Парламентские выборы, состоявшиеся 18 сентября, показали, что российское общество достаточно однородно, если судить о нем с точки зрения одобрения действий властей. Именно с этой точки зрения обычно его и рассматривают политологи.
Между тем в этом обществе существуют противоречия и можно выделить сразу несколько групп, преследующих различные интересы, считает аналитик «Полит.ру» Василий Измайлов.
«Мы уже, наверно, подвели все возможные итоги всех возможных выборов, хотя время от времени в информационном пространстве всплывают какие-то факты, явления или события – вот сейчас, кажется, в Красноярске намечается какая-то история. Однако, наверно, в общественном сознании избирательная тема уже отходит на второй, если не на третий план. Что естественно и правильно, но не отменяет наших размышлений по поводу того, что происходит в нашем обществе и какие реальные противоречия заключены в с виду, в общем-то, бесконфликтной спрессованной массе того, чтобы можно было бы назвать коллективным одобрением действий власти.
Опять-таки, мне не хотелось бы выступать в качестве скептика, хотя это естественная позиция всякого, извините за плохой русский язык, мыслящего субъекта. Мне не хотелось бы выступать в качестве оппозиционера – потому что это позиция неконструктивная, а очень хотелось бы конструктива в мире, который вокруг нас. Мне не хотелось бы выступать и в позиции человека, который обращает внимание читателя неким указующим перстом на то, что осталось вне его, читателя, внимания «А вот видите!», а потом, через какое-то время, торжествует и потирает руки: «Я же говорил!» Тем не менее, мне кажется, всякое событие существует для того, чтобы в нем разбираться.
Даже такое яркое явление, как наши выборы, оставляет очень, очень много вопросов и очень много поводов к тому, чтобы разбираться. И главным, наверное, является вопрос о том, что же дальше. Что дальше – не в смысле того, как поведет себя политическая система под давлением обстоятельств, в которых она находится (хотя это тоже важно). А «что дальше» в смысле как дальше будут развиваться те события и реализовываться те тенденции, которые уже есть в обществе на сегодняшний день.
Как не только я и мои коллеги, а все, наверное, уже много раз говорили, и как люди, даже очень далекие от политических и избирательных вещей, уяснили, наша система политических акторов очень закрыта. Закрыта, как будто бы над ней развернули какую-то защитную маскировочную сеть. И мы, даже когда смотрим на нее, зачастую не видим того, что видеть надо бы.
Говорю я это вот для чего. Следующие выборы, будь они муниципальные, региональные или федеральные, с неизбежностью выведут на политическое пространство представителей тех реальных сил, которые, в силу каких-то обстоятельств, «не сыграли» в 2016 году. И эти политические силы объективно недовольны тем, как разворачиваются события сегодня. А говоря простым прагматическим языком, они недовольны той хозяйственной системой, которая в силу неких условий игнорирует их интересы. И это, на мой взгляд и есть тот ключевой критерий, по отношению к которому и следует сегодня, спустя какое-то время после выборов, рассматривать содержание нашего политического процесса.
Но поставить вопрос и ответить на него – не совсем одно и то же. И здесь я ни в коем случае не могу претендовать на академическую серьезность и какую бы то ни было исследовательскую полноту. Однако какие-то общие соображения на эту тему, как мне кажется, будут полезны, поскольку могут исследовательским коммьюнити и всем тем людям, которые так или иначе занимаются этой проблематикой, сделать какой-то шаг в этом направлении.
Как мне представляется, мы имеем дело с двумя достаточно разнородными массивами несогласных, каждый из которых объективно не может быть удовлетворен существующим хозяйственным положением.
Первая группа тут на поверхности – это то, что называется «белые воротнички», то, что называется «Болотным протестом», то, что обозначается как московский (а может быть, уже и не только московский, но и питерский, и самарский, и екатеринбургский) образованный слой. Здесь не нужно говорить много и подробно – во-первых, потому что наши читатели в большинстве своем, я думаю, принадлежат к этой группе, а во-вторых, все понимают, о чем идет речь. Тем не менее, протест 2011 года странным образом, что называется, слился, и виной тому не какие-то серьезные содержательные действия ответственных людей, которые хотели бы этот протест обуздать и ввести в рамки, а что-то совсем другое.
Глупо говорить о том, что один какой-то человек, в частности, ваш покорный слуга, знает объяснение того, почему это произошло. Но на самом деле, объяснение у меня есть. И оно таков: 2011 год – это было время относительно тучное, и финансовая состоятельность «белого воротничка» или «московского образованного человека» была существенно выше, чем она осознает себя сейчас. Обстоятельства последнего времени, связанные не столько с «крымским консенсусом», не столько с общественной консолидацией, а связанные именно с уменьшением количества свободных денег, привело к тому, что человек этот не то чтобы обеднел, но снова почувствовал свою зависимость от государства, которое являлось и является первичным социально-экономическим оператором.
Годы относительного благоденствия, как мне кажется, часть людей отучили от этого ощущения, а часть людей просто подросла, не помня, что такое государство в том виде, в котором оно существовало до 2003-2004 года. И то, что произошло впоследствии, после 2011 года, вполне возможно объяснить хозяйственной кооперацией. Не идеологической, а хозяйственной, когда гражданин говорит: хорошо, государство, мы с тобой договариваемся. Мы заключаем с тобой социальное соглашение по поводу того, что я не выступаю прости власти, а ты, государство, существуешь в предсказуемом хозяйственном пространстве, обеспечивающем меня некоторой – отчасти минимальной, отчасти средней, отчасти содержательной – рентой. Рентой в широком смысле – то есть ты позволяешь мне хозяйственно существовать.
И вот это движение от эмансипации от государства в другую сторону, как мне представляется, – очень существенный фактор того, как развивается наше общество. Это можно называть градациями, это можно называть каким-то иным словом, это можно называть хозяйственным консенсусом. Но, по сути, мы имеем то, что имеем: мы имеем то, что можно было бы охарактеризовать как «хозяйственное отрезвление». Не уверен, что процесс этот позитивен с точки зрения социального дискурса, но он таков. По крайней мере, сегодня он представляется таковым.
Вторая история, совсем не связанная с первой, как мне представляется, носит преимущественно региональный характер. И это – не противоречие условно бедных регионов условно богатому центру. Про противоречие история понятная, она есть, она хозяйственная, и много кто об этом говорил. Наверно, не стоит уже обращать на это внимание. Хотелось бы сказать лишь вот о чем. Я бы говорил о противостоянии, скорее, элит муниципальных и региональных, а может быть – элит муниципальных и федеральных. И здесь, как мне кажется, есть значительно более глубокое содержательное противоречие.
Что имеется в виду? Те люди, которые живут не в столицах, приблизительно понимают, как устроено местное хозяйствующее пространство. Местные бизнесы контролируются не очень большими группами людей, как правило, в той или иной степени связанными с муниципальной властью или находящие с ней в тесном контакте, и содержание деятельности этих групп заключается в том, чтобы всеми возможными средствами удерживать то пространство, которое им досталось. Что, объективно говоря, и является нормальной деятельностью всякого нормального политического и экономического субъекта.
В практическом смысле это означает довольно серьезное и значимое противоречие между своими региональными властями, которые, правильно или неправильно, вольно или невольно, но объективно приводят на территорию чужие деньги, а значит, создают конкурентную среду, и, так или иначе, с федералами, а точнее – с федеральными хозяйственными субъектами, которые занимаются тем, что это пространство колонизируют.
Колонизируют как? Классический пример – это проникновение ретейлеров на территорию. Если вы окажетесь в любом более или менее крупном районном центре, условно говоря, Северного Черноземья, вы увидите, что там есть «Дикси», там есть «Эльдорадо», там есть «Магнит», там есть «М-Видео», и так далее, и так далее, и так далее. Ничего в этом плохого нет – это, наверно, даже хорошо с точки зрения потребителя. Но если чуть-чуть поменять дискурс, поменять точку зрения, вы увидите, что это приводит к фактическому банкротству и трансформации тех элит, которые традиционно держали, так или иначе, этого рода бизнес (как правило – продажный).
И здесь, как мне кажется, зарыто очень серьезное противоречие. Понятно, что в нынешних условиях относительно сильного государства и относительно жесткого администрирования это противоречие не выходит наружу. Но стоит чуть-чуть поколебаться внешней стабильности, чуть-чуть поменяться правилам игры – и мы вполне можем столкнуться с нарождением муниципальной хозяйственной власти, которая будет осознавать себя как местная, а впоследствии – региональная, а позже – и как трансрегиональная хозяйствующая сила. И это то, о чем, как мне кажется, мы никогда не вели речь, говоря о нынешней избирательной кампании.
Роднит обе эти истории отношение к конкурентности и понимание России как рынка ограниченного и слабоконкурентного. Фактически же, если постараться объединять те две группы, которые мы только что описали, и, возможно, какие-то иные группы, мы обнаружим, что речь идет о том, что в смене хозяйствующей модели заинтересованы те хозяйствующие силы, которые будут находиться в положении субподрядчиков глобальных финансовых игроков. Тех глобальных финансовых игроков, которые рано или поздно возникнут как игроки, в том числе и политические, на российском социальном пространстве. А это уже история третья, поскольку интересы этой группы не описываются ни интересами тех элит, которые интегрированы в политическое пространство сегодня, ни интересами тех групп и подгрупп, о которых мы имели возможность говорить выше.
Таким образом, даже при беглом рассмотрении мы видим, что существуют как минимум три больших властных кластера, каждый из которых объективно преследует те или иные интересы в разворачивании социальных и экономических процессов в нашей стране. К сожалению или к счастью, силы эти никак не формализованы и не представлены в формальном или даже околоформальном (для этого у нас существуют малые партии) политическом пространстве в нашей стране. Вполне возможно, что эта формализация и станет содержанием следующего пятилетнего политического цикла», – сказал Василий Измайлов.
