Ушел из жизни поэт Глеб Яковлевич Горбовский. «Полит.ру» публикует воспоминания о нем Евгения Юрьевича Каминского.
Помню, в 1988 году, кажется, положил в его почтовый ящик свою первую книгу стихов «Естественный отбор». Ответа не ждал, потому что не оставил с книгой обратный адрес. Пусть просто почитает. Окуджава, Шефнер и Дудин прислали мне в письмах свои поздравления и некоторые соображения (весьма дружелюбные) по поводу «Естественного отбора» (у них был мой адрес). А отзыв Горбовского мне почему-то не требовался. Послал, чтоб почитал и все, просто чтоб знал. Совсем как Бобчинский с просьбой Хлестакову сообщить при встрече Государю о том, что, мол, живет такой помещик Бобчинский на земле русской…
Его стихи… Особенно хороши пятидесятых, шестидесятых годов – пронзительные до слез, прозрачные, как горный воздух и очень горячие. Стихи, от которых дух захватывает: неужели можно вот так – просто, глубоко. Так глубоко, что можно падать и падать в них, а дна все нет и нет. Летишь в пропасть – и нет тебя счастливей. Такие стихи рекомендуется читать всем, но особенно тем, у кого уже ничего не осталось в жизни. Читать и жить этим чтением. Жить стихами. Они, как искусственное дыхание, когда уже нет сил дышать. Они - дар поэта Горбовского человекам. Так дарить может только Бог.
Помню, в девяностые Горбовский пропал, выпал из литературной жизни. Говорили: бросил пить, завязал и стихи из него ушли. Стихи ушли, и поэт ушел в монастырь. Послушником, подумал я тогда. Это в нем отец старовер заговорил. Староверы люди сугубые. Бог для них – прежде всего. Но поэт-то не может быть монахом. Не получится. Монашество – дар. Поэзия – тоже дар. Но если от первого, порой, бегут, то от второго не отказываются даже на смертном одре.
В нулевые поэт Горбовский вновь всплыл в питерской литературной жизни. Приносил в журнал «Звезда» свои новые стихотворения, правда, не такие пронзительные, не такие прозрачные, не такие горячие, как когда-то. Но – стихи, которые и сегодня, обойди все толстые литературные журналы, не сыщешь в достатке, чтобы наесться этим горним, божьим вдоволь, от пуза. Помню его в «Центре современной литературы и книги» на Васильевском острове, прежнего, видимо, хорошо выпившего накануне, делающего пару спасительных глотков коньяка и вновь оживающего для поэзии. Прежней славы не было, денег тоже не было, но стихи были - шли, сочились тоненькой струйкой.
А что еще надо поэту?!
Потом, в 2012 году, в Белоруссии ему дали денег – вручили литературную премию за былые заслуги. Чужие дали из уважения и по доброй памяти о временах, когда человек еще вконец не расчеловечился и очень даже мог «положить живот свой за други своя». Чужие дали, а своим, тем самым, которые культуру в России «окучивают», плевать было на поэта Горбовского: «А это кто такой? Он что, жив еще? Почему жив?»
Но поэт жил еще и еще, терпел наступившие времена волатильности и целесообразности, в которых давно нет места человеку. Времена, которые изо всех сил пытались отменить поэзию Глеба Гарбовского и русскую поэзию вообще, заменив ее пустотой, обзывающей себя верлибрами. Поэту главное было претерпеть. Потому как претерпевший до конца, спасется.
Теперь его место на небесах. Ведь все, что у него было, он отдал своему дару. Отдал, чтобы остаться ни с чем и, значит, получить всё. Поэт Горбовский отработал Богу свой дар. И поэтому за него можно не волноваться. Он спасся.
