Здесь гораздо меньше похищают людей. В разы меньше. Честное слово. Ну, буквально пару-тройку человек в месяц. Вот, «Мемориал», который все это непрерывно считает, зафиксировал всего девять похищений с мая по август. И из этих девяти человек всего двое исчезли. Остальные нашлись тем или иным способом. Нет, «Мемориал», конечно, не все знает – какие-то похищения семьи предпочитают замалчивать – боятся, что только хуже будет. Но, так или иначе, если сравнить сегодняшнюю ситуацию с тем, что было год назад, так это просто праздник какой-то!
И Грозный стал – загляденье. Правда, в последние несколько месяцев строительные работы что-то приостановились. Те дома, что в середине лета стояли в лесах, так и стоят. Видимо, финансовые проблемы – очередной порции денег из Москвы не завезли. Зато число портретов всенародно любимого Рамзана Кадырова продолжает неуклонно расти – хотя казалось, расти уже некуда. И эти портреты не устают радовать глаз своим разноцветием и разнообразием. Лозунгов тоже прибавилось. Все они ностальгически советские. Простые и звучные «Рамзан, мы с тобой!» были недавно дисквалифицированы в силу излишней фамильярности и сменились изречениями о курсе президента, созидательном труде и многочисленными цитатами из Кадырова Р.А. про родной народ, родную землю, необходимость учиться и работать, мирно созидать, ну и, конечно, сохранять в здоровом теле здоровый дух.
В местных новостных программах Рамзан уже давно стал главным героем. Но теперь телевизионщиков, похоже, совсем зашкалило. Семь сюжетов в вечернем выпуске – и в каждом «наш дорогой президент». Одет то в спортивную куртку-«олимпийку» (это на совещании с собственными, облаченными в строгие костюмы, министрами), то в кожанку поверх майки, то в приталенный пиджак поверх футболки… Красота. О том, что ровно сегодня в Грозном в двух шагах от федерального блок-поста неизвестные обстреляли милицейскую машину и убили молоденького, девятнадцатилетнего милиционера, делатели новостей не заикаются. Зачем? Долой негатив! Нам нужны только хорошие новости! А хорошие новости все, как одна, связаны с президентом. А как же иначе?
В магазинах, кафе, даже в офисах общественных организаций – любовно обрамленные фотографии Кадырова. В госучреждениях, школах, больницах – тем более. Похоже, люди их рассматривают как подобие охранной грамоты. Лояльность лучше демонстрировать. Даже если не спрашивают. Просто на всякий случай. Так спокойнее. Все построились в шеренги – учителя, врачи, общественники, рабочие, служащие и люди творческих профессий. Шаг влево, шаг вправо, может, и не обязательно карается расстрелом. Но пробовать никто не решается. Местные правозащитные организации, которые раньше спонтанно устраивали пикеты и митинги, по нынешним временам все зарегистрированы, официально оформлены и квартируют вместе с журналистами в Доме печати – стильно, даже роскошно, отстроенном заново на прежнем месте в центре города. А публичные действия проводят по согласованию с правительством. Вот матери пропавших недавно заикнулись, что они в Москву собираются с акцией протеста. Власти не одобрили - и они не поехали: «Нам же здесь жить».
На площади Минутка милиция останавливает движение, чтобы пропустить колонну – под вой сирен Кадыров со свитой возвращаются в Центорой. Глядя вслед несущимся на бешеной скорости «иномаркам», таксист рассказывает, что, пока этим летом был в Москве на «шабашке», соплеменники свозили его на Кутузовский проспект, где у Рамзана Кадырова, оказывается, московская квартира. То есть не квартира, а целый этаж. И когда Рамзан туда подъезжает, то всегда передвигается такой же кавалькадой – с сиренами и мигалками – и люди думают, что это Путин. Даже гаишники так думают. Вот он какой, чеченский президент, – еще российскому даст фору! Кстати, портреты Путина здесь тоже встречаются, хоть и гораздо реже, чем изображения Рамзана. И Путин на них почему-то очень молодой, почти рамзанов ровесник, а улыбка добрая-добрая...
Жизнь в Рамзанлэнде идет своим чередом. Пьяненький знакомый, – бывший боевик, бывший гаишник, а по нынешним временам – простой безработный, – в подробностях пересказывает, как относительно недавно его замели чеченские правоохранители. Пытали током и спрашивали, где находится Доку Умаров. А он бы и рад сказать – руки привязали, под ногти мизинцев иголки загнали, и заряд пропускают, – тут любой соловьем запоет!, – но он же этого Умарова в жизни в глаза не видел. И вообще, с 2001 года ни в чем не участвовал. Еще с тех пор, как попал в селе, в предгорьях, зимой под зачистку и, спасаясь от федералов, нырнул в речке в прорубь, зажав в зубах кусок резинового шланга. Так и сидел под водой, дыша через трубку, пока военные не прошли. Его трепетные надежды, что телогрейка и в ледяной воде греет, почему-то не оправдались. Когда выбрался на поверхность, уже ничего не чувствовал. Хорошо, какая-то старуха поблизости оказалась, ахнула, поволокла его к себе в дом, оттирала спиртом, керосином… В общем, после этого охота воевать куда-то пропала. Он так и пытался стражам порядка объяснить, но они не верили, сволочи. К счастью, нашлись знакомые со связями, и вытащили через несколько часов. А то бы… Нет, даже думать об этом не хочется.
Неожиданно впервые за многие годы в город приехал Сергей Ковалев – выступить в местной библиотеке. Ковалев – олицетворение «принципиальной оппозиции» – стоит вторым номером в федеральном списке партии «Яблоко». На Северном Кавказе он должен встречаться с избирателями. Сам при этом уверен, что партия в Думу не пройдет, но «главное - это не выиграть, а делать, что дОлжно». А дОлжно писать законы «на будущее», влиять на общественное мнение, набирать критическую массу сторонников, демонстрировать нелегитимной по сути власти, что протестные настроения растут и существует альтернативная политическая жизнь. В общем, повторять опыт польской «Солидарности».
В начале первой войны Ковалев сам чуть не погиб в Грозном под бомбежками, и пока еще работала телефонная связь, каждый вечер сообщал о происходящем прессе. Телефонные репортажи Ковалева ежедневно транслировались НТВ на фоне его фотографии. С тех пор про так называемую «группу Ковалева» в Чечне знает каждый. Добро и неравнодушие здесь помнят долго. И, казалось бы, прийти послушать Ковалева должны сотни людей. Но в аудитории едва набирается тридцать человек, и почти все они – члены местной «яблочной» ячейки. Складывается впечатление – чеченские «яблочники» не хотели пускать Ковалева «в народ». Слишком резкий оратор. Прямолинейный. Может, не ровен час, наговорить чего-то и о «святая святых», о самом Рамзане. А кому нужны неприятности?.. Так что встреча со знаменитым «защитником Чечни» проводится в сугубо узком кругу, без посторонних.
Вечером, после мероприятия, Ковалев выходит на центральную улицу города, ничего не узнает, растерянно смотрит по сторонам. В конце концов, просит провести его по «местам боевой славы», в первую очередь – к Рескому, в здании которого он провел немало времени во время штурма города, под жесточайшим обстрелом. Услышав, что от Рескома не осталось и следа, Ковалев предлагает все же подъехать туда, где он раньше стоял… Машина трогается и, вот, я уже указываю рукой на памятник Кадырову-старшему – огромный черный человек на высоком черном постаменте; на голове папаха, в одной руке четки, другая в кармане: «Сергей Адамович, примерно здесь…»
Пока Ковалев недоуменно глядит перед собой, водитель бормочет: «Ага. Были в городе «три дурака», а стало четыре». Под «тремя дураками» в Грозном традиционно подразумевают памятник «Дружбе народов» на одноименной площади, – застывшие в камне русский, чеченец и ингуш в свое время, якобы, принесли на эту землю советскую власть, будь она неладна!.. Оказывается, монумент «первого президента Чеченской республики, Кадырова Ахмада-Хаджи», уже проходит в качестве «четвертого дурака»? Ну что ж, значит теперь можно от «Трех дураков» пройти к «четвертому». Или наоборот. В зависимости от направления движения. В любом случае, шагаешь себе, никуда не сворачивая, и через пятнадцать минут уже на месте.
Осмотрев еще и дом на улице Красных фронтовиков, в котором ночь за ночью вел с коллегами философские разговоры под отчаянную канонаду («в подвал не спускались… как-то это казалось негероически…»), никем не замеченный Сергей Ковалев покидает Грозный. Говорит, что вернется. Может быть, через месяц. Но стоит ли? Как там тянул нараспев Галич, обращаясь к призраку польского гуманиста, погибшего в фашистском концлагере? «Не возвращайтесь в Варшаву, я очень прошу Вас, пан Корчак. Не возвращайтесь. Вам стыдно будет в этой Варшаве».
Одна моя подруга, почти не выезжавшая из республики все годы войны, даже в самое жуткое время, впервые в жизни задумывается – и даже заговаривает! – о том, что отсюда пора уезжать.
На войне было страшно. Очень страшно, кто спорит? Но бежать от страха унизительно. И важно оставаться со своим народом.
А сейчас – другое дело. Сейчас противно до тошноты. И жить в этом просто невозможно, неприлично.
И уж совсем недопустимо, чтобы так росли дети. Ведь от обстрела и бомбежек можно было их спрятать, попытаться уберечь – а от плакатов, портретов, телевизора, непрерывного лизоблюдства, подхалимажа и лицемерия никуда не спрячешься. В школах задают сочинения про Кадырова и устраивают среди учеников конкурсы работ на тему «Рамзан Кадыров – герой нашего времени».
Чеченские поэты, когда-то писавшие хорошие лирические стихи, увлеченно сочиняют оды Рамзану. Их даже не заставляет никто. Они по собственной инициативе, по собственной воле.
И это, наверное, самое невыносимое.
