Диссиденты, ставшие на скользкий путь противостояния власти – или просто поскользнувшиеся ненароком о какой-нибудь исходящий акт Органов – на зоне сталкиваются с недоумением. Судя по их рассказам, в последние годы их редко осуждают, чаще уважают, но неизменно задают вопрос: зачем было связываться? Жизнь была сытая, допустим, работа непыльная, личные обстоятельства живописные, чего еще надо? А старший по бараку относится к "несогласному" с опаской: с другими все ясно, а этот как бы не нагадил. Есть принцип коллективной ответственности. Если что, мы все под ударом. Он, понимаешь, хочет человечество осчастливить или какие там у него планы, а нам тут жить. Надо же было ему угодить именно в наш барак.
Говорят, что отвечать на вопросы в таких случаях сложно. Интерпретация любого сообщения зависит от личного опыта. А опыт у вас с собеседником разный.
Мотивы Сноудена, который сообщил человечеству о тотальной слежке, осуществляемой NSA, нарушив при этом различные американские законы и внутрикорпоративные предписания, продолжают обсуждаться. В разных странах и на разных языках, соответственно. У нас одним из самых громких мнений о Сноудене стало высказывание Юлии Латыниной:
А в Германии, скажем, 50% граждан считают Сноудена героем, и 35% заявили, что согласны укрывать его в своем доме. Европейские правительства отнеслись к сообщению Сноудена более чем серьезно, и нашли в нем важнейшие для себя реальные факты.
Сам Эдвард Сноуден на вопрос о том, кто он, герой, предатель или, как иногда передают газеты, "нечто промежуточное", отвечает: "Я не предатель и не герой. Я американец." И может показаться, что по-русски это звучит странно. В русской литературной традиции встречаются благородные предатели Родины. Иннокентий Володин, герой романа Солженицына "В круге первом", узнав, что советская разведка украла у США секретные разработки, материалы по атомной бомбе, звонит в американское посольство и сообщает об этом по телефону. Но движет им не патриотизм. Он из первых рук знает, что за безумные людоеды сидят в правительстве. Представляя, что будет, если им достанется атомная бомба, он тревожится о судьбе всего человечества. Никто не поручится, что его расчет был верен. Есть основания полагать, что один людоед с большой дубиной для простого человека опаснее двух людоедов с дубинами равноценными: пока они угрожают друг другу, он может передохнуть. Ни один советский человек не усомнился бы в том, какой приговор вынес бы герою Солженицына Верховный суд; предателем Родины Иннокентий был бы объявлен однозначно. Высший суд – дело иное.
А вот в случае Сноудена американский народ в едином порыве – ничего такого не сказал и не сделал, и не сплотился все сильнее вокруг. Многие российские комментаторы торопятся поддержать американский народ и клеймят предательство молодого диверсанта.
Между тем, мнения американцев относительно того, принес ли поступок этого человека пользу стране или вред, разделились пополам. По вопросу о том, кто же такой Сноуден, 55% его соотечественников склоняются к определению, которое на русский язык переводится плохо. Они считают, что Сноуден – whistleblower, то есть тот, кто выводит на чистую воду безобразия, творящиеся за закрытой дверью, внутри той или иной организации. Это может быть что угодно: нарушения закона или конституции, мошенничество или просто свинство со стороны вышестоящих товарищей, акты злоупотребления властью. "Whistleblower" – буквально "дующий в свисток". У термина есть история, а у "дующих в свисток" (как это делает судья в спорте при грязной игре) – вполне конкретный юридический статус: закон их защищает, деятельность их одобряется и приветствуется.
В 1777 году в ходе Войны за Независимость США двое морских офицеров публично объявили, что главнокомандующий Континентального Флота Эзек Хопкинс подвергал пыткам британских военнопленных. Хопкинса лишили должности. Тогда он вернулся в свой штат (виновники краха его карьеры Ричард Марвен и Самюэль Шоу были его земляками, а его родной брат там же – губернатором), и подал на офицеров в суд, обвиняя их в клевете. 30 июля 1778 года Континентальный Конгресс единогласно принял закон в поддержку "дующих в свисток". Мало того, новый закон потребовал подобного поведения от всех служащих Соединенных Штатов: покрывать злоупотребления начальства с этого момента сделалось не только неэтичным, но и преступным.
На французский язык "whistleblower" в данном значении переводится как "Lanceur d'alerte" – тот, кто дает сигнал об опасности, призывает к бдительности. На немецкий – Ein Whistleblower. А на русский – "информатор". Может показаться, что наш язык создан для сверхжесткой корпоративной этики: даже если начальство младенцев жрет, не моги рассказать о том посторонним людям, а то будешь подлый осведомитель! На самом деле европейская терминология и сама ведь довольно молодая, ей всего лет сорок с хвостом. Практика показывает: сначала юридическая защита, потом общественное мнение подтягивается, потом возникает годное слово. Производство законов у нас ушло в другом направлении, но вот что до общества – в нем явно есть люди, которые допускают, что отдавать младенцев на прокорм начальству может оказаться несколько неэтично. Не все, конечно. Но есть.
