Четыре года назад Москва, Россия, мир постепенно осознавали случившееся. Мюзикл "Норд-Ост", по ходу действия превратившийся 23 ноября 2002 года в трагедию, трагедией и закончился.
Только что рапортовали о "блестяще проведённой операции", о том, что все живы и освобождены. Но вот час за часом стало расти число погибших. Сведения просачивались медленно. Применение газа признали только после того, как об этом заявили австрияки. Освобождённые заложники оказались заперты в больницах – не только от журналистов, но и от родственников.
Требование правды стало одним из главных. Для всех. Для родственников погибших. Для выживших – потому что выданные в больницах "филькины грамоты", где вместо диагноза говорилось, что человек пострадал при террористическом акте, были малопригодны по прямому назначению. Для всех – потому что всех касалось.
Прошло четыре года. Вчера, три часа общаясь со страной, президент Владимир Путин ухитрился ни разу не произнести слово "Норд-Ост". Наверное, вопросов не было. Как, впрочем, и про чеченскую войну, породившую эту московскую трагедию...
Что должно было произойти, чтобы теракт на Дубровке сошёл с повестки дня даже в дни годовщины? Ответ, казалось бы, очевиден: усилия государства оказались достаточны и успешны. Прежде всего – усилия по установлению контроля за политическими партиями и средствами массовой информации, приведшие к коллапсу публичного пространства.
Это также, без преувеличения, успехи следствия и суда. Следствие, сразу оказавшись "на единственно верном пути", уже на этапе накопления материалов исключило все версии, кроме одной: во всём виновны террористы, "органы" во всём правы. Ещё бы: в следственной бригаде, кроме прокурорских, работали сотрудники ФСБ – той службы, что и проводила контртеррористическую операцию, которая, по идее, также должна была стать предметом рассмотрения и оценки. "Конфликт интересов" завершился победой интереса государственного...
Судебные же органы успешно выдержали осаду со стороны заведомого меньшинства пострадавших – тех, кто пытался оспорить материалы и выводы следствия. Эта задача облегчалась тем, что в живых не остался ни один из террористов. Так удалось избегнуть судебных процедур с неизбежной оглаской материалов, которые в нашем случае закрыты до окончания расследования. Точно так же избегли внимания журналистов. В Беслане случайно выжил террорист Нурпаша Кулаев – последствия общеизвестны...
Хоть и прошла годовщина теракта в Беслане, но опубликование седьмой главы альтернативного доклада депутата Савельева обсуждается. А 192-страничная брошюра "Норд-Ост": неоконченное расследование", выпущенная в этом году общественной организацией "Норд-Ост", – нет.
Хотя доклад Савельева – по крайней мере, в этой новой его части, где речь идёт о вещах, в которых его автор не является специалистом, – вызывает гораздо больше сомнений. Здесь ведь не физика горения, а свидетельства живых людей, к которым следует относиться весьма осторожно. Когда эти рассказы противоречат друг другу, приходится отбирать и отсеивать, причём отнюдь не по собственному произволу. Впрочем, когда эти рассказы один в один повторяют друг друга, тоже есть о чём задуматься. При всей кажущейся простоте, "устная история" (равно как и работа следователя, ведущего допрос) – предмет не менее сложный, чем те, которые Савельев преподавал в питерском "военмехе".
В случае же "Норд-Оста" всё, к сожалению, гораздо более просто. Составители доклада – Любовь Бурбан, Светлана Губарева, Татьяна и Николай Карповы, Владимир Курбатов, Дмитрий Миловидов и Павел Финогенов – предъявляют властям очевидный счёт:
"... – власти допустили возможность захвата заложников;
– власти упустили возможность ведения эффективного переговорного процесса;
– власти предприняли штурм с применением химического вещества без учёта негативных последствий;
– власти не обеспечили освобождённым заложникам своевременной квалифицированной медицинской помощи;
– власти не организовали надлежащего расследования обстоятельств трагедии".
Последнее раскрывается шире:
".. . – необоснованные отказы в удовлетворении ходатайств потерпевших;
– неустранимые противоречия в позиции государственных структур, ответственных за проведение спасательной операции;
– непривлечение к ответственности лиц, виновных в трагедии;
– недопуск заявителей в качестве потерпевших на процесс над пособниками;
– неспособность завершить расследование по делу и сделать его результат достоянием гласности"
На тридцати страницах – аргументация, остальное – документы.
Написано про то, что справки о причинах смерти фальсифицировали, переписывали "под копирку". При этом порой значилось, что медпомощь в больнице человеку начинали оказывать раньше, чем он туда поступил...
И про то, что от начала применения газа до оказания медицинской помощи проходили многие часы, хотя каждая минута была важна.
И про сам газ, отнюдь не безвредный.
И про то, что переговоры велись только для прикрытия готовившегося штурма. Всерьёз же попытаться освободить людей таким путём никто не собирался. И тут – ещё одна ложь властей: про то, что требования у Мовсара Бараева отсутствовали или были невыполнимы. У террористов были вполне выполнимые требования: начать вывод войск из одного района Чечни. Переговоры были возможны – пусть для вида, пусть до освобождения большОй или бОльшей части заложников.
Но такая возможность сталкивалась с установкой: не вести переговоры с террористами, не показывать свою "слабость". А дальше – то, что повторялось из раза в раз: массированное и неизбирательное применение сил и средств – с тем чтобы прежде всего уничтожить террористов, а не освободить заложников. Изначальная установка на штурм, на силовое решение.
И даже о "поводе" для начала штурма – о том, что террористы то ли начали расстреливать заложников, то ли заложники попытались прорываться и для их поддержки в здание втянулся спецназ. А ведь те самые двое раненых заложников на момент начала штурма уже три часа как находились в больнице...
Так же было и раньше – в 1995-м Будённовске и в 1996-м в Первомайском. Два штаба, один "для виду" общается с внешним миром, другой – готовит штурм. А потом нам говорят, что террористы-де начали убивать заложников и "спецназ был вынужден втянуться". Именно поэтому так сильны сомнения в том, что штурм школы в Беслане был спонтанным...
Но – скажет читатель – всё или почти всё это давно известно. Более того, сам счёт погибших – пятеро были убиты террористами, а 125 заложников погибли "без пролития крови" в ходе контртеррористической операции, – говорит за себя.
Однако за четыре года эта книга – кажется, лишь вторая попытка общественного расследования трагедии "Норд-Оста".
Предыдущая была инициирована "по горячим следам" Союзом Правых Сил и была, скажем так, частичной. Там были подробно исследованы обстоятельства, приведшие к гибели заложников, выживших в самом театральном центре, – то есть плохая организация первичной медицинской помощи и доставки людей в больницы.
На одном из тогда ещё существовавших ток-шоу Ирина Хакамада заявила Павлу Финогенову, что штурм-де был проведён прекрасно, а вот доставка...
Хотя, замечу, три четверти из общего числа погибших были уже мертвы, когда к ним пришли спасатели, а четверть погибла в результате той самой "плохой организации".
Похоже, здесь в основе расследования изначально уже была концепция... То есть сначала был конфликт с московским мэром Юрием Лужковым, а потом уже – концепция. И был в этом ещё оттенок лояльности власти центральной, которая и действовала в театральном центре...
Или другой пример "расследования" – статья Джона Данлопа, где излагается конспирологическая версия заговора спецслужб, приведшего к захвату заложников на Дубровке (версии, основанной прежде всего на некритическом отборе аргументов, – не буду на ней останавливаться, на этот счёт есть подробная, по пунктам, критика).
Так что "Неоконченное расследование..." – несомненно, важный шаг вперёд.
Но всё-таки – почему? Почему эта тема исчезла из публичного пространства?
Вот, возглавлявший "норд-остовскую" бригаду следователь Кальчук говорит судье: коли не нравится – отмените моё постановление о том, что никого из сильных мира сего привлекать к ответственности не надо. Так ведь никакая судья не отменит его постановление – пусть там в углу хоть чёрт с рожками пририсован!
Правда, ясность, точность никому не нужны.
Я не про власти тут говорю, я про общество. И не про путинскую Россию, а и про ельцинскую – про всю постсоветскую. Полуправда, мрак и туман покрывают все важные, ключевые, переломные сюжеты, начиная с августа 1991-го, через октябрь 1993-го, "Курск" и прочие катастрофы, чеченские войны и теракты. Всё вроде расследовалось, но обсуждения – до кристальной ясности! – не было и нет.
Зависшая ситуация неопределённости, очевидно, устраивает не только власть, но и общество. Это их постоянное со-стояние.
"О время, в котором стоим!" – как говорили чегемцы.
Полуправда выгодна – потому что если назвать вещи своими именами, придётся делать выводы, далеко выходящие за пределы первоначальной темы. Речь идёт даже не о мести массы задетых этой правдой людей и структур.
Весь вопрос в том, есть воля знать – или нету воли знать. Пока такая "воля знать" есть лишь у маргинальных групп, а не у общества в целом – иначе ведь станет явным слишком многое...
Правда страшнее – об этом общество догадывается... но предпочитает лишь догадываться: "и нам не так страшно, и мы не так страшны". Иначе придётся сказать то самое проклятое "Так жить нельзя" – с вытекающими отсюда последствиями.
