Уличнаяполитика последних лет демонстрирует раскручивание своего рода спирали насилия,взаимного подзавода разных сторон, применяющих его по отношению друг к другу.Более очевидны его проявления со стороны государства, но заметно повышениепорога допустимого насилия и со стороны оппонентов власти, не говоря уже о группировкахиз числа молодых людей, используемых для противостояния этим оппонентам. О том,как устроена спираль насилия, как она работает в нашей ситуации и как этуспираль развернуть назад, мы побеседовали с известным специалистом по проблемампсихологии насилия, заведующим отделом медицинской психологии Научногоцентра психического здоровья Российской Академиимедицинских наук, завкафедрой криминальной психологии Московскогогосударственного психолого-педагогического университета, заведующимлабораторией социологии девиантного поведения и здорового образа жизни детей иподростков Центра Социологии Образования Российской Академии Образования СергеемНиколаевичем Ениколоповым. Интервью взял Данила Розанов.
Какраскручивается спираль насилия?
С насилием практически всегда происходитнекая эскалация. Если одна сторона применяет насилие, то вторая в ответ на этоприменяет ответное насилие. Самая крайняя форма – террор, не государственный, ато, что мы называем терроризмом. Но терроризм возникает, как правило, вситуации, когда одна сторона чувствует, что нормальным, легитимным,демократическим способом (или даже с применением небольшого насилия – типа камнейв Химках) добиться ничего нельзя. Тогда следует переход к терроризму. Но первоначальноидет взаимная эскалация: c одной стороны применяетсянасилие, другая сторона на него отвечает. Первая увеличивает свою энергию, втораяотвечает тем же. Как правило, это продолжается до тех пор, пока одна из сторонне применяет некий достаточно разумный ход.
Каким может быть этот ход?
Сложившаяся ситуация требует анализа: какпоступить, чтобы обе стороны не потеряли лица. Каждый раз угроза самооценки исамосознания какой-либо сторон ведет к увеличению насилия. Один из самых яркихпримеров в русской истории – приход к власти Лорис-Меликова, так называемого «бархатногодиктатора». С одной стороны, у него полные полномочия и жесткая сила, с другой– диалог с революционерами и начало реформ. В результате страна начала выходитьиз кризиса. Второй пример – это Столыпин. Формы реагирования достаточнопрогрессивные при использовании жесткой силы, и революция 1905-1907 годазахлебывается, и начинается некая другая история. Это примеры выхода из тойпетли насилия, которая в России длилась бы еще дольше, чем мы предполагаем.
В современной ситуации требуется тожеразумное решение. Разумность не означает полного отступления одной силы переддругой. Не означает, что нужно наплевать на закон или, наоборот, признать, что законторжествует, какой бы он ни был. Должны быть найдены разумные компромиссы.
От кого должна исходить инициатива?
От сильной стороны, естественно. Слабая можетлибо сдаться, либо продолжать что-то предпринимать. Сильная сторона, если онапонимает, что одной силы не хватает, должна размышлять о том, что она еще можетсделать, чтобы выйти из ситуации нарастающей конфронтации, не ведущей никуда.
Это проблема либо неординарных политиков,понимающих нетривиальность задачи, либо, как в любой нормальной стране, должен существоватьмеханизм обратной связи. Для этого существуют социальные науки: психология,социология, история, в ряде случаев демография. Безусловно, то, что можноназвать этнологией или культурной антропологией, социальная география. Нодисциплины, которые я перечисляю, плохо развиты в нашей стране.
Тоесть функция обратной связи должна ложиться на плечи экспертного сообщества?
Да, но я не уверен, что у нас оно есть. Эксперт – это человек, который недолжен быть болельщиком, должен уметь понимать позицию каждой из сторон, уметьанализировать плюсы и минусы принятого решения: не перевешивают ли минусы позитивныефакторы. Сколько бы ни говорили о «смерти экспертов», мы видим, что во всехстранах существует экспертное сообщество. У нас же экспертами становятсяартисты, спортсмены. Словом «эксперт» у нас заменяется публичный человек:включите телевизор – там все «эксперты».
Какие факторы оказывают влияние наэскалацию насилия?
Работает то, что было в данной стране, врегионе, – история вопроса. У нас в стране насилие применяется по любому поводубольше ста лет, и люди, видимо, уже не обучены принятию решений разными способами.Или-или. У нас либо красная идея, либо белая. Если раньше белогвардейцы былиплохие, а красные хорошие, то теперь красные мерзкие, а белогвардейцы оченьхорошие.
Есть страны, которые пытаются этопреодолеть. Но нам в голову не приходит поинтересоваться, как это пошло вГермании, как прошло в Японии, в Испании.
Мы на первом месте по насильственнымсмертям у молодежи. Поэтому власть отлично понимает, что она должна вести себятак, чтобы у граждан было ощущение безопасности – у нас его нет. Если сравниватьс 90-ми годами – его больше, но если сравнивать с тем, чего хотелось бы, – егонет.
Большойрезонанс вызвал случай с так называемым «жемчужным прапорщиком», который вовремя разгона митинга несогласных в Санкт-Петербурге бил активистов дубинкой полицу, таскал за волосы и т.п. Как в таких случаях устроено восприятие другдруга у каждой из сторон?
Для такого вот прапорщика человек спротивоположной стороны – не человек, недочеловек. Происходит занижение,превращение человека в предмет. Так же, как это происходит во время боевыхдействий или во время уничтожения людей в концлагерях. Их просто перестают рассматриватькак людей. Как только он начнет рассматривать человека как человека, он будетвести себя иначе.
Осознание митингующих примерно такое же:милиционера видят как загородку, живой щит. В этом смысле они – не лучше.Ситуация совсем неоднозначная: и в той и в другой группе есть люди высокоагрессивные, которые просто хотят этой драки. Жертва тоже очень частопровоцирует. Но это не означает, что толпу нужно разгонять, и ее участникитакие же, как милиционеры. Они изначально в неравных условиях: у милиционеровесть дубинка, а у этих нет. Но то, что среди демонстрантов очень часто, я неговорю что всегда, есть люди, которые воспринимают полицию так же, как полициявоспринимает их, это факт.
Какпри этом работает механизм насилия?
Срабатывает очень четкий механизм –передача ответственности. Для любого человека, который разгоняет демонстрации,важно то, что приказ ему отдало высшее начальство. Он не размышляет, нравственноэто или безнравственно, – это начальство должно размышлять. Подчиненные, выполняякакую-то функцию, объясняют это агрессией по заданию: я-то хороший, а они мнеприказали. Это тот механизм, который проявлялся в тюремном экспериментеЗимбардо или в экспериментах Милгрэма.
Передача ответственности – «это моеначальство приказало» – позволяет увести в беспредел.
Какие еще факторы усиливают агрессию?
Личность этого прапорщика, история его жизни– не каждый же пойдет на такую работу. Умеет ли он еще что-то еще, кроме какразгонять. Важно знать, какой он, этот прапорщик: высоко агрессивный, низкоагрессивный.
В какой мере можно говорить опреднамеренной настройке силовиков на агрессию перед разгонами?
Какая преднамеренная настройка? Личныйсостав любой такой полицейской структуры учат разгонять: обучают разгону толпы,использованию дубинки, щитов. Если они этого не умеют, они бездарные – их самихнужно разогнать. А вот как они эти навыки применяют – это уже та самаяпроблема, о которой мы говорим.
Есть замечательная психологическаяработа, анализирующая историю полицейского германского батальона, которыйпосылают на расстрелы в Польше. Вначале людям – взрослым людям, не мальчикам, резервистам– говорят: вы имеете полное право отказаться, и никаких наказаний за это небудет. Какая-то небольшая часть отказалась – другие участвовали. После первогораза они мучились: их тошнило, они и плакали, рыдали. А потом постепеннопривыкли и уже сами рвались выполнять такие задания.
Ни один начальник не придет и не прикажетспециально бить по лицу, топтать женщин и т.д. Он скажет действовать поинструкции. Но сам факт того, что есть возможность сослаться на приказ,позволяет людям делать насилие все более и более изощренным. Это свойственно нетолько нашим милиционерам: посмотрите на любой разгон, западный или какойугодно, – все время что-то происходит. Если общество выделяет людей с такойфункцией – разгонять, – понятно, что нужно очень много сил на то, чтобыконтролировать, как они это делают.
Какиеесть способы контроля?
Это то, что называется социальныйконтроль над органами власти. Должен работать суд, мы должны знать, что имеемправо туда обращаться. При этом – знать свои права и обязанности, знать, когдамы имеем право это делать, а когда не имеем, и за что получим дубинкой поспине. А тот, у кого есть дубинка, должен знать, что он может с ней делать, а что– нет. В инструкциях все сказано. Вопрос в том, что будет, если люди выходят зарамки дозволенного. Ограничивает насилие понимание того, что ведется контроль:если выйдешь за рамки, тебя накажут. Если ничего не будет, тогда будетэскалация, если будет, то это сдерживает эскалацию.
Какустроены взаимоотношения милиции и общества?
Огромное количество исследованийпосвящено восприятию милиции обществом: ее боятся, она несимпатична и т.д.Возникает двойная петля: в такую организацию идут люди совершенно определенные– уважающий себя человек просто перестает туда идти. В свою очередь, процентромантиков, тех, кто хотел бы бороться с преступностью, наверняка уменьшился.Недавно я смотрел исследование: треть идет, чтобы получить доступ к власти.
Какая-то часть милиции считает, что она– часть этого народа и выполняет его волю и желания. Другая считает, что народ– это быдло, и им можно управлять, доить его, стричь, крышевать и т.д. Третьяне понимает, почему их никто не любит.
Давайтепроследим динамику акций арт-группы «Война». В мае этого года Леонид Николаевпо прозвищу «Леня Е..нутый» пробежался с ведром на голове по машине ФСО. Затемактивисты группы нарисовали фаллос на части разводного моста напротив зданияФСБ. А недавно они перевернули несколько служебных машин, утверждая, что внекоторых из них к тому же находились спящие сотрудники. В какой степени здесьможно говорить об эскалации насилия?
В самой прямой. Если бы мы не называлиэто «акция», мы бы назвали это обычным хулиганством – практически все ихдействия. И более того, большое количество населения, если бы относилось кмилиции хотя бы нейтрально, поддержало бы милиционеров против этих ребят.
Когда рисуют фаллос на Дворцовом мосту,это остроумно, понятно, и милиция не может в ответ на это сделать какую-тонасильственную акцию, потому что тогда они будет выглядеть идиотами: получается,что у них нет чувства юмора – они не поняли, как это смешно, когда подымаетсятакая вещь вместе с куском моста. А когда вы переворачиваете машину или бегаетепо ней, то милиционер, которому эта машина дорога, ведет себя как обычныйводитель. Что бы сделал обычный человек? Избил бы просто, да и все. И еще неясно, на чьей стороне был бы суд.
Сами такие акции только способствуютросту насилия, и, к сожалению, эхом будет избиение «несогласных», простыхмитингующих. А милиционеры будут объяснять это тем, что есть вот такие, ктоведет себя подобным образом. Когда жест сопротивления является достаточномиролюбивым, то и к нему относятся определенным образом: могут поймать,конечно, но не будут бить, просто отведут в участок, а потом отпустят. А когдаон ведет себя агрессивно, то и с ним будут вести себя агрессивно.
Еслисчитать правдивой историю о нападении на «жемчужного прапорщика» ипредположить, что это сделали сочувствующие его жертвам, можно ли считать, чтоэто действие совершено в той же логике?
Это такие взаимные действия, которыеведут к взаимной эскалации. При такой эскалации происходит генерализация: однинападают на милиционеров, милиционеры потом начинают жесточайшим образомразгонять любой митинг, и вы их уже остановить не можете. При встречемилиционер каждого из нас будет рассматривать как человека, который можетпоскакать по машине, сломать ему что-то и т.д. Вывод – на всякий случай лучшедать по голове. Когда митинг – с одной стороны, а его разгон – с другой, то мывидим, что насилие рутинно происходит с обеих сторон. Но как только одна сторонанарушила правила игры, все начинают их нарушать все более и более жестоко – дальшевзрывы.
Насколькоформа поведения во время акции у администрации вХимках соотносится с зарубежными образцами?
Очень похоже. За рубежом такое тожепроисходят. Крайние акции – разгромы в биологических центрах и т.д. Это несамое симпатичное, что может быть. Понимаете, если вы, защищая природу,начинаете, к примеру, обстреливать или поджигать помещение, где есть живыелюди, то через некоторое время выясняется, что у вашей основной цели нетсторонников. Либо ваши сторонники – это крайние маргиналы. Когда мы читаем пробольшевиков, мы понимаем, что в какой-то момент они могли создать обычнуюнормальную социал-демократическую партию, но этого не хотелось некоторым людям.И тогда они начинают маргинализировать саму партию с тем, чтобы власть ихнаказывала, а они бы шли в сибирские рудники – партия будет сплоченной, и можнобудет создать «орден меченосцев».
Чегодобились участники акции?
Власть получила подтверждение тому, чтоправильно делает, когда с ними борется.
Какобеспечить выход из спирали насилия?
Что касается спирали политическогонасилия, она в истории всегда была. У нас в стране она колеблется примерно водном диапазоне, не достигая экстремальных точек – эскадронов смерти, ксчастью, у нас нет. Проблема заключается в том, что страна живет в культуренасилия. Поэтому нужно одновременно улучшать полицию, активно бороться сдомашним насилием, с насилием в школе, дедовщиной в армии – во всех местах, гденасилие поднимает голову. Нужно этим заниматься, потому что каждый такой прорывлегитимизирует насилие. И не самое острое в этом смысле государственное насилие.Когда всюду в этом смысле одинаково: дома родители имеют право бить друг другаи бьют ребенка, в школе – тоже, на улице – тоже, – откуда возьмутся кроткиемилиционеры-ангелочки?
Если мы хотим получить достойныхмилиционеров, мы должны все это отслеживать, потому что милиционером становитсячеловек, которого били в детстве. Проблемой насилия нужно заниматься всерьез.
Какуровень насилия связан с политическим режимом?
Чем более авторитарен режим, тем большеагрессии. Так, для диктатуры характерно сводить счеты с политическимипротивниками вплоть до летального исхода и не волноваться за наступлениеответственности. Чем демократичнее режим, тем чаще встает вопрос о том, куда выможете применить насилие. Если его больше, чем это разрешено, происходитследующее: суд и прокуратура будут против вас.
