Российский Центр управления полетами в подмосковном Королёве отмечает в октябре 2010 года полувековой юбилей. Гость программы "Космическая среда" от 15 сентября 2010 года на радио "Голос России" - Владимир Соловьев, первый заместитель генерального конструктора РКК "Энергия". Интервью взяла ведущая программы - Мария Кулаковская.
Полит.ру перепечатывает транскрипт разговора.
Мария Кулаковская и Владимир Соловьев. Фото Голос России
Кулаковская: В нашей студии первый заместитель генерального конструктора РКК "Энергия" Владимир Соловьев. Владимир Алексеевич, вы руководите полетом российского сегмента МКС, имеете самое непосредственное отношение к работе Центра управления полетами. В октябре этого года мы будем отмечать 50-летие Центра. Просим вас рассказать об истории ЦУПа. Известно, что управление первыми запусками Сергей Павлович Королев проводил прямо с Байконура. Позже Центр управления полетами переехал в Евпаторию, а в Королеве прописался только в начале 1970-х.
Соловьев: История достаточно значительная, как вы сами сказали, 50 лет. Действительно, первый полет... Слава Богу, еще живы те специалисты, которые участвовали в управлении полетом Юрия Алексеевича Гагарина и вели с ним переговоры. Это совершенно легендарные люди, которые помнят, как из КУНГов (КУНГ - это вагончик, дословно - комбинированное укрытие нулевого габарита), оснащенных антеннами, велись переговоры с Гагариным, с Титовым, с первой плеядой космонавтов.
А потом под Евпаторией на небольшой сопке был построен наземный измерительный пункт. Он был центральным. Центр управления полетами - это некое ядро, узел, который собирает информацию из хорошо развитой наземной, а в свое время даже морской, периферии. В Тихом океане и в Атлантике плавали суда, от которых Центр управления полетами принимал информацию.
Период становления Центра уже в подмосковном городе Королеве был ознаменован тем, что сформировалась индивидуальная служба эксплуатации, служба управления полетами. По сути дела, до этого разработчики бортовых систем кораблей, станций на какое-то время оставляли свою работу - проектирование, испытания. Сначала уезжали на Байконур, где проводили наземные испытания, затем пуск. И после пуска самолет летел прямо с Байконура в Евпаторию. На Байконуре наши специалисты довольно неплохо зарабатывали, там были какие-то коэффициенты, они получали деньги. А потом они летели в Евпаторию. Было море, солнце, замечательное сухое вино. Город Евпаторию тогда называли Южноминусинск, потому что юг здорово уменьшал содержимое наших карманов.
В начале 1970-х годов, когда родилась идея создавать Центр управления полетами под Москвой, огромную роль сыграл Алексей Станиславович Елисеев. Он стоял у истоков создания специализированной службы, которая была, как сейчас говорят, заточена именно на то, чтобы вести летные космические испытания, а в дальнейшем - эксплуатацию того, что было создано. В основном, это касалось пилотируемых аппаратов. Хотя потом быстро полетели сопутствующие автоматы, появились грузовые корабли "Прогресс", автоматические модули, которые мы стыковали к станциям "Салют", к "Миру". Таким образом сформировалось то, что сейчас называется Главной оперативной группой управления (полетами).
Кулаковская: Сколько человек?
Соловьев: По-разному. У нас работают четыре смены. В наших залах всегда горит свет: и в субботу, и в воскресенье, и ночью. Все построено таким образом, что даже если что-то отказывает, есть определенные резервы, которые позволяют быстро, в течение одной паузы между сеансами связи, пересадить эту смену. Станцию, космический аппарат за хвост не остановишь. Тут очень важна надежность работы.
Кулаковская: А сколько раз связывается ЦУП с космонавтами?
Соловьев: Сейчас средства информации таковы, что мы можем практически в любое время и поговорить с космонавтами, и включить телевидение. А на начальном этапе у нас была так называемая шестнадцативитковая схема. То есть, в сутки наш космический аппарат (оборачивался) вокруг Земли 16 раз. Из этих 16 витков где-то на девяти, может быть, на десяти витках мы могли слушать космонавтов и разговаривать с ними.
Кулаковская: Именно разговаривать? Не посылать какие-то сообщения, а говорить?
Соловьев: Это были и командная связь, и получение обратной информации, телеметрии. Мы разговаривали, давали советы. Наш космический аппарат управляется из двух источников. Во-первых, на самом аппарате есть довольно развитая автоматика, которая позволяет выдавать определенные автоматические команды. Кроме того, мы стараемся не загружать космонавтов рутинной работой. Все это делает Земля. Она выдает определенные команды, часто массирует довольно сложную цифровую информацию. Часть оперативных работ ведут сами космонавты. У них есть бортовая документация, море книжек, по которым они работают. Эти книжки очень часто корректируются с помощью наших радиограмм.
Наша отличительная черта заключается вот в чем. Все, что вы делаете на Земле, можно как-то повторить. У нас очень часто в ходу бывает такое слэнговое выражение - "приступаем к необратимым операциям". Необратимая операция означает, что ты что-то сделал, и начинается расход электроэнергии, расход топлива, расход времени. Это все то, что мы сейчас вместе с американцами и европейцами называем невосполнимым ресурсом. Конечно, здесь нужен определенный психологический настрой, понимание того, что все проверено и надо не бояться и делать дальше.
Кулаковская: Мы вернемся к истории Центра. Владимир Алексеевич, я слышала о мнении, что самоуправление полетами ведется не из Королева. Вроде бы картинка, которую показывают по телевизору, сделана только для телезрителей, а самоуправление ведется где-то в другом месте. Это правда?
Соловьев: Это что-то сродни американскому фильму "Ангар-16". Когда американцы якобы не полетели на Марс и все время дурили голову общественности, что они на Марсе. У нас все честно. Действительно, я только что приехал из Центра управления полетами, где мы сегодня проводили довольно интересные работы. В воскресенье состыковали грузовой корабль "Прогресс". Все честно, все без обмана. И я вам ответственно заявляю, все это делается из Центра управления полетами в подмосковном городе Королеве.
Кулаковская: Сейчас началось строительство космодрома "Восточный", который от Москвы отделяет шесть часовых поясов. Скажите, там будет свой Центр управления полетами? И нужен ли он вообще?
Соловьев: Там планируется некий центр управления полетами, который предположительно вел бы управление на начальном ракетном участке. Идут так называемые активные выведения: 10 минут работают двигатели, от ракеты выводится космический аппарат. В этот момент собраны колоссальные мощности. Человек просто психологически не в состоянии реагировать так быстро. По большей части там работает автоматика. Тем не менее, есть ряд команд, настроенных, в основном, на спасение аппарата, на спасение экипажа. Эти команды выдаются из центра управления полетами.
Хотя в целом, когда космический аппарат находится на орбите, совсем необязательно строить центр управления полетами рядом с космодромом. На мой взгляд, его как раз целесообразнее строить с теми коллективами и организациями, которые разрабатывают космический аппарат. Эти коллективы, как правило, имеют очень серьезную тренажную базу, хорошо развитые модели. Это основные компоненты управления полетом.
У нас есть такой закон - в первый раз мы никогда не делаем на космическом аппарате что-то неизвестное, чтобы чего-то не поломать. Все неизвестные вещи, непонятные команды, динамический режим, сложные сутки работы экипажа мы всегда сначала проигрываем на наземных средствах - на тренажерах, моделях. После этого уже приступаем к реальному управлению. Сейчас на Международной космической станции идет распределенное управление, как мы называем это в наших кругах. У нас появляется космический аппарат. Предположим, он летит с запада на восток. Сначала космонавты слушают рекомендации Центра управления в Хьюстоне, в Америке. Потом перебираются в Европу. Это происходит достаточно быстро, но, тем не менее, вступают в работу Тулуза, Оберпфаффенхофен, центр управления под Мюнхеном. Потом - наш Королев.
Кулаковская: То есть, по очереди?
Соловьев: Да, у нас есть такое взаимодействие. При этом взаимно выручаем друг друга. С одной стороны, мы должны работать каждый со своим бортом - есть российский сегмент, есть американский сегмент, есть европейский модуль "Колумбус", есть японский модуль. Если сейчас на борту шесть космонавтов, они весь виток могут получать с разных определенных точек Земли какие-то рекомендации, команды. То есть, ни минуты покоя. Когда летал я... Да и сейчас иной раз космонавты говорят ЦУПу: "Ребята, связь заканчиваем, давайте поработаем немножко". Иной раз замучивают советами с Земли. Центру управления полетами нужны живые мозги.
Когда заходишь в зал управления, всегда бежит время. Это время либо до следующей зоны, когда можно разговаривать с космонавтом, выдавать команды, либо это время до завершения зоны. Я обратил внимание, что сотрудник смены, который заходит в зал управления, первым делом смотрит на время - сколько ему осталось до сеанса связи. С другой стороны, когда идет какая-то активная деятельность, а сеанс связи заканчивается... Сначала есть десятки минут, потом минуты, а потом уже секунды, и иногда что-то не получается, что-то не успеваешь.
Временами есть своеобразный драматизм в разных точках, в зависимости от того, на кого ложится центр тяжести этого сеанса. Кстати, очень важно все увидеть и погасить этот драматизм. Как говорил Райкин, народ на пожаре гибнет не от огня и дыма, а от паники. У нас есть закон: не бегай по ЦУПу. Если побежишь, многие подумают, что что-то произошло. Есть поговорка о том, что во время войны бегущий генерал вызывает панику, а в мирное время - смех. Здесь что-то в этом же духе. Мне бы очень не хотелось, чтобы по ЦУПу бегали. Нужно, чтобы люди ходили спокойно и всегда были готовы ко всем возможным и невозможным ситуациям. Как у нас говорят, к парированию ситуации.
Кулаковская: Как вы считаете, ЦУПу сейчас нужна модернизация? Как вы оцениваете его состояние?
Соловьев: Вот в чем дело. Во-первых, она все время ведется. Техника развивается. Центр управления полетами - это некий инструмент управления очень сложными космическими аппаратами. Мы в высшей степени заинтересованы, чтобы эти космические аппараты были максимально эффективны. Вся космонавтика - это медаль, имеющая две стороны. С одной стороны, вы получаете механизм, с помощью которого вы исследуете космос. А с другой стороны, для того, чтобы вести эти исследования, вы создаете уникальные вещи - технические, технологические, организационные, которые можно внедрить в другие, традиционно отстающие рутинные отрасли, и таким образом их подтянуть.
Это то, что сейчас называется инновациями. То есть, это возможность изобретать новые вещи, которые можно внедрить в сельское хозяйство или в пожарную промышленность. Сейчас это очень актуально. Модернизация, безусловно, нужна, и она должна вестись. Она не может остановиться, потому что мы все время что-то создаем. Международная космическая станция, которая летает десять лет с небольшими ограничениями... Вместе с нашими американскими и европейскими коллегами мы уже восемь раз полностью видоизменяли интеллект всей станции. То есть, она уже восемь раз заново родилась.
Кулаковская: Это понятно. Сейчас все говорят о том, что будет с МКС после 2020 года.
Соловьев: Пока до 2020 года все главы государств договорились. Очевидно, что вечно летать она не будет.
Кулаковская: По вашему мнению, во что она превратится?
Соловьев: Трудно прогнозировать. Мне кажется, что нам нужно иметь возможность создавать на околоземных орбитах что-то, что могло бы потом летать. Причем летать на хорошем уровне. Это либо она, либо какая-то другая станция. Очень трудно преодолеть гравитацию, очень трудно выбраться из пут Земли. Можно проверить, собрать на Земле не очень весомые модули, а уже на орбите их испытать. Может быть, иметь даже предварительный экипаж, который бы обкатал собранный механизм, а потом уже привезти на станцию тех, которые полетят, допустим, в сторону Марса. Мне кажется, что на околоземной орбите мы сделали еще не все. Еще хватит потомкам на XXI век.
Кулаковская: Вы сейчас говорите как руководитель российского сегмента МКС. Вы оптимист? Владимир Алексеевич, в вашем лице мы хотим поздравить ЦУП с юбилеем. Пожалуйста, передайте наши поздравления. Вопрос такой, поскольку уж так получилось, что вы сегодня к нам пришли в студию. Скажите, как чувствует себя экипаж МКС? В частности, Федор Юрчихин, мой соведущий, мы вместе с ним вели эту программу. Расскажите, как он там?
Соловьев: Вообще, все благополучно. Они летают, выполняют программу. Временами они ошибаются, но это тоже нормально. У них дружный, слетанный коллектив. Было жаркое лето. И не только на Земле.
Кулаковская: Они это чувствуют?
Соловьев: Нет. У них было много выходов в открытый космос. Жаркое - с точки зрения работы. Они все достаточно хорошо преодолели. Очень скоро из шести человек экипажа трое возвращаются на Землю. Около 8 октября полетит очередной "Союз", который будет нести ...
Кулаковская: Я рассчитываю быть на Байконуре 8 октября.
Соловьев: Замечательно. У вас будет очень красивый старт. Вы из ночи вылетите и потом попадете на утреннее солнце, если не будет плохой погоды. Старт будет в два часа ночи по декретному, это в пять часов по Байконуру. У вас будет бессонная ночь, но старт будет красивый.
Кулаковская: У нас в студии был первый заместитель генерального конструктора РКК "Энергия", летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза, руководитель полета российского сегмента МКС Владимир Соловьев.
***
Смотрите также фоторепортажи Полит.ру из ЦУПа в Королёве:
