Русский марш, который, как и все у русских, оказался недостаточно хорошо организован, буквально на следующий день плавно перешел в гораздо более организованный Курбан-байрам. И хотя данное последнее празднество вызвало некоторые затруднения в движении транспорта в Москве и в Петербурге, «глобальных заторов удалось избежать». Всего в утренних мероприятиях в Москве участвовали около 170 тысяч человек, а в намазе – 80 тысяч человек, что на 20 тысяч больше чем в прошлом году. (Не нужно быть хорошим счетоводом, чтобы составить нехитрую арифметическую, а то и геометрическую прогрессию, что будет через год, через два, через три….)
Известно, что последний и единственный раз столько собирались в Москве под лозунгами «Да здравствует Ельцин, долой КПСС» как раз перед распадом СССР. Но вообще-то «Курбан-байрам прошел в Москве и Петербурге почти образцово, без пробок и жестоких сцен». Конечно, проблемой по-прежнему оставалось необходимое по сценарию ритуальное убийство баранов, но и здесь собянинские и полтавченковские власти проявили чудеса администрирования. Мусульманам, по сообщению «Коммерсанта», для жертвоприношений выделили специально оборудованные производственные базы. Так что все, за исключением разве что баранов, остались вполне довольны.
Безусловно, в вышеприведенном абзаце читатель вправе углядеть изрядную долю запрещенного 282-й статьей «возбуждения ненависти либо вражды, а равно унижения человеческого достоинства» по отношению к социальной группе мусульманских верующих. Что автор хотел сказать, глумливо повторяя невинно лояльные фразы из российских СМИ? Что Россия – это Атлантида, погружающаяся в пучину инородчества? Что сам по себе массовый Курбан-байрам в европейской столице, ранее пропагандировавшей космические достижение и народные стройки, в которой и православный Крестный ход-то проходил стыдливо, суть откат к суевериям и мракобесию? Что это за «базы» такие, где совершаются средневековые жертвы? Ох, на самом деле, боюсь, именно это он, автор, и хотел сказать. И, честно говоря, не очень понимает, как это можно как-то иначе интерпретировать.
Возьмем пресловутое мясоедское жертвоприношение, о котором автор совершенно ничего не слышал первые сорок лет своей жизни, будучи сначала пионером, потом комсомольцем, потом диссидентом, и о чем совершенно не жалеет. Конечно, и в нем можно узреть изрядный гуманистический урок. Все ж, согласно религиозным канонам, библейский Авраам не зарезал сына своего Исаака, а Ибрахим из Корана не зарезал сына своего Измаила, что и празднуют ныне добрые верующие.
Вместо того и другого, как известно (хотя «известно» - тут очень странное выражение), Бог (Аллах ли или Саваоф) послал им барана, и кажется, что еще при этом несколько упрекнул незадачливых папаш, что они так уж послушно поддались повелению чьего-то (и еще неизвестно чьего) голоса. Во всяком случае, так эту ситуацию трактовал, в частности, Кант. Но не будем вдаваться в нагромождение смыслов вокруг явного абсурда, что вообще надо кого-то зарезать, чтобы доказать верность вере. Ибо философов хлебом не корми - дай поумствовать над несообразным. Важно другое. Для древнего человека замена сына на барана в акте жертвоприношения действительно есть нравственный наглядный урок. Бог как бы говорил: не сына режь, но барана, раз уж ты сам такой баран-фанатик, что тебе надо кого-нибудь зарезать! А человек готов был зарезать сына! Но для современного, прошедшего школу атеизма постсоветского гражданина, сама идея жертвенного убийства в мировоззренческом контексте - огромный шаг назад.
Ведь он, помнящий о войне с фашизмом и осудивший сталинские репрессии, и еще не вполне понимающий, что его ждет впереди вместе с надвигающимся на него диким капитализмом, изначально прекрасно понимал, что убийство во имя идеи – это зло. Ему не требовалось дополнительной мистерии и святочных картинок, чтобы это объяснить.
Зло – убийство человека, но зло так же и убийство животного, если оно совершается с целью идеологической демонстрации, и многие культуры идут к этому. Однако теперь, на двенадцатом году третьего тысячелетия, современный ислам, инфильтровавшийся в нашу общественную жизнь вместе с неконтролируемой миграцией, вместе с государственной терпимостью к религии вообще, вместе с потаканием православию, в свою очередь заменившему «научный коммунизм», декларирует: ты убей хотя бы барана! А потом… ты может быть убьешь человека.
Преувеличение? Не знаю. Но факт в том, что верующих все больше, а людей убивают слишком часто. Тем более, что в мире нет навечно зашитых во вселенский BIOS нравственных аксиом. Нравственность - это всегда творчество. Древний человек творил гуманизм, преодолевая закон естественного отбора, поскольку нравственность противоречила естественному отбору. А более гуманный человек современности, вынужденный заботиться об инвалидах и стариках, который придумывает какие-то пандусы в автобусах, может только сотворить прямо противоположное.
Любопытно, что в более старом христианстве и его русской версии – православии, уже нет жертвоприношения как ритуала, есть только нравственный урок из притчи об Аврааме и Исааке, он описывается словами, проецируется в культуре. А в более молодом, аж почти на тысячу лет, исламе жертвоприношение остается буквальным, наверное, потому что оно еще не до конца канализировано в мораль и культуру. Но это проблема ислама и проблема мусульман как социальной группы. Почему она сегодня должна становиться проблемой культуры и быта центральноевропейских русских?
Почему да почему… Дурацкий вопрос.
Да потому что они приехали сюда. Потому что их сегодня столько-то, а завтра будет в два раза больше, а послезавтра – в четыре. Потому что наши правители – слабые люди. Потому что грядет великое переселение народов, а мы падаем в демографическую яму. И тут можно быть хоть самому стопроцентным космополитом, либералом и интернационалистом, но как это объяснить социальной среде, которая и не космополитична, и не либеральна, и не интернационалистична? Которая режет баранов и ходит на марши? Которая формируется по принципу землячеств? Тем более, что в культурном столкновении цивилизаций на длинных дистанциях обычно выигрывает отсталая – об этом еще и Коппола в «Апокалипсис сегодня». Охлос обычно выигрывает у интеллигенции.
В мистических традициях черпает силу шовинизм. Стенка на стенку идут богоизбранные. И я думаю, тут только один выход, один выход самосохранения – нам снова вернуться к зубодробительной религии советских русских – к государственному атеизму и полному бескомпромиссному отделению религии от государства, для чего, если надо, то и пожертвовать безликим, безвольным и неконкурентоспособным православием. Вместе мы сможем жить только соблюдая общие светские нормы под надзором господина полицейского.
