Эксперты фиксируют рост забастовочного движения в России. Росстат тут не поможет, зато есть данные в интернете. Кажется, это не просто способ фиксации или механизм самоорганизации, но и новый тип забастовки. Из сети в офлайн: чистая «Болотная». «Болотная» вообще - натурально забастовка не только в этом смысле.
Вы все митингуете в своей Москве, а в России, понимаете ли, пик народного недовольства! Нет, не «кровавым режимом», а так, из-за денег. То бишь пик забастовочной и прочей трудовой активности. По крайней мере, так полагают специалисты из Центра социально-трудовых прав, которые насчитали за первый квартал 2012 года целых 60 с небольшим протестных акций в сфере трудовых отношений. Что на 8 больше, чем в прошлом году, а уж по сравнению с 2008 годом рост и вовсе кратный, тогда число протестных акций, по данным того же ЦСТП, составило 11 штук. А уж к лету, как рассказал автор анализа Петр Бизюков «Коммерсанту», и вовсе может быть зафиксирован пик протестных настроений — там уже и по 50 акций в месяц может быть.
Ширится ли забастовочное движение?
Протестные настроения в целом в прошлом году демонстрировали стабильно высокие уровни и демонстрировали явную тенденцию к росту. ФОМ и вовсе зафиксировал год назад, что число тех, кто способен выйти на протестную акцию, превысило (впервые за годы «стабильности») число тех, кто не готов. Показатель серьезный, но вряд ли говорит о том, что россияне готовы массово бастовать, защищая свои права в споре с работодателем. В тоже время, по данным ВЦИОМ, россияне стабильно полагают, что трудовые права в стране не защищены — так последние полтора десятка лет считает подавляющее число россиян (год назад — 80 процентов опрошенных), примерно половина опрошенных стабильно говорит, что их права вообще никто не защищает.
«Волна народного гнева» или там «дубина народной войны»? Накануне праздника «мира, труда и мая» прямо-таки хочется что-то такое ввернуть из разряда советской антикапиталистической пропаганды.
Центр социально-трудовых прав фиксирует динамику активности с 2008 года — то есть кризисная динамика у него есть и там все логично: в 2008 году все спокойно, но уже в 2009 году — сразу всплеск. Сокращения, увольнения, снижение зарплат, рост недовольства и, как следствие, повышение конфликтогенности между работниками и нанимателями.
В ЦСТП в 2009 году зафиксировали сразу 272 трудовых конфликта на предприятиях, в то время как за 2008 год — только 59. Далее, впрочем, роста активности не фиксировалось — примерно на этом уровне (плюс-минус) число конфликтов было и в следующие за 2009 два года. Но может быть в этом году все изменится? Второй волной кризиса и ростом недовольства налоговым бременем в предпринимательской среде нас пугали, а кто пострадает, если у предпринимателя падает прибыль? Работник с большой степенью вероятности и пострадает.
В Трудовом кодексе установлены де-факто запретительные условия для легальной забастовки. На забастовку нелегальную пойдут далеко не на каждом предприятии, да и работодатель с большой вероятностью опротестует акцию в суде. И будет, скорее всего, победителем. Росстат последние несколько лет фиксирует число забастовок на уровне статпогрешности: по несколько штук в год. Вот и за «рекордный» по ЦСТП первый квартал 2012 года их зафиксировано … 2. В годовом измерении столько же, сколько и в 2006 году — 8 штук.
Когда-то — до принятия нынешнего ТК и его последующих редакций — все было не так. Контрольная цифра: в октябре 2005 года в России Росстат зафиксировал 2565 забастовок. То есть за один месяц (!) на порядок больше, чем в кризисном 2009 году зафиксировал ЦСТП. Там, правда, была всероссийская забастовка бюджетников, но и на фоне иных, более спокойных лет, нынешняя неофициальная статистика выглядит не слишком впечатляющей. 67 «официальных» забастовок в 2003, 80 — в 202. И многие тысячи — опять-таки «официально» - в «пиковые» 1997, 1999, 2004 годы и так далее.
Де-юре или де-факто в России запрещено бастовать нескольким миллионам человек. Сюда относятся госслужащие, включая муниципалов, силовики, бюджетники, транспортники. То есть значимая и наиболее структурированная (в смысле сетевой организации) часть работоспособного населения от участия в забастовках просто исключена. В моногородах и работникам промпредприятий бастовать затруднительно — закон и суд будет не на их стороне, попробуй побастуй.
Да и даже без Росстата можно предполагать, что число забастовок находится на уровне статпогрешности. Это при том, что число недовольных вообще и трудовых конфликтов хотя и падало в «годы путинской стабильности» эпохи второго срока, но явно не до нулевой отметки. И с кризисом их число должно было резко возрасти, а вот число стачек, если и выросло (по ЦСТП — выросло и значительно), то явно не до прежних значений. Куда подевалось прежнее недовольство?
«Интернет-забастовки»
Не полагаясь на Росстат, ЦСТП фиксирует сообщения о забастовках и прочих трудовых конфликтах в интернете. При таком подходе могут иметь место фоновые шумы от общего роста интернетизации населения, омоложения трудовых коллективов (люди старшего возраста вряд ли побегут излагать свои претензии к работодателю в социальную сеть), появления новых методик поиска в сети, наконец.
Например, поиску по социальным сетям и блогам «Яндекса» всего несколько лет, компания его периодически совершенствует и далеко не всегда стремится донести это до потребителя. А такое совершенствование (скажем, за счет включения некоей популярной соцсети в поиск «Яндекс-блоги») может существенно влиять на результаты мониторинга. И это только один фактор. А на результаты могут влиять десятки факторов.
В общем виде ЦСТП фиксирует следующие случаи: организуясь в онлайне люди выходят после в офлайн, бастовать на самом деле. А где-то ведь и просто поговорили, но не бастовали.
А где-то протестовали, но иными средствами и таких случаев за последние годы был не один и не два десятка. Механизм «из онлайна — в офлайн» использовался и в ходе различных многотысячных митингов по всей стране по разным поводам.
Знаете, как это сейчас в столице называется? Это называется «бунт рассерженных горожан», «протест жирных котов» или там «Болотная»: и механизм тот же, и, можно предположить, основания для протеста. «Фейсбук-Вконтакте-Одноклассники-революция» локального масштаба. Только форма протеста другая.
«Забастовка» нового типа
Есть нюанс: в последние годы для такого протеста характерны две вещи, отличающие его от стандартных забастовок. Во-первых, он все чаще структурируется не по принципу отдельно взятой группы, а проблемно, даже когда проблема в узком понимании вполне «забастовочная». Протесты в Калининграде и Приморье против ограничения ввоза иномарок или митинги рыболовов-любителей «за бесплатную рыбалку» — это же натурально забастовочный протест.
Причем, к такому протесту присоединяются не только сами потерпевшие, наболело-то у многих и по разным поводам. Людям стало (раньше тоже понимали, но в условиях «стабильности» осознание усиливается) ясно: чем больше протест, тем меньше риски отдельного протестующего, а потенциальный эффект может быть больше.
Впрочем, в случае протеста работников отдельно взятого предприятия массовость может быть достигнута преимущественно в условиях какого-либо моногрода. Когда к бастующим подключаются семьи и получается массовый митинг протеста, сложнее поувольнять зачинщиков забастовки, а остальных запугать, пользуясь решением суда. Это продемонстрировано было в Междуреченске Кемеровской области после аварии на шахте Распадская или в ходе протестов в Пикалево.
Второе: такой «экономический» протест обречен на «политизацию». К нему неизбежно подключается «политическая оппозиция» того или иного толка, на него вынуждены реагировать власти. Хотя бы потому, что рассерженные граждане апеллируют именно к ним — они либо прямо, либо косвенно виноваты.
Причем стандартная реакция властей роднит протесты что шахтеров, что «иномарочников», что «болотную публику». Их стандартно обвиняют в корыстном умысле, а протест называют не естественным, а инспирированным извне. Губернатор Кемерова Тулеев увидел в Междуреченске «пьяных и не шахтеров», вице-премьер Сечин в Приморье — «жуликов», госпропаганда разного уровня в Калининграде и Москве - «несистемную оппозицию, пытающуюся захватить власть». Вполне вероятно, что в каждом частном случае какие-то внешние интересанты были (пикалевский конфликт с перекрытием трассы, кажется, был прежде всего конфликтом собственников разных активов), но ведь и протест был.
Так вот, возвращаясь к «обычным забастовкам»: вытесняя их из легальной сферы — в том числе в силу запрета бастовать врачам и учителям, работникам транспорта и сотрудникам госорганов — власть сама спровоцировала рост глухого недовольства.
А в результате невозможности решения чисто трудового конфликта непосредственно на месте и без особого риска, неработающего механизма медиации, сочувствия закона и суда интересам собственников, а не работников, бесполезных легальных профсоюзов, рано или поздно конфликт становится политическим, а не трудовым.
Противником становится не собственник или работодатель, а мэр, губернатор или даже «действующий премьер». А в силу многих обстоятельств, в первую очередь политики государства и его агентов, это не так уж и несправедливо.
Именно в этом смысле «Болотная» - это такая же «забастовка», как «обычная» забастовка работников ООО «Бентелер Аутомотив» (ее ЦСТП называет мартовской «забастовкой месяца»). Москва — город чиновников и штаб-квартир крупных корпораций, этакая сервисная и управленческая служба всей страны. Здесь же находится и главный «собственник» и «работодатель» Всея Руси (можно и без кавычек, если понимать не Путина, а расширенно понимаемое государство). Однако здесь, как и везде, добиться легального решения вопроса невозможно. Здесь также стагнирует рост зарплат при росте коррупционной ренты чиновничества. Здесь, как и везде, этим очень многие недовольны.
Когда пропагандисты на свой манер воспроизводят тезис о «двух Россиях», они лукавят. И бастующий рабочий, и протестующий с «Болотной» движимы одним и тем же чувством — невозможностью решить проблему иначе, неким легальным способом. И прежде чем сравнивать столичные митинги с «арабской весной», не стоило ли их сравнить с Междуреченском или Калининградом?
