядит несколько иначе.
Если Россия признает себя наследником СССР, то рано или поздно нам придется выплатить компенсации всем репрессированным советским государством – вне зависимости от того, как сейчас называется страна их проживания. Конкретные механизмы, сроки и порядок выплат – это уже совершенно другой вопрос. Очевидно лишь, что российские граждане здесь вряд ли должны быть на последнем месте – включая семьи “кулаков”, объявленных после плена предателями родины и т.д.
Из той же морально-политической логики, правда, не могут претендовать ни на какие компенсации участники формирований, которые были союзниками фашистской Германии.
Что же до извинений, то опять-таки, если Россия признает себя наследником СССР, то у всех репрессированных можно и нужно постоянно просить прощения. Ничуть не стесняясь это сделать лишний раз. Как этого не стесняются руководители современной Германии, как этого не стеснялся покойный Иоанн-Павел II.
Сложнее с другими странами восточного блока. То, что их режимы вряд ли бы выстояли без советских штыков – правда. То, что они активно помогали и друг другу – тоже правда (вспомним, что вторжение в Чехословакию осуществлялось не без активной поддержки братьев по лагерю). Правда и то, что ситуация режима, который держится на иностранных штыках отнюдь не является редкостью. Поэтому конкретные преступления (скажем, Катынь или то же подавление “Пражской весны”) заслуживают постоянного осуждения и присутствия в нашей памяти именно как наше деяние, а, вот, наличие в Восточной Европе просоветских режимов вряд ли может быть основанием для чего-то большего, чем сожаления.
Глупо пытаться в ответ выставлять ответные счета за участие тех или иных этнических латышей или поляков в революционном движении. Примерно так же глупо, как и попытки принять законодательство Евросоюза о национальных меньшинствах с какими-нибудь оговорками относительно сомнительных мигрантов. Более того, если оселками для проверки уровня законности и соблюдения прав человека в России справедливо считают ситуацию в Чечне, дело ЮКОСа и другие столь же острые проблемы, то таким же оселком для понимания наличия политической воли у Евросоюза как единого образования, присутствия у него единых стандартов и т.д. будет являться именно ситуация с интеграцией в балтийское общество постоянно живущих там неграждан этих стран.
Конечно, по совести, вся ответственность за происходившее в СССР лежит и на тех его гражданах, которые остались на территории других постсоветских государств. И даже не потому, что возглавляет их значительной частью бывшая советская партхозноменклатура.
Их нежелание делить ответственность понятно – ощущение вины (не наказания кем-то, а именно собственное ощущение) очень неприятно. Особенно неприятно, когда ты уже извинился (во всяком случае – если сделал это искренне), а тебя все еще не торопятся простить. Из этого есть очень простой выход – объявить, что я нынешний и я вчерашний – совсем разные люди. Остается этот вариант и перед Россией. Правда после заявления о том, что история начинается с совершенно нового листа рано или поздно возникнет вопрос: насколько можно доверять обязательствам, взятым уже сегодня, не будет ли завтра новый лист так же легко заменен каким-нибудь новейшим?
См. также:
