29 марта 2024, пятница, 00:30
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

03 июня 2014, 17:20

3 июня простились с классиком социальной психологии Галиной Андреевой

3 июня ученики и коллеги просились с крупнейшим отечественным специалистом в области социологии и социальной психологии, основателем кафедры социальной психологии МГУ, автором первого отечественного университетского учебника по этой дисциплине Галиной Михайловной Андреевой.

Галина Михайловна родилась 13 июня 1924 года в Казани в семье врачей, ее отец был профессором и заведующим кафедрой психиатрии Казанского медицинского института, а мать врачом-невропатологом городской больницы. После окончания с отличием школы в июне 1941 года Галина Андреева добровольцем ушла на фронт. До июня 1945 года она находилась в действующей армии, пройдя путь от радиста до начальника радиостанции и дежурной фронтового узла связи. Награждена боевыми наградами — орденами Красной Звезды и Отечественной войны 2-й степени, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».

После демобилизации летом 1945 года Г.М.Андреева поступила на философский факультет МГУ имени М.В.Ломоносова, и с этого времени ее жизнь связана с Московским университетом. После окончания аспирантуры в 1953 году и защиты кандидатской диссертации преподавала на философском факультете МГУ. Галина Михайловна принадлежит к первому поколению российских социологов, которые сформировали облик отечественной социологической науки. В 1965 году Г.М.Андреева защитила докторскую диссертацию, содержание которой отражено в ее первой книге «Современная буржуазная эмпирическая социология» (1965), а в 1969 году организовала на философском факультете кафедру методики конкретных социальных исследований — первую университетскую социологическую кафедру в стране. Учебное пособие «Лекции по методике конкретных социальных исследований», вышедшее под редакцией Г.М.Андреевой в 1972 году, стало настольной книгой студентов, проводивших эмпирические исследования в социологии, а позже и в социальной психологии.

В 1972 году по приглашению основателя и первого декана факультета психологии МГУ А.Н.Леонтьева Галина Михайловна создала на факультете психологии кафедру социальной психологии.

Мемуарный очерк о ней написал психологи и общественный деятель Леонид Гозман. Мы процитируем его фрагменты:

«Умерла Галина Михайловна Андреева, профессор, академик и много-много других званий. Всего несколько дней не дожила до девяноста.

Но профессоров и академиков много, а она была одна. Я хочу рассказать, каким она была удивительным человеком, хочу, чтобы вы поняли, кого мы потеряли. Я знаю, что у меня это не получиться – передать и обосновать – а впрочем, надо ли обосновывать? – то восхищение, которое она вызывала, невозможно. Однажды, к ее восьмидесяти пятилетию я уже попробовал это сделать – здесь будут куски и из того текста тоже.

Доводись мне отвечать на вопросы знаменитого теста Куна – кто ты? – одной из первых реакций было бы: «Я – ученик ГМ». Я уже сорок лет ученик ГМ – мы познакомились в 1974. Но я не могу написать о ней связный текст! И пять лет назад не получилось, и уж, тем более, не получится сейчас. Так, отдельные тезисы, может быть, они помогут вам ее почувствовать?

Никто из своих никогда не звал ее Галиной Михайловной – только ГМ. Это что-то то ли американское, то ли аристократическое – испанские гранды обращаются друг к другу на ты. В таком обращении есть некоторый элемент посвященности, привилегии.

Мне было дозволено так к ней обращаться с четвертого курса, когда она стала моим научным руководителем на созданной ею кафедре социальной психологии МГУ. Впрочем, социальной психологии в стране не было. Т.е. слова-то про социальную психологию кто только ни произносил, и структуры создавались, и ученые советы работали. Многие считали, что для занятий социальной психологией, кроме защищенной когда-то диссертации по истмату, да классового чутья, вообще, ничего не нужно – разоблачай себе антинаучные западные теории и живи спокойно. Но всем, в том числе, по-моему, и разоблачавшим, было понятно, что важно не то, что говорят и пишут они, а то, что говорит ГМ. Наверное, они ее за это не сильно любили.

ГМ – это и была советская социальная психология середины семидесятых, как впрочем, и в последующие годы. И эта социальная психология была молодой, оптимистичной, если хотите, радостной. Даже стоявший на кафедре диван веселого салатно-зеленого цвета контрастировал с солидно-темной мебелью, доминировавшей на факультете. Да и вообще, в наших научных и не научных учреждениях.

Кафедра не был диссидентской, но дух вольнодумства там ощущался совершенно явственно. Делались, разумеется, все ритуальные поклоны во все предписанные стороны, но социальная психология, создававшаяся и структурировавшаяся здесь, ориентировалась не на сакральные тексты, а на реальную, бурно тогда развивавшуюся во всем мире науку. И это все ГМ. Она хотела, чтобы здесь у нас была не провинция, не племя, поколениями развивающее и улучшающее каменный топор, искренне считая его вершиной технической мысли, но современная наука, которая не может быть ничем иным, кроме как частью науки мировой. На кафедре читались курсы о социальной психологии на Западе, приветствовалась апелляция к тому, что происходит в мире. Студентов побуждали читать зарубежных авторов. И все это не для того, чтобы в очередной раз убедиться в преимуществе наших официальных всепобеждающих идей. А чтобы понять, как много интересного и важного уже сделано предшественниками, чтобы почувствовать принадлежность к сообществу людей, занятых поиском истины в этой странной, еще недавно у нас не существовавшей и такой фантастически интересной науке – в социальной психологии. Кафедра был похожа на НИИЧАВО.

Секрет был в том, что ГМ нравилась социальная психология. Сколько раз, давая мне очередную книгу – а ей их присылали со всего мира, и ее библиотека всегда была открыта для нас – она с восторгом мне о ней рассказывала – как интересно, как хорошо написано. Про один огромный когнитивистский двухтомник, до которого никак не доходили руки – как и большинство интеллигентных людей, ГМ всегда больше симпатизировала именно когнитивизму - она сказала: «Вот прочесть это и умереть!»
<…>

ГМ – удивительный научный руководитель. Такое впечатление, что она хотела довести до совершенства каждую курсовую работу по психологии на заказ – читает, встречается с каждым студентом по двадцать раз, комментирует каждую строчку. А когда речь идет о диссертациях, то, если она убеждается, что соискатель не способен воспринять ее требования, то вписывает в текст целые куски. Я видел диссертацию одного ее иностранного аспиранта после ее правки – машинописного текста не было видно вообще, каждая строчка была аккуратно зачеркнута, а все свободное пространство, и между строк и на полях было занято новым текстом, написанным ГМ. Мы часто спрашивали ее, зачем ей это надо, зачем она тратит на это время? Вы хотите, чтобы этому или этой (далее следовало не слишком вежливое определение конкретного аспиранта) дали Нобелевскую премию? Она не объясняла - иногда смеялась, иногда сердилась. По-видимому, она органически не могла делать что-либо не просто плохо, а не полностью совершенно.

Мне кажется, что у нее все получалось лучше, чем у других и, такое впечатление, что легче, чем у других. Она прекрасно готовила – все ее сотрудники помнят ее пироги. Как-то на даче – она снимала в Переделкино, а мы – неподалеку, в Мичуринце – она с гордостью показывала мне, какая у нее замечательная выросла морковка. Причем, морковка не сама по себе выросла, а потому, что она, ГМ, разобралась в каких-то правилах ее выращивания и, несмотря на скептическую оценку соседей, именно эти правила и реализовала. Можно, конечно, смеяться, но морковка была, действительно, лучше, чем на всех соседних огородах. У нее всегда так.

А рядом с огородом, то ли на табуретке, то ли на каком-то маленьком столике стояла пишущая машинка, на которой ГМ каждый день, как бы между делом, писала десять страниц своего учебника по социальной психологии, того самого, который и сегодня является и лучшим, и самым распространенным учебником в нашей стране.

Ее литературный дар – это особая история. Еще на фронте она написала очерк на конкурс, объявленный «Комсомольской Правдой», и выиграла. Юрий Жуков, знаменитейший и могущественный тогда журналист, хотел отозвать ее с фронта, чтобы она стала работать в Комсомолке. Она отказалась, сказала, что надо довоевать. На фронте, кстати – на фронте, а не при штабе армии – она была с июля 1941 по май 1945.

Много раз я слышал ее доклады на конференциях и, конечно, ее лекции. До сих пор не пойму, что так завораживает в ее выступлениях. Даже самые скептические студенты признают, что она блестящий лектор. Логика, четкость? Да, несомненно. Но есть что-то еще – она сама, наверное. Когда она начинает говорить, все замолкают. Всем важно услышать, что она скажет, именно она, а не кто-либо другой.

В самом начале моего пятого курса ГМ сказала, что есть шанс – очень небольшой - оставить меня на кафедре в чине старшего лаборанта. Как, мол, я к этому отношусь – денег-то, практически, не платят, а у нас уже был ребенок? Если положительно, то она начнет действовать в этом направлении. Я, естественно, согласился.

Начался невидимый миру, но бурный процесс. Много позже я узнал, что ГМ давала ректору личные гарантии, что я не уеду. Причем, мне она этого требования не предъявила. Только потом, когда уже все было решено, попросила, если буду уезжать, предварительно уволиться с факультета. Новое поколение, слава Богу, не понимает, на какой риск она шла, но люди постарше все помнят. Я, кстати, уезжать не собирался, но она-то этого не знала.
<…>
У ГМ было очень много контактов с иностранцами, и как у зав.кафедрой, и как у члена президиума комитета советских женщин – кажется, это так называлось. За рубежом я с ней не был, но как она общается с иностранцами в Москве, видел. Ни разу, ни одним словом она не оправдывала беззаконие и тупость режима, но ни разу не сказала ни одного плохого слова о своей стране. Прекрасно понимая, что все, что она говорит, вполне может пойти в органы, в разговоре с иностранцами, да еще и в присутствии стукачей (не знаю, какое сейчас следует политкорректно, не оскорбляя чувств, называть эту профессию или это призвание), она оставалась такой же спокойной и ироничной, как у себя на кафедре. Уверен, что все ее иностранные собеседники после разговора с ней начинали относиться к нам лучше. Это потому, что в отличие от тогдашних и сегодняшних демагогов ГМ всегда была патриотом и гражданином. Простите за высокий стиль, но это правда.

ГМ в гуманитарной среде очень известный человек и мало кто относится к ней равнодушно. Сильно любят или сильно не любят. Удивительным образом среди тех, с кем они взаимно симпатизируют друг другу – были сплошь достойные люди. Ядов, Кон, Левада, Равич-Щербо. Не хочу называть ее врагов, но это люди, очевидно, и другого интеллекта, и других моральных качеств.

Ее отец и мать были медиками и в гражданскую добровольно пошли воевать на стороне большевиков. Это сейчас, через сто лет, многое понятно, а тогда это был естественный выбор для многих русских интеллигентов. Как естественным было решение ГМ в сорок первом году, в семнадцать лет пойти на фронт. Отвоевала, а потом поступила на философский факультет, выучила языки, основала кафедру, потом еще одну, нашу. Она создала науку, которой до нее в стране не было, написала блестящие книги, воспитала – в данном случае это вполне адекватное слово – десятки учеников.

По масштабу личности ГМ – человек класса Маргарет Тэтчер или, может быть, Екатерины. Не представляю себе работы, с которой она бы ни справилась. Годы ее царствования были бы золотым веком Империи.

Она не любила советскую власть, радовалась ее падению, никогда не поддерживала тех, кто мечтал о возвращении в светлое прошлое. Многие тогда списывали на систему свои бездействие, трусость, подлость. ГМ же считала - и учила этому других – действовать надо в том несовершенном мире, в котором мы живем, другого, лучшего не будет. Может быть поэтому, она всегда с симпатией относилась к проклинаемым ныне реформаторам, понимала их? Кстати, и интерес к политике, и либеральные установки она сохранила до конца жизни. Сын рассказывал ей об Украине за несколько часов до ее ухода.

Много лет назад, еще будучи ее студентом, я понял, как мне фантастически повезло – у меня есть Учитель. При этом я не могу определить, что это такое, как невозможно, несмотря на все диссертации, в том числе и мою собственную, под ее руководством написанную, определить, что такое любовь. Но в моей жизни есть человек, который показал мне, как надо себя вести, как надо относиться к людям и к работе, как сохранять достоинство, как держать удар».

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.